Семья Горбатовых. Часть первая - Соловьев Всеволод Сергеевич (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .txt) 📗

Как ни тихо произнесла она слова эти, но в зале стояло такое гробовое молчание, что каждый их расслышал. Она обернулась, оперлась на руку цесаревича и, едва передвигая ноги, вышла с ним из залы. Зубов поспешил за нею. Она кое-как дошла до гостиной, где находилась великая княгиня, безуспешно старавшаяся в течение целого часа успокоить свою дочь. Едва императрица показалась у порога, как великая княжна кинулась к ней навстречу и вдруг, взглянув на лицо бабушки, она отшатнулась и всплеснула руками.

— Бабушка, дорогая, что случилось? Ради Бога, скажите! Что такое случилось? — крикнула она, задрожав всем телом.

Но императрица не в силах была проговорить ни слова. Тяжело дыша, опустилась она в кресло.

Великая княжна, в своем наряде счастливой невесты, вся усыпанная бриллиантами и цветами, упала на колени перед креслом бабушки, сжимая ее холодные руки.

— Бабушка, да что же такое? Не мучьте меня, скажите… Не то я умру!..

— Дитя моя, успокойся! — прошептала наконец Екатерина. — Большие неприятности, но все поправится… Его нет, он не может приехать… Обручение не состоится сегодня… успокойся!..

Но великая княжна уже поняла.

«Если бы была только неприятность, если бы только обручение было отложено и должно было состояться не сегодня, а в другой день, если бы возможно было поправить то, что совершилось, разве бабушка была бы такая?..»

— Он отказался от меня… он меня не любит! — простонала великая княжна.

Отчаянные рыдания вырвались из груди ее. Она упала головой на колени бабушки и рыдала… рыдала неудержимо.

«Он меня не любит! — повторялось в ее сердце. — Он ненавидит меня, если решился нанести мне такое оскорбление. Зачем же он не сказал мне этого прежде? Зачем не сказал прямо. Чем я заслужила такую жестокость… Что я ему сделала?! Зачем он так обманывал меня все это время?.. Зачем уверял, что меня любит?..»

Ей вспомнилась каждая минута из свиданий. Ей вспоминались пожатия его руки… горячие пожатия, его украдкой сорванные поцелуи, которые каждый раз сладостно и больно отдавались в ее сердце.

«За что Бог так наказал меня? Чем я провинилась?..»

Он, как живой, стоял перед нею. Она еще чувствовала его присутствие, этот горячий трепет, который каждый раз сообщался ей, когда она его видела и о нем думала.

«Он воплощение всех совершенств человеческих! Он ведь выше его, благороднее… честнее она никого никогда не знала — разве он мог поступить так?.. Разве он мог лгать… обманывать ее, когда она ни разу, ни одним словом, ни одной мыслью не обманула его. Что это такое?»

Она ничего не понимала.

«Ведь этого быть не может… Он не в состоянии поступить так!»

Она подняла голову, широко раскрыла заплаканные глаза. Сдерживая рыдания, она взглянула на лица бабушки, матери, отца. Эти три близких лица не сказали ей ничего утешительного.

«Что же это, сон, ужасный сон? Но нет, она не спит. Она не грезит — все это наяву. Это страшное несчастье действительно случилось с ней. Он обманул ее, он ее не любит!..»

Ей стало душно, ей казалось, что она сходит с ума. Она уже перестала совсем думать. Она чувствовала только, как замирает мучительной болью ее сердце. Тоска, страшная тоска ее охватила. И она опять уронила свою голову на колени бабушки и опять залилась слезами.

Все было тихо. Императрица сидела неподвижно, с лицом, будто окаменевшим, только грудь ее высоко и нервно поднималась. Великая княгиня тихо и горько плакала, закрыв лицо руками. Цесаревич стоял за креслом матери — бледное, с трясущимися губами лицо его было страшно… Но вот он сделал над собою усилие, провел рукою по лбу, будто отгоняя тяжелые мысли. Он опустил глаза, склонил голову. Он нашел в себе силы для молитвы, которая всегда подкрепляла его в трудные минуты жизни…

XXXI. ПЕЧАЛЬНЫЕ ДНИ

Не в характере Екатерины было поддаваться слабости. Она чувствовала себя совсем разбитой, больной, измученной; в ее сердце было много томительных ощущений, в голове много печальных и мучительных мыслей; но никто из посторонних не должен был знать того, что она чувствует, не должен был видеть, как она упала духом. Она и так не справилась с собою в первые минуты, чего с ней никогда не бывало; но довольно, впредь этого не будет!.. Все ее члены будто разбиты, она едва может двигаться, голова будто налита свинцом, тяжело дышать. Но она ласково поцеловала рыдавшую внучку и обратилась к великой княгине.

