Иголка в стоге сена (СИ) - Зарвин Владимир (бесплатные книги полный формат .txt) 📗
Накинув на плечи полушубок, боярин отворил дверь и вышел на замковую галерею. Он чаял ледяного ветра, сурового дыхания зимы, но внешний мир нежданно встретил его теплом.
Дмитрию нечасто приходилось быть свидетелем такой погоды. С неба падал пушистый снег, а в разрывы облаков проглядывало яркое, не по-зимнему приветливое солнце.
Еще боярина удивила царившая в замке тишина. Казалось, все его обитатели чудесным образом куда-то исчезли, оставив Дмитрия одного в опустевшей крепости.
Бутурлин вдруг ощутил колкое чувство тревоги. Куда же все делись? Что, если Эвелины тоже нет в Самборе?
Из груди Дмитрия вырвался облегченный вздох, когда он увидел Самборского Воеводу, неспешно идущего ему навстречу.
— Здрав будь, боярин! — сходу приветствовал его Управитель замка. — Вижу, заботы лекарей идут тебе впрок. Еще пару дней назад сидеть не мог, а нынче сам на ногах стоишь!
— Твоими молитвами исцеляюсь, — улыбнулся старому рыцарю Бутурлин. — Скажи, пан Воевода, где все? Отчего в замке так тихо?
— Владыки подались на охоту со своими свитами, — пояснил ему Кшиштоф, — мои люди тоже на ловах, выгоняют из леса зверье для потехи вельможных гостей!
— А княжна? — вопросил поляка Дмитрий.
— Княжна как раз осталась в замке. Она с детства не любит охоту, да и всякое иное развлечение, где льется кровь. Не тревожься понапрасну, еще успеете свидеться!
У Дмитрия отлегло от сердца. Эвелина здесь, рядом! О большем он и не мечтал. До сего дня боярин опасался, что Король отправит девушку в Краков прежде, чем он встанет на ноги.
— Новости слышал? — прервал вопросом его мысли о княжне Воевода. — Хотя, откуда тебе…
…Третьего дня в Кенигсберге помер старый Магистр, и его место занял Великий Маршал. Первым же делом он прислал Государю депешу, в коей заявляет, что им найдены бумаги, изобличающие связь фон Велля со Шведским Двором.
Выходит, что Орден непричастен к смерти Корибута, а Князя фон Велль убил по наущению шведов! Ты можешь в такое поверить?
— Бумаги, наверняка, поддельные, — предположил Дмитрий, — Орден теперь все будет валить, на Командора. Мертвецу ведь не оправдаться…
…Другое дивно. Вроде бы преемником Магистра должен был стать Казначей. Иначе с чего бы он сопровождал фон Тиффена в Самбор? А вышло, что трон Гроссмейстера занял Маршал…
— Ничего дивного! — усмехнулся Воевода. — Вот тебе еще одна новость: Казначей преставился следом за Главой Ордена. Сами Братья говорят, у него какая-то важная жила лопнула в голове, но те, кто видел похороны, сказывают, что горло у покойного было синее, как у удавленного.
— Братья удавили, грызясь за власть? — полюбопытствовал Бутурлин.
— Или же сам удавился! — пожал плечами старый рыцарь.
— С чего бы это, вдруг? — изумился Дмитрий.
— С чего? — многозначительно посмотрел на него Воевода. — Помнишь, еще на постоялом дворе я вопрошал фон Велля, как слуги Ордена обходятся без женщин?
Он ответил, что при Орденском распорядке греховные мысли просто не лезут в голову. Я сразу почуял: лукавит тевтонец!
А когда увидал, какими взорами обмениваются, Командор с Казначеем, мне и вовсе стало ясно: они впали в содомский грех!
— Да ну, едва ли возможно такое… — смутился Бутурлин.
— Еще как возможно! — подкрутил кверху усы Воевода. — Слыхивал я, что любовники-содомиты связаны какой-то богопротивной клятвой. Когда один из них умирает, то и другой вынужден лезть в петлю!
— Похоже, тебя ввели в заблуждение, Воевода, — покачал головой Дмитрий, — впервые слышу, чтобы содомиты давали друг другу какие-то клятвы. Не знаю, отчего фон Велль с Казначеем переглядывались меж собой, но, мыслю, причина была иная…
— Да какая иная?! — презрительно фыркнул Самборский Владыка. — Впали в мерзость, и все тут!
…Хорошо, что Господь покарал сию нежить! Все, так или иначе причастные к смерти Жигмонта, отправились в пекло: тевтонец застрелил татя Волкича, тевтонцу снес голову ты, Магистр сдох от паралича, Казначей удавлен. Воистину, Божий Суд!..
…Знаешь, когда ты обезглавил фон Велля, из-за облаков вышло солнце, да такое яркое! Такое же солнце было в тот день, когда наши Владыки встречались на речке Безымянной.
Веселое было солнце, не по-зимнему. Старики бают, что если оно так сияет в январе, весна будет ранней…
— Хорошо бы! — улыбнулся Дмитрий. — Истосковалась душа по теплу, пусть весна скорее приходит!
Воевода не сразу ответил ему, погруженный в свои думы.
…- Дивный ты человек, боярин, — произнес он, наконец, — я и не ведал, что на земле есть люди, подобные тебе…
Издревле повелось, что всякий заботится о собственной особе да о родне, в лучшем случае, о благе своего края…
…Я и сам таков: переживаю лишь за Унию, до успехов иных держав мне нет дела.
Да и может ли быть по-иному? У поляков с литвинами правда — одна, у московитов — другая, у степняков — третья.
Каждый носится со своей правдой и отрицает правду соседа. Один ты ищешь ПРАВДУ для всех людских племен!
— А правда — одна, Воевода, — ответил Бутурлин, — но не все хотят ее видеть. Чаще люди разрывают единую правду на множество частей. И тычут друг другу в глаза свой, удобный для них, кусок…
— А ты мыслишь, что сии куски можно сшить воедино? — с сомнением изрек Кшиштоф. — Да проще найти иголку в стоге сена, чем правду, которая бы устроила всех!
— Пусть так, — кивнул Воеводе Дмитрий, — только нам все одно нужно найти ту иглу, дабы никто из потомков на нее в грядущем не напоролся!
Кшиштоф умолк, задумавшись над словами московита. До сих пор он, и впрямь, радел лишь о судьбах земель, защищать которые ему поручил Государь Польши.
Бутурлин же раздвинул границы его сознания, напомнив Воеводе, что благо его Отчизны неразрывно связано с благом сопредельных держав.
Однако, долго размышлять о единой для всех племен ПРАВДЕ рыцарю не пришлось. По замковой стене к нему спешили два стражника, чей взбудораженный вид не мог не заронить тревогу в душу Самборского Владыки.
— Не прогневайтесь, вельможный пан… — с поклоном начал, приблизившись к Каштеляну, первый жолнеж, — …не знаем даже, как сказать…
— Молви, как есть! — нахмурился Воевода. — Что там у вас стряслось?
— Из Самбора сбежал степняк, оруженосец боярина… — с трудом выдавил из себя жолнеж.
— Как сбежал? — не поверил его словам Кшиштоф.
— Не можем знать, пан Воевода… — на жолнежа было больно смотреть, — … только вместе с ним из замка пропали ездовая лошадь два клинка и…
— И?!!! — грозно подался вперед Каштелян.
— И сокровища, отнятые Вашей Милостью у степных разбойников… — пролепетал другой стражник, опуская глаза долу.
— Что вы несете, олухи?! — вышел из себя Воевода. — Как он мог похитить скарб Волкича? Да на дверях сокровищницы — три замка, таких, что ломом не сковырнуть!
— Вельможный пан, степняк не сковыривал замки ломом… — еще ниже склонился перед Каштеляном жолнеж.- …Он их отпер…
— Чем?! — взвился, не на шутку рассердившись, Кшиштоф. — Все ключи от сокровищницы — у меня!
— На полу, у двери, мы нашли пару кривых гвоздей… — произнес первый стражник, — похоже, ими он и отпирал замки…
Теперь было больно смотреть на Воеводу. Никогда еще Самборский Владыка не выглядел таким растерянным, и уязвленным.
— Опять гвозди… — обескуражено прошептал он, обернувшись к Бутурлину. — Боярин, ты без малого три недели терся бок о бок с этим висельником! Скажи, как у него получаются такие вещи?!
— Сам не знаю, Воевода, — честно признался Дмитрий, — но к чему расстраиваться попусту? Насколько мне ведомо, ты не успел сообщить Королю об отнятом у Волкича скарбе. А значит, у Польского Государя не будет к тебе нареканий…
— Зато у меня будут нарекания!.. — хищно сощурился, глядя на нерадивых стражников, Кшиштоф.- …Куда вы смотрели, лежебоки, когда степняк ковырялся в замках?! Ну, ничего, сейчас вы у меня узнаете, почем фунт лиха!!!
Засучив рукава, Воевода двинулся к своим подчиненным. Вид его был настолько грозен, что жолнежи сначала робко попятились, а затем вовсе пустились наутек.
