Джура(ил. И.Незнайкина) - Тушкан Георгий Павлович (читать книги онлайн полностью txt) 📗
Шараф, маленький и полный, с черными сверкающими глазками, чуть не присел от неожиданности. Будь это кто нибудь другой, а не Максимов, тот свалился бы с лошади, сраженный пулей в голову, но это был Максимов. Шараф испугался: не было у Максимова ни одной неудачи. Раз Шайтан здесь — значит, дела его, Шарафа, действительно очень плохи. Ему только что донесли о поражении басмачей на границе. Даже сюда явился сам Тысячеглазый! Толпа стояла затаив дыхание и с любопытством ждала, что будет. Многие видели Максимова впервые, но слышали о нем все. Седло, украшенное серебром, красная бархатная попона с золотыми пятиконечными звездами, нагайка, уздечка и оружие у Максимова были богаче и лучше, чем у курбаши.
— А я приехал к тебе, Шараф, запросто, — сказал Максимов, — как к бывшему добротрядцу. Ты окружен. Думаю: «Чего зря людей бить? Он старый джигит, поймет, не будет рисковать людьми». Маленькие глазки Шарафа беспокойно бегали. «Правду или неправду говорит Шайтан? А может быть, это просто хитрость? Он один, а нас много», — соображал Шараф и быстро отстегнул кобуру. «Ага, — решили басмачи, — сейчас курбаши застрелит Шайтана!»
— Ты что берешь? — спросил насмешливо Максимов, показав камчой на руку Шарафа у кобуры.
— Браунинг! — зло ответил Шараф.
— А у меня маузер. — И он похлопал по деревянной кобуре. — И куда ты с браунингом на маузер? У тебя восемь пуль, а у меня двадцать пять. У тебя двадцать шесть настоящих басмачей и сто неучей, а у меня двести бойцов. У тебя половина людей без лошадей, а у меня на хороших конях. У тебя только двенадцать винтовок, а у меня двести винтовок и пулеметы, а патронов — без счета. Вы окружены. Кто сдаст оружие, тот будет жив!
Заметив, что оправившийся от неожиданности Шараф готовится действовать, Максимов быстро кинул ему в лицо поводья, повелительно крикнув:
— Держи!
Шараф невольно схватил поводья в обе руки.
— Принимай гостя! — сказал Максимов, быстро спрыгнул с коня и, не оборачиваясь, пошел в юрту.
Стоило ему обернуться, выказав тревогу, и его бы смяли, уничтожили. Сбитые с толку басмачи почтительно бросились вперед, чтобы распахнуть ковер у входа. Переступив порог юрты, Максимов оглянулся: он заметил в толпе Рахима.
— Лучше сдавайтесь, — повторил Максимов, входя в юрту и садясь на почетное место, перед дымящимся блюдом плова. Басмачи загалдели: курбаши Шараф своим робким поведением «потерял лицо».
Рахим заметил подошедшего Кучака. Перебросившись несколькими словами, Рахим и Кучак разошлись. Кучак шепотом рассказывал вымышленные истории о героических поступках Максимова, которого «пуля не берет». Рахим рассказывал о происшествиях, которые были на самом деле. Басмачи недоверчиво косились, но слушали охотно. Тем временем Максимов попросил подать горячей воды. Он медленно мыл руки и терпеливо ждал, пока Шараф подаст ему полотенце.
— Шараф боится Шайтана! — немедленно пронеслось по толпе. Сидя друг против друга, Максимов и Шараф молча пили кумыс. Когда подали чай, Максимов спросил:
— Что же, будем биться или мириться? Горный кишлак окружен. Сдавайся. Иначе всех перебью.
— Слушай, командир, — начал по русски Шараф, — я знаю русский язык, а все здесь сидящие не понимают. Ты один, а нас триста…
— Это ложь, — спокойно возразил Максимов. — У тебя двадцать шесть басмачей и сто неучей. У меня двести бойцов. Хочешь, я докажу? Я докажу, — громко повторил Максимов по киргизски, — что вы окружены. Пойдем!
Выйдя во двор, он два раза выстрелил из маузера. Дробь пулемета донеслась слева; провизжавшие над головой пули заставили некоторых басмачей броситься плашмя на землю.
Максимов выстрелил три раза, и пулемет заскрежетал справа. Шараф льстиво улыбнулся.
— Я пошутил, — сказал он. — Я ведь нарочно привел басмачей сдаваться. Я советский.
Все затаили дыхание, ожидая, что будет дальше.
— Я так и знал, — сказал Максимов. — Распорядись, чтобы басмачи сдали оружие. Я не хочу вашей крови.
Рахим первый вышел вперед и демонстративно бросил карамультук. За ним бросил свой нож Кучак.
— Слушайте меня, друзья, — обратился Шараф. — Судьбы, ниспосланной аллахом, никто не изменит. Я не хочу вашей гибели. Сдадим же оружие!
Ропот послышался среди басмачей, но открыто недовольных было мало. Басмачи растерялись. Уж очень все произошло неожиданно. Лучше остаться живыми, отдать оружие и бежать, а там видно будет.
— Пусть начальник даст обещание, что нас оставит в живых, — раздался голос из толпы.
— Обещаю, — несколько помедлив, сказал Максимов, — но я не ручаюсь за тех, кто уйдет с оружием в руках.
— Поклянись! — закричал какой то старик.
Максимов усмехнулся и произнес на память клятву из корана:
— «Клянусь горою, клянусь писанием, начертанным на развернутом свитке, клянусь населенным домом, клянусь высоким небесным сводом, клянусь взволнованным морем: действительно казнь от господа твоего поразит, и никто её не предотвратит».
— Правильно! — сказал пораженный старик.
— Он действительно шайтан! Шайтан! — раздались испуганные голоса. — Откуда русскому знать коран?
Шараф снял саблю и кобуру с револьвером и бросил на землю. Максимов потрепал Шарафа по плечу, поднял его саблю и отдал ему со словами:
— Ты мне сам сказал, Шараф, что ты советский и нарочно привел басмачей сдаваться. Носи на здоровье. Раз ты советский — значит, запишешься в мой отряд.
В толпе послышался ропот. Раздались возгласы: «Измена! Бежим!» Несколько вооруженных басмачей побежали к горам. Максимов сделал вид, что не замечает беглецов. Шараф, встречая гневные взгляды басмачей, понял, что для него единственным спасением было временно остаться под охраной Шайтана.
— Конечно, я буду помогать тебе, — растерянно ответил Шараф.
— Я верю вам, — сказал Максимов, обращаясь к басмачам, бросавшим в кучу оружие. — Я докажу, что верю. Вы сами будете охранять свои винтовки, пока придет отряд!
В толпе раздались изумленные восклицания.
— Вот ты, — сказал Максимов, обращаясь к Рахиму, — и ты, — он показал на Кучака, — вы первые бросили оружие. Возьмите винтовки и оберегайте остальное.
Вскоре на лугу возле сданного оружия остались только Рахим и Кучак. Басмачи разбежались.
Горный кишлак был освобожден, банда рассеяна. С гор доносились выстрелы. Максимов знал, что это бойцы ловят убежавших с оружием басмачей. В его руках был Шараф. Вероятно, Шараф знает многое. Наверное, он сможет сказать, о каком взрыве говорится в фирмане.
VI
К вечеру весь отряд собрался в кишлаке. Двух раненых бойцов положили в доме погибшего милиционера, по просьбе вдовы. Максимов приказал Федорову выстроить кавалеристов в пешем строю во дворе чайханы, занятой взводом, и сменить Кучака и Рахима, карауливших трофейное оружие, снесенное в помещение сельсовета.
Кучака сменили. После дня, проведенного столь необычно и бурно, он устал и хотел есть. Кучак прилег здесь же, но прибежал сердитый боец и приказал следовать за ним.
Кучак вспомнил историю с ограбленными караванщиками и немного струхнул. Еще больше он струсил при виде выстроившихся с оружием красноармейцев. Максимов и Федоров стояли впереди. И все они молча, строго смотрели на подходившего Кучака, только на него и больше ни на кого. «Ой, не к добру это!» — решил Кучак: ведь ему сегодня заяц дорогу перебежал.
Кучак замедлил ход и остановился. Максимов велел ему подойти ближе. Кучак подошел и бурно вздохнул. Все молчали. Максимов заговорил. Он сказал Кучаку, что в войсках есть закон награждать смелых и карать трусов. Отличившихся бойцов награждают по разному, и, если командир благодарит за проявленную храбрость, он делает это не от своего имени, а от имени всего народа, от имени службы и делает это перед народом, перед воинами, чтобы почтить отличившегося.
Кучак не понимал, к чему начальник ему все это рассказывает, но из вежливости кивал головой.
Но тут Максимов скомандовал «смирно», и все бойцы замерли неподвижно. Даже Кучак невольно выпрямился и вытянул руки по швам. Максимов от лица службы объявил Кучаку благодарность за отличное выполнение приказа командира, за его отважный поступок, когда Кучак, рискуя жизнью, отправился к сторожевым басмачам и во имя Родины, во имя защиты народа проявил сметку, находчивость, отвагу и тем самым помог разгромить басмачей — врагов Советской власти — и содействовал освобождению кишлака.