— Полноте, дочь моя, — сказала она ей, — успокойтесь и успокойте малютку, что отложено, то еще не потеряно!.. Я завтра же распутаю это дело, и все обойдется… А теперь прощайте! Я устала… поеду к себе.

— Je vour prie de m'accompagner, mon ami [8] — обратилась она к цесаревичу.

Страдание выразилось на лице ее, когда она поднималась с кресла, но она ни одним звуком себя не выдала, выпрямилась насколько могла и величественно вышла из комнаты, опираясь на руку сына.

Залы были еще полны народом. Бал не был отменен. Веселые звуки музыки неслись с эстрады, почти незримой за маскировавшими ее тропическими растениями и цветами. Любопытные, встревоженные и недоумевающие взоры встречали и провожали императрицу и цесаревича. Екатерина привычным жестом кивала направо и налево головой, она даже силилась улыбаться; но улыбка на этот раз ей не удавалась…

По выходе императрицы великая княгиня кинулась к дочери, но не нашла в себе сил ни самой успокоиться, ни ее успокоить. Она только крепко обняла ее, и так они долго вместе плакали.

«Малютка» хоронила свое внезапно пришедшее и еще внезапнее исчезнувшее счастье. Великая княгиня страдала страданиями дочери и в то же время жестоко себя упрекала.

«Он был прав, — думала она, вспоминая слова цесаревича, — его предчувствия не обманули. Не нужно было доверяться этому бессердечному, ужасному мальчику, не нужно было допускать между ними короткости! Тогда разлука не была бы для нее так мучительна, а теперь она успела страстно к нему привязаться. Но можно ли было это предвидеть? Можно ли было ожидать с его стороны такого возмутительного поступка?..»

«Да нет, нет! Дело уладится!» — успокаивала она себя и никак не могла успокоить.

Она уже не верила ни во что хорошее… Бессонную ночь провела она, не отходя от постели великой княжны, которая совсем заболела: стонала и металась. Заснет на несколько минут, а потом вдруг вскочит, зарыдает, говорит несвязные фразы…

На следующий день было рождение великой княгини Анны Федоровны, супруги юного Константина Павловича. По этому случаю во дворце должен был состояться бал и отменить его не было возможности, так как это возбудило бы излишние толки.

Великая княжна не в силах была подняться с постели, и сама Мария Федоровна чувствовала себя совсем больной.

Между тем из Таврического дворца, от императрицы, пришло известие, что на балу все непременно должны присутствовать, что сама она приедет и что шведский король также появится.

«Боже мой, да как же это возможно! — с отчаянием подумала Мария Федоровна. — Бедная девочка не выдержит. Они не должны встречаться. Да и я, хороша я буду на этом балу с таким лицом!..»

Она подошла к зеркалу и взглянула на свои опухшие от слез глаза.

«Нет, пусть сыновья с женами отправляются, а я с нею останусь».

И она поспешно отправила императрице такую записку:

«Признаюсь вам, дорогая матушка, что у меня глаза опухли и красны; все увидят, что я плакала, и станут глядеть на меня. При этом я кашляю. Если бы мне было позволено не выходить, то вы мне оказали бы большую милость».

Но посланный вернулся из Таврического дворца с клочком бумаги, на котором рукой Екатерины было наскоро написано:

«О чем вы плачете? Что отложено, то еще не потеряно. Вытрите ваши глаза и уши льдом, примите бестужевских капель… Никакого разрыва нет… Я вчера была больна — и только. Вы досадуете на замедление, вот и все. Из-за этого ваша дочь больна; а впрочем, ваш супруг передаст вам, что я ему писала».