Религия - Уиллокс Тим (книги TXT) 📗
Тангейзер снова поглядел на облако. Казалось, оно почти не движется, и чем пристальнее он смотрел на него, тем очевиднее делалась его неподвижность. Здесь, внизу, ветра не было, кажется, не было его и наверху. Когда Тангейзер перевел взгляд с относительно яркого неба на темную землю, Гуллу Кейки уже исчез.
Тангейзер остался в полном одиночестве. Для защиты у него имелось только его нарезное ружье и кинжал, и от того и от другого было мало утешения. Фляга с порохом и пули, как он запоздало вспомнил, остались в сумках за спиной у Гуллу. Он смотрел теперь только на облако и смотрел минут двадцать, пока убедился, что оно все-таки движется. В самом деле облако вдруг почему-то довольно быстро поплыло к луне, но такие шутки часто проделывают небеса. Тангейзер опустился на корточки, взял ружье и наблюдал, как облако скользит через созвездие Стрельца. Оно закроет собой снежно-белую луну, только очень ненадолго. Тангейзер подумал поползти к воротам, но локти и колени были ободраны, грудь словно набита тлеющими углями. Тридцать секунд бега лучше, чем десять минут ползком на брюхе с выставленным к небу задом. Передний край облака наполз на белое светящееся пятно, затем закрыл его, и темнота окутала ничейную землю. Тангейзер вскочил на ноги и побежал.
На службе у султана Сулеймана он пробежал, должно быть, не меньше пятнадцати тысяч миль — янычары бегали всю жизнь, — и это умение не покинуло его: дышать глубоко и ровно гнилостным воздухом, локти к бокам, ружье крепко прижато к груди. Он бежал широкими шагами и быстро, наклонившись вперед под весом своего груза, усталость отступала при мысли о скором конце путешествия. Прямо впереди блестела вода залива, черная как чернила, справа от него лежали непроницаемые тени и турецкие позиции. Мушкетные выстрелы начались, когда он был в семидесяти футах от траншей, поразив его своей громкостью и яркостью. Он не замедлил бега, но сделал несколько зигзагов. Одна пуля высветила блестящий кривой меч; он заметил человека, быстро бегущего вдоль берега, чтобы перехватить его под выступом Кастильского бастиона. Тангейзер прибавил ходу. Расстояние сокращалось. Но тонкая полоска серебристого света на глинистой почве расширилась и поползла к нему, когда облако сдернуло свою завесу с луны.
Гази теперь было видно, его одежды развевались со свистом, зубы были оскалены от напряжения или, может быть, от злости. Он перехватит Тангейзера прямо под бастионом Кастилии, и если мушкетные пули не причинили ему вреда, то турецкий ятаган сделает это наверняка. Дуло ружья Тангейзера было повернуто влево. Он мог бы переложить ружье и выстрелить с левой руки, что было весьма затруднительно, а мог остановиться, развернуться и потом выстрелить, но это означало бы безрассудно потерять столь тяжело выигранное время и оказаться на линии огня турецких мушкетеров из траншеи. Еще одно дуло расцвело огнем, и Тангейзер почувствовал, как пролетела пуля. Затем гази оказался перед ним, раскинувший руки, словно дискобол, клинок занесен назад, чтобы поразить его на бегу.
Когда они уже были готовы столкнуться, Тангейзер развернулся, продолжая бежать задом наперед. Ружье описало полукруг вместе с ним. Ятаган гази блеснул, устремляясь к голове Тангейзера, и в ответ ружье того выплюнуло шестидюймовое пламя и полдюйма пули прямо ему в грудь.
Во всяком случае, он думал, что случилось именно это. Но в тот же самый миг покрытая тюрбаном голова гази разлетелась фонтаном блестящих осколков, и не успело взлетевшее на воздух тело упасть обратно, а Тангейзер снова развернулся — для всего маневра потребовался какой-то один шаг, один полный поворот — и помчался, опустив голову, преодолевая последние сто футов до Калькаракских ворот.
Когда он огибал стену с амбразурами, пули выбивали облачка пыли из кирпичной кладки. Выход, предназначенный для лазутчиков, оказался калиткой в широких основных воротах. Калитка была не намного шире его плеч. Внутри мерцал факел. Первым, что увидел Тангейзер, ввалившись в калитку, был Борс, который стоял, засыпая порох на полку своего еще дымящегося серебристо-черного мушкета. Борс поднял голову и засопел.
— Ну и к чему были эти пируэты? — поинтересовался он. — Я держал этого дьявола на прицеле с того момента, как он покинул свою траншею.
Тангейзер перевел дух.
— Так почему же ты не пристрелил его раньше?
— Потому, — сказал Борс, — что ты бы тогда бежал еще медленнее и вообще не добежал бы. Тебя и так шатало под весом твоего золота. — Он указал на золотой браслет на правой руке Тангейзера. — Заблестел как дарохранительница, не успел ты встать на ноги. Неудивительно, что они едва не прикончили тебя.
Тангейзер не стал ничего отвечать. Пара стражников закрыла лаз дверью с железным засовом, усилив ее сложной системой подпорок и болтов. Тангейзер внимательно наблюдал за всей процедурой, собираясь снова воспользоваться дверью, как только позволят обстоятельства. Борс приблизился и протянул Тангейзеру его седельные сумки.
— Гуллу Кейки просил передать это тебе, с его благодарностями.
— Гуллу не говорит по-итальянски.
— Он говорит по-испански не хуже короля Филиппа, а по-итальянски получше тебя. При его ремесле без этого нельзя. Ты должен гордиться, что получил такого проводника.
Сумки в руках Тангейзера были ощутимо легче, чем раньше. Он открыл их. Внутри остался лишь один промасленный сверток, тот, в котором лежала жалкая четвертинка опиума. Хотя более удивительным было исчезновение мешочка с кофейными зернами.
— Старый мошенник меня ограбил.
Борс похлопал его по спине, и ухмылка исказила его покрытое шрамами лицо.
— Клянусь распятием, здорово снова видеть тебя, — сказал он.
— При его ремесле? — переспросил Тангейзер. — Каком еще ремесле?
— В свое время Гуллу Кейки был вором и контрабандистом, известным каждому на этих островах. Был десятки раз приговорен к виселице и ни разу так и не был пойман. Такое впечатление, будто бы из-за тебя он снова принялся за старое.
Коридор, начинающийся у потайной калитки, заворачивал под тупым углом. За поворотом в потолке зияла смертоносная дыра. Если противники проберутся в этот коридор, сверху на них обрушится дождь зажигательных снарядов и пуль. Коридор заканчивался подъемной решеткой, а за решеткой находилась еще одна смертельная ловушка, на случай если коридор все-таки будет пройден: маленький, лишенный крыши блокгауз с рядом бойниц. Когда Тангейзер уже подходил к блокгаузу, Борс взял его за локоть.
— Пойдем-ка, посмотришь на это, — сказал Борс.
Тангейзер пошел вслед за ним по лестнице в стене. Они дошли до верха и развернулись. Тангейзер замер как вкопанный, заморгал, потому что перспектива отсюда открывалась ошеломляющая.
Прошло почти два месяца с тех пор, как он покинул город, и в то время до него не долетало ни единого выстрела. Теперь же город представлял собой бесформенную каменистую развалину: мощенную булыжниками, со сложенными кучами булыжниками и булыжниками, насыпанными вокруг. Дыры и трещины обезображивали каменную кладку Сан-Лоренцо, госпиталя «Сакра Инфермерия», арсенала и здания суда. Целые улицы были стесаны до уровня мостовой. Железные шары и каменные ядра торчали из развалин. Бесчисленное множество лишенных крыш домов разевало пасти к небесам. Форт Сент-Анджело нависал над городом как обломок исчезнувшего королевства, и, если не считать мерцания костров часовых, ничто на всем обширном пространстве не шевелилось, словно это место было заброшено и забыто, когда мир был еще юн и обитали в нем дикари, одетые в шкуры животных.
— Женщины, — сказал Тангейзер. — Карла, Ампаро, они еще живы?
— Они живы и здоровы, — заверил Борс. — Во всяком случае, телесно.
— А в остальном?
— В этом покрытом мраком поселении осталось мало таких, кто не скорбит душой. Даже у меня случаются моменты слабости, когда я без всякого сожаления променял бы это место на дворец в Лидо.
Тангейзер нашел глазами Английский оберж на улице Мажистраль. Оберж был одним из нескольких домов, которые, кажется, не пострадали. Борс проследил за его взглядом и, когда Тангейзер пошел к лестнице, сказал:
