Белая волчица князя Меншикова - Духова Оксана (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗
– Нет, – устало отозвался Александр. Во рту сделалось сухо, казалось, даже самые простые слова и то засохли, словно от засухи персидской. Он провел языком по губам, да разве ж то поможет? Словно камней в глотку натолкали. – Никому не надобен. Но при потраве и то так мерзко не бывает.
Тут Лесток вновь рассмеялся и сказал кому-то, кого юный князь видеть не мог:
– Думаю, он вне опасности.
На Сашеньку глядел человек, нервно сощуривший серые, тухлые какие-то глаза. Он все поворачивался к нему в профиль. Это был весьма… особый профиль. Его контуры казались слишком востры, и в то же время они плыли, их нельзя было запомнить, дабы раскланяться с хозяином сей физиономии при встрече.
Но что-то шепнуло Сашеньке: «Ты знаешь его!», и юный князь действительно узнал Анатолия Лукича Сухорукова, бывшего денщика Темного Императора, после смерти хозяина своего шнырявшего вкруг батюшкиного семейства.
– У тебя что-то болит? – вырвал его из воспоминаний голос Лестока.
– Да…
– Замечательно! – Лесток говорил с наигранной радостью скомороха-злодея. – Ведайте ж, сударь мой, кто испытывает боль, живет. Хотя бы недолго, но живет. Так что терпите, юноша.
Подогнали карету Биронов и со всеми предосторожностями пристроили там князя. Сашенька устало закрыл глаза. Устало или испуганно? Ибо вослед карете метнулась вдруг тень, но не та, светлая, а огромная, черная, зловещая.
И взгляд у тени был совсем иным. Тьма следила за ним как за насекомым, насекомым, кое следует всенепременно раздавить каблуком жутких кованых ботфортов.
Лесток сидел рядом. Он ничего не говорил, он просто читал по лицу Александра. Казалось, он тоже увидел те тени.
– Куда вы везете меня? – спросил вдруг Александр. Глупый вопрос, куда! В дом бывший княжеский, дом Биронов, конечно же.
Дремота наваливалась на него. Но он не хочет спать, нет!
Александр боялся, что тени проскользнут в его сон. Здесь, в реальности, он еще мог сбежать от них, но вот во сне он, тварь божья, совершенно бессилен.
У Александра не было сил даже помотать головой, разогнать дремоту, убедиться, гонится ли за ним Тьма или нет.
«Я не хочу спать!».
И Сашенька заснул…
Анатолий Лукич Сухоруков в досадливой задумчивости бродил по собственному саду меж лип, что были рассажены так, что создавался узор букв какой-то неведомой грамоты, внушавшей суеверный ужас соседям.
Злой рок преследовал Сухорукова! Это же сколько он распроклятую Волчицу отлавливал, сколькими пожертвовал, думал ее на приманку родственной любви заудить – так нет, скрывается, из любой ловушки уходит. Ах, как не хватает ему «кана» Отпавшей земли, али камня из Перстня Япета! Уж тогда бы он сладил со всем миром. А ведь его, кан-то, заново воссоздать можно.
Помнил Сухоруков сон давний, ему уж лет пятнадцать, сну-то, минуло – явился отче его, Мунт, князь Темный земли Отпавшей, да поведал:
– Сыне, есть у Особы, в царских хороминах оказавшейся благодаря чарам глаз желтых проклятущих, книга такая, что открывает все тайны, и может Она посредством этой книги узнать, что находится на любом месте в земле… Книгу сию добыть тебе невозможно: никому она в руки не дается… Разве что всех любезных сердцу Особы той в жертву принесть…
Приносил, а толку?
А кан ныне «каменем философическим» величают…
И ведь видел он книгу эту.
Она ее Князю показывала.
– Узри, Данилыч, эту книгу, в которой ныне ты ничего не поймешь. Для многих осталась она непостижимой навеки…
Анатолий Лукич, за дверьми будуара царицына притаившийся, разглядел тогда, что листы книги, изготовленные из тонкой коры, переплетены были в превосходно выделанную медь. Первый лист пересекала сделанная из золота надпись. А что писано – уж не успел разглядеть, шорохнулся неловко, шумнул и, вспугнутая, Она резко захлопнула книгу дивную, а Князь прямехонько к дверям метнулся.
Вдругорядь Лукич нарочно спор ученый затеял о первоматерии, что в камень философический обращается, Фламеля помянул. Князь мигом попался на удочку рассуждений о получении серебра и злата из ртути. А вот Она слушала молча, снисходительно улыбочкой поигрывала, да кривила бровь соболиную, дугой над глазом желтым с зрачком вертикальным выгибала.
– Все умные люди немножко алхимики… – наконец, произнесла. Припечатала, словно указ подписала.
И Сухоруков подхватил брошенную перчатку дуэли словесной:
– Хотя великий Корнелий Агриппа утверждал, что «нет большего безумия, чем вера в то, что можно выделить и удержать неуловимую субстанцию али овладеть невидимым и испаряющимся веществом. Но запахи угля, дыма, серы, навоза, ядов и мочи становятся для них слаще меда – великим удовольствием». Вот ведь как метко сказано, матушка! И кем? Алхимиком!
– Но… неудачником, – фыркнула Она и повела белым плечиком, плечиком мраморной богини. —
Он язвил, о да! Однако при этом не мог не признать, что «множество замечательных открытий обязано своим происхождением алхимии». Можно, любезный Лукич, можно овладеть и Незримым.
Она сама подтвердила, что кан можно возродить!
Внезапно ее глаза из золотистых стали непроглядно-темными, завораживающими.
– Вот только тебе зачем Незримое, а? – спросила, словно учуяла что-то. Волчица проклятая!
Он шуткой отбоярился, мол, чудо постичь хочется. Вроде, поверила.
– Ну, ступай, коли так, – хмыкнула. А напоследок бросила страшное: – Иди, Лукич, иди. Бродить тебе, покуда Я не вернусь…
Нет, не вернуться тебе, не повернуть по ледяному потоку вспять! Уж он все силы на то положит, а найдет средство кан изобрести, али Перстень Япетов воротить. Вот только камень философический жертвы кровавой от него требует. Ну, да и это поправимо, сумел же убедить он Темного Императора, что вернется на царство он из мира теней, жертву великую добыв. Недолго юному княжичу осталось, недолго ему грязь питербурхскую месить…
…А ведь он когда-то страстно желал увидеть Ее своей царицей…
Сухоруков с ненавистью поглядел на миниатюрки из слоновой кости с изображением отпрысков Светтейшего, а потом с силой швырнул их в ручей, через сад его протекающий. Не помешает Она ему, на сей раз, не помешает.
Всегда мешала, и мир был на Ее стороне. Как тогда, как тогда…
Первой, кого Она увидела в битком набитом людьми зале, была женушка Алешки, горемычная София-Шарлотта.
Она не поверила своим глазам. Жена царевича жалась к пьяному денщику царя Сухорукову. А тот провел языком по ее шейке, совсем не лилейной, и ударил принцессу по тощему заду.
– Ой, лихонько! Да я руку отбил о твою костлявую задницу, прынцесс! На тебя даже пьяный не позарится! – сипло рассмеялся Сухоруков.
Она видела, как София-Шарлотта, вырываясь из лап денщицких, борется со слезами.
– Манька, ступай к Софии-Шарлотте! Отведи ее в покои царевича! – приказала она служанке. Манька бросилась сквозь пьяную толпу отыскивать плачущую принцессу.
Она же подняла воротник сребротканого плаща и двинулась в глубь зала, откуда раздавались дикие, безумные крики. Никто не обратил на нее никакого внимания.
С невозмутимой брезгливостью Она растолкала мужчин, обступивших стол и азартно ревевших:
– Да! Здрав буде, царевич!
– Он сейчас ее объездит, объездит! Парень-то сущий конник! Молодца!
– Дай ей шпоры, царевич!
Сухоруков вприщур следил за тем, как Она чуть приподнялась на цыпочки, разглядывая пасынка.
Волосы у того разметались по плечам, взмокшая от пота рубашка налипала на тело. На царевиче были высокие ботфорты, портки спущены до колен. Под ним на столе егозила на животе девица. Алешка ржал, ровно коняга, сжимая грудь девушки одной рукой, а второй похлопывая ее по пышным бедрам:
– Но! Но, моя лошадка! Поехали! – кричал он. Его пьяные сотоварищи свистели и подражали конскому ржанию. Вполне удачно, кстати. Девица и сама хохотала во все горло. Сухоруков видел, с какой брезгливостью разглядывала Та пьяную девицу, коя и в самом деле выглядела глуповатой простушкой: белокожая, с толстым носом «картошкой» и губастым ротиком. Она уж и прочь пойти собралась, да царевич не вовремя крикнул:
