За Уральским Камнем - Жук Сергей Владимирович (бесплатные полные книги .txt) 📗
В небольшой протоке, близ поселения, расположилось плотбище. Здесь, вдоль береговых понтонов, тянулись плоты из бревен, явно пригнанных с верховий реки, а также пристани и стапели. Удивительнее всего выглядели большие поморские кочи, что не только ладились, но и вовсю строились на стапелях. Их было много. Те, что только при-шли, стояли на якорях в русле протоки, другие на пристани, некоторые лежали на берегу, уже приготовленные к зимовке. Такого братья никак не ожидали увидеть.
Само поселение тоже было непривычным глазу. Подобного по всей Лене, а то и по Сибири не сыщешь. Жиганск не выглядел типичным острожным строением, а более походил на десяток зимовий, неплохо укрепленных, но стоящих независимо друг от друга, но притом скученно, что порой их частоколы даже соприкасались. Между ними ютились избы, большие и малые, а то и просто землянки. Так что поселение оказалось большим и многолюдным. Жизнь здесь била ключом, а снующая детвора и множество собак усиливали это впечатление.
Прибывших никто не встречал. Ни дьячок с регистрационной книгой, ни стрелец из приказной избы. На них вообще не обращали внимание. Прибытие или отбытие промысловых ватаг здесь дело обычное. Кто-то приходит на ремонт или по другой нужде, кто-то разгрузить или продать добычу, а кто набрать из гулящих людишек ватагу. Промыслов здесь великое множество, один прибыльней другого. А где богатства копятся, там и разлад между людей случается, и воровские да разбойные людишки, как коршуны, слетаются. Так и возник вольный Жиганск, живущий по законам интересов промысла и силы.
Братья Шорины, оставив Игнатия с Вульфом сторожить ладью, поднялись по деревянной лестнице к поселку. Молодые годовалые псы с диким восторгом принялись облаивать незнакомцев, источающих незнакомый, не жиганский дух. Это были те удивительные остроухие собаки, что сама природа создала для Сибири. Они жили возле человека и выполняли все его прихоти. Сторожили скот и жилье, выслеживали и гоняли зверя, перевозили грузы, но все равно были частью дикой природы. При необходимости могли самостоятельно прокормиться охотой, подпитывая при случае свое племя кровью песца или волка. Вскоре этих годовалых псов люди приставят к делу, а сейчас, накручивая хвостами, более красуясь друг перед другом, они лают с восторгом молодыми не охрипшими на морозе глотками. Так же как налетели всей стаей, так и снялись. Скоро их лай уже раздавался в еловом околке, что сохранился благодаря своей хилости. Собаки учуяли белку. Теперь с не меньшим восторгом они крутились под деревом, скаля пасти и кусая колючие ветки, а белочка, замерев на верхних ветках, удивленно, по-детски, видимо, тоже первый раз в жизни, наблюдала за происходящим.
Первое зимовье, что попалось по дороге, оказалось пустым. Калитку никто не отворил, а вот собак было натравил мужик, который приглядывал за зимовьем. Припадая на калеченую ногу, он подошел к оплоту и внимательно осмотрел братьев с ног до головы. Удовлетворив свое любопытство и оставшись, видимо, довольным, спросил:
– Чего шляетесь по дворам? Покою от гулящих нету!
– Мы, мужик, не гулящие, а служилые государевы люди, даже грамота есть, царевой рукой писаная.
– Принесла же нелегкая! – выругался сторож и тут же заявил: – На постой незнакомцев не пущаю, тут не заезжая изба и не корчма!
– А где заночевать можно? С дороги мы, устали, да и банька не помешает.
– Ступайте в корчму к Прокопу, с ним сговоритесь. Она там, за овражком.
Братья переглянулись.
– Что за дела? Вот тебе и Жиганск! Даже корчма имеется.
– Здесь не только корчма имеется, но и кабаки, блядни и бани кабацкие, – хихикнул мужичок.
Петр и Тимофей зашагали указанной тропинкой. Дорогой миновали еще одно зимовье.
Здесь мужики ладили собачьи нарты, волокуши и потяги. С первым снегом уйдет артель на промысел. И хоть на дворе сентябрь, до него остается не более месяца. Так что торопятся покрученики. Старший говорит, что пойдут на реку Олейкму. Прошлую зиму каждому покрученику по десять сороков досталось. Места там шибко богаты соболем.
Сейчас их переполняют планы и надежды. О немыслимых тяготах, связанных с таким промыслом, даже не думают. Подумаешь, морозы под пятьдесят градусов, недельные метели, два месяца тьмы, и все это будет длиться более полугода. Ведь зима в этих краях до восьми месяцев держит свою вахту. О том даже никто не думает и не беспокоится, все это здесь норма, сколь тяжелая, столь и привычная.
Корчма оказалась большой избой. Со всех сторон Жиганска тянутся сюда набитые тропы. Для удобства через болотины и ручейки гати и мостки соорудили, чтобы по пьяному, загульному делу не завалиться где-нибудь.
Хозяин тут – Прокоп, купец из Пустозерска, занесла его нелегкая судьбина в эти края с поморами. Уже и кладовые от добра ломятся, а все съехать не может. Жадность, как болезнь, поразила его разум и плоть, каждый год собирается вернуться в Пустозерск и откладывает.
Нынче в корчме не особо людно, дело к зиме, промыслы на носу. Лишь гулящие, что не определили еще свою судьбу, пропадают здесь. Прокоп и в долг отпускает, на то книга имеется, где все прописывает. Свое он возьмет с лихвой, ни копейки не упустит. В оплату берет что угодно: собольи меха, рыбий зуб, заморные кости, – на все у него своя цена и свой пересчет.
Петр и Тимофей с удовольствием попали в тепло протопленной избы. Тесаные столы и лавки уютно и надежно приняли их. Печь, оборудованная трубой, – большая редкость. Лишь воеводы да приказчики позволяют себе такую роскошь.
Завидев пришлых незнакомцев, Прокоп их сразу оценил наметанным глазом.
– Господине изволят откушать? – подлетел он услужливо.
– Тебя Прокопием кличут? – осведомился Тимофей.
– Так оно и есть, родители Прокопием нарекли, так и крещен, а вас как величать изволите?
– Князья Шорины. Я – Петр, а это брат мой Тимофей. Прибыли по государеву делу, – как можно солидней представился Петр. – Сказывают, что ты более всех здесь ведаешь. Вот и подмоги нам жилище сыскать, а то по воде только прибыли. Там, на берегу, и ладья, и товарищи наши.
– Не извольте, господине, беспокоиться, это в аккурат по моей части, как раз избушка гостевая пустует. Сию минуту велю убраться и протопить. Ладью пристрою у пристани, поклажу доставим и товарищей сопроводим. Только князья пускай не обессудят и заплатят наперед. Мы люди бедные, каждая копеечка на счету.
Денег у братьев не было, поэтому пришлось достать золотник. Прокоп осмотрел самородок, попробовал на зуб, а затем тщательно взвесил.
– Чуток более гривны будет, – сообщил он дрожащим голосом и, пряча в кованый ларец, добавил: – Будете съезжать, расчетец и подведем.
– Что-то я, Прокоп, не возьму в толк. В Жиганах кто от государя нашего Михаила Федоровича слово говорит и законом правит? Воевода, голова, дьяк или приказчик какой? – не сдержав любопытства, спросил князь Тимофей.
Мужики, что были в корчме и ввиду бездельной своей корысти, с интересом ловили каждое слово, на этот вопрос князя дружно засмеялись.
– Что ржете, бездельники! Марш уголья каменные копать, а то задарма более не дам харчеваться! – по-господски прикрикнул на них Прокопий. – Господине князья только прибыли, откуда им знать наши обстоятельства тяжкие! Некому тут нас ни судить, ни защитить. Приезжал прошлым годом голова таможенный, остался в наших гиблых местах и сгинул, болезный. Только труп и нашли, волками да песцами обглоданный. Приказчик из Нового Ленского острогу нынче приезжал. Проигрался в зернь Петруха дочиста. Всю свою казну соболью, что здесь собрал, тут же и оставил. Хотел отыграться, так я ему денег не дал. Тогда он девку свою продал за полгривны, и те проиграл без остатка. Голый отсюда убежал. Так и живем мы тут, как сироты, без пригляда государева.
Удачным образом обернулся разговор, братья даже не чаяли. Для пользы дела сговорились свой интерес до поры в тайне держать. Тут подошли Вульф с Игнатом. Усадив их рядом, князь Петр вновь кликнул хозяина:
