Паж герцога Савойского - Дюма Александр (читать книги онлайн регистрации .TXT) 📗
— Хорошо, государь, не будем больше об этом говорить… И в самом деле, в конце концов, может быть, эти пророчества угрожают не вам, а другому государю; но я меньше беспокоилась бы, если бы это была настоящая дуэль, а не некое ее подобие, потому что в этом отношении предсказание совершенно точно утверждает, что опасность существует на турнире: «Quem Mars non rapuit, Martis imago rapit!» To есть: «Кого пощадил Марс, погубит подобие Марса!»
Но Генрих был уже далеко и не расслышал последних слов, сказанных королевой вполголоса.
То ли из-за расстройства, то ли по другим причинам Екатерина на обеде не присутствовала, но на королевском балконе она появилась одной из первых.
Потом вспомнили, что она была одета в платье из фиолетового бархата с белыми атласными прорезями на рукавах — такое при дворе было траурным.
Когда пришла пора надевать доспехи, король позвал себе в помощь великого камергера г-на де Вьейвиля.
Удивительнейшим образом главного оруженосца, г-на де Буасси, на месте не оказалось.
Господин де Вьейвиль сообщил королю об отсутствии г-на де Буасси.
— Но вы же здесь, Вьейвиль, — ответил король, — так что большого зла нет: вы и поможете мне надеть доспехи.
Господин де Вьейвиль повиновался, но когда оставалось только надеть на голову короля шлем, мужество изменило главному камергеру — глубоко вздохнув, он положил шлем на стол, вместо того чтобы водрузить на голову короля, и сказал:
— Бог мне свидетель, государь, что никогда я не делал чего-либо с таким нежеланием, как сейчас!
— Почему же, мой старый друг? — спросил король.
— Вот уже три ночи, государь, — промолвил г-н де Вьейвиль, — как я думаю, что сегодня с вами должно случиться несчастье и что последний день месяца июня станет для вас роковым!
— Хорошо, — ответил король, — слышал я эту историю и знаю, откуда ветер дует!
— Не понимаю вас, государь.
— Ты, наверное, видел сегодня утром королеву Екатерину?
— Я имел честь видеть королеву, госдуарь, но не сегодня утром, а вчера.
— И она рассказала тебе о своих страхах, да?
— Государь, королева Екатерина уже три дня не оказывала мне чести говорить со мной, а то, что она мне сказала вчера, не имеет никакого отношения к моим опасениям. Впрочем, — продолжал великий камергер, по-видимому обиженный суждением короля, что он повторяет чужое мнение, — король хозяин, и он поступит как ему будет угодно.
— А хочешь, — усмехнулся король, — я скажу тебе, почему ты беспокоишься? Ты маршал только под мое слово, патент еще не подписан… Но успокойся, Вьейвиль, если только меня не убьют на месте, патент ты получишь; если я не смогу подписать его своим полным именем, я подпишу инициалами, а это одно и то же.
— Раз ваше величество так понимает это, — ответил Вьейвиль, — мне остается только просить у него прощения за то, что я осмелился сказать… И если все же с королем случится несчастье, он может быть убежден, что я буду сожалеть о самом несчастье, а не о патенте.
И он надел ему на голову легкий шишак.
В эту минуту вошел адмирал Колиньи.
Он был в доспехах, только без шлема: его нес за ним паж.
— Соблаговолите извинить меня, государь, — сказал он, — но я хотел бы знать, не изменилось ли что-нибудь в расписании этого последнего дня: говорят, что турнир кончится общей схваткой. Я хотел бы знать, правда ли это, потому что если схватка состоится, то я хотел бы сказать по этому поводу вашему величеству нечто важное.
— Нет, — ответил король, — схватки не будет, но все же скажите мне то, что сказали бы в том случае, если бы она была.
— Государь, — сказал Колиньи, — простите мне вопрос, отнюдь не вызванный простым любопытством… С кем вы собираетесь преломить копья?
— Дорогой адмирал, — ответил король, — тут нет никакого секрета; должно быть, вы очень глубоко погрузились в богословские споры, раз вы этого не знаете: сначала с герцогом де Гизом, потом с герцогом Немурским и, наконец, с герцогом Феррарским.
— И больше ни с кем, ваше величество?
— Думаю, что нет. Адмирал поклонился.
— Тогда, ваше величество, я счастлив и доволен тем, что узнал, и прошу у вас разрешения удалиться.
— Да, дорогой адмирал, — сказал, смеясь, король, — немного же вам надо для счастья и довольства!
И, обращаясь к Вьейвилю, он добавил:
— Вьейвиль, велите трубачам трубить, боюсь, что мы опаздываем. Протрубили трубы, и начались состязания.
Сначала, как и сказал король, состоялся поединок между ним и герцогом де Гизом; он был великолепен. Соперники проявили всю свою ловкость, но при третьей схватке удар короля был так силен, что г-н де Гиз потерял оба стремени и был вынужден схватиться за луку седла, чтобы не упасть.
Победа досталась королю, хотя многие утверждали, что виной тому не герцог де Гиз, а его норовистая лошадь.
Потом пришла очередь Жака Савойского. Король приказал подтянуть у своей лошади подпруги и сам выбрал с большой тщательностью копье.
Мы уже говорили, что в этих рыцарских играх герцог Немурский проявлял большую силу и ловкость и пользовался лестной известностью.
И он ее подтвердил, но и король оказался достоин своей репутации. При третьей схватке конь Жака Савойского рухнул, а так как и соперник и конь под ним стояли твердо, судьи объявили короля победителем.
Наконец трубы дали сигнал к последнему поединку. Он должен был состояться между королем и герцогом Феррарским.
Альфонс д'Эсте был опытен в этих играх (позже он разорит свое герцогство праздниками, турнирами и конными состязаниями), но это был не тот противник, кто мог беспокоить Генриха II. Королева Екатерина, смотревшая на все поединки с подлинной тревогой, начала понемногу успокаиваться.
Звезды сказали ей, что если 30 июня пройдет благополучно и в этот последний день никакого несчастного случая не произойдет, то за ее мужа можно больше не опасаться, и он будет править Францией долго и счастливо.
Протрубили трубы; король и герцог Феррарский трижды съезжались и обменивались ударами. В третий раз Альфонс потерял оба стремени, а король остался недвижим.
Таким образом, король победил.
Но его это не устраивало. Не было еще и четырех часов дня, аплодисменты опьяняли его, и ему не хотелось покидать ристалище.
— Ах, черт побери! — воскликнул он, услышав, как судьи кричат, что все кончено. — Уж очень легко и просто я стал победителем.
И тут он увидел Монтгомери, стоявшего в полном вооружении, только без шлема, в бастионе нападающих.
— Эй, Монтгомери, — крикнул он, — господин де Гиз мне сказал, что во время вчерашнего поединка вы едва не вышибли его из седла и что он не видел более сильного соперника, чем вы. Так вот, я пойду выпью стакан вина, чтобы освежиться, а вы живо надевайте шлем, и мы преломим копья в честь наших дам.
— Государь, — ответил Монтгомери, — я с величайшей радостью принял бы честь, которую король соизволил мне оказать, но здесь больше нет копий, все израсходованы!
— Если с вашей стороны нет копий, Монтгомери, — ответил король, — то с моей еще есть; я сейчас вам прошлю три штуки, чтобы вы могли выбрать.
И, повернувшись к конюшему, он сказал:
— Эй, Франц, три копья, да покрепче, для господина Монтгомери!
Потом он спешился, вернулся в свой бастион, приказал снять с себя шлем и попросил пить.
В ту минуту, когда он уже держал чашу в руке, вошел герцог Савойский.
— Чашу герцогу Савойскому! — сказал король. — Я хочу, чтоб он выпил со мной: он — за мадам Маргариту, а я — за свою даму.
— Государь, — ответил Эммануил, — с радостью сделаю это, но сначала я должен выполнить поручение.
— Говорите, — ответил король, сияя от удовольствия, — я слушаю.
— Я пришел от имени королевы Екатерины просить вас больше не выходить сегодня на поединок. Все прошло благополучно, и она страстно желает, чтобы ваше величество этим и ограничились.
— Ба, — воскликнул король, — разве вы не слышали, зять, что я вызвал господина де Монтгомери и послал ему копья на выбор? Скажите королеве, что я выйду на этот поединок ради любви к ней, а потом, после него, все будет кончено.
