Сан-Феличе. Книга первая - Дюма Александр (читать книги онлайн полностью без регистрации TXT) 📗
— Государь, — возразил Караччоло, — не забывайте, что милорд Нельсон — англичанин.
— Что это значит, сударь? — гордо спросил Нельсон.
— То, что, будь вы неаполитанцем, милорд, вы судили бы иначе.
— А почему я стал бы говорить иначе, если бы был неаполитанцем?
— Вы посчитались бы с честью своей родины вместо того, чтобы заботиться о выгоде Великобритании.
— А чем выгоден для Великобритании совет, который я подаю королю, сударь?
— Чем хуже будут обстоять наши дела, тем больше Англия потребует за помощь. Всем известно, милорд, что она хочет получить Мальту.
— Англия уже владеет Мальтой. Государь уступил остров Англии.
— О! Государь! — воскликнул Караччоло с упреком. — Мне это говорили, но я отказывался верить.
— А на кой черт, по-твоему, сдалась мне эта Мальта? — бросил король. — Скала, пригодная только на то, чтобы печь яйца на солнце!
— Государь, — сказал Караччоло, уже не обращаясь к Нельсону, — умоляю вас от лица всех, в чьей груди бьется истинно неаполитанское сердце, не слушайте больше советов иностранцев, которые ставят ваш престол на самый край пропасти. Господин Актон, барон Карл Макк, сэр Уильям Гамильтон, да и сам милорд Нельсон — все они иностранцы. Могут ли они быть справедливы в оценке чести нашей страны?
— Это верно, сударь. Зато они справедливо оценивают малодушие неаполитанцев, — ответил Нельсон, — вот потому я и говорю королю после того, что произошло при Чивита Кастеллана: «Государь, вам больше нельзя доверяться людям, которые бросили вас, будь они трусы или изменники».
Караччоло страшно побледнел, его пальцы невольно потянулись к эфесу шпаги; но, вспомнив, что Нельсон не может извлечь свою, так как у него одна рука, и притом левая, он ограничился словами:
— У каждого народа, государь, бывают дни невзгод.
Французы, от которых мы бежим, трижды пережили свою Чивита Кастеллана: при Пуатье, при Креси, при Азенкуре. Одной победы было достаточно, чтобы зачеркнуть три поражения, — победы при Фонтенуа.
Караччоло произнес эти слова, смотря в упор на Нельсона, который до крови закусил губы; потом он опять обратился к королю.
— Государь, — продолжал он, — долг короля, любящего свой народ, предоставить ему возможность вновь подняться после поражения. Пусть король даст приказ, скажет одно слово, подаст знак — и ни один француз не выйдет из Абруцци, если неосмотрительно проникнет туда.
— Любезный мой Караччоло, — сказал Фердинанд, подходя к адмиралу, чей совет отвечал его тайному желанию, — твое мнение совпадает с мнением человека, советами которого я весьма дорожу: кардинал Руффо говорил мне примерно то же.
— Вашему величеству не хватало только поставить какого-нибудь кардинала во главе ваших войск, — заметил Нельсон, презрительно усмехнувшись.
— У моего предка Людовика, не помню, то ли Тринадцатого, то ли Четырнадцатого, не так уж плохо получилось, когда некий Ришелье ничуть не повредил монархии, взяв крепость Ла-Рошель и форсировав проход у Сузы.
— Вот-вот, государь! — воскликнул Караччоло, хватаясь за ниточку надежды, которую дал ему король. — Значит, вас вдохновляет добрый гений Неаполя; доверьтесь кардиналу Руффо, следуйте его советам, а я… что я могу еще сказать?.. Я буду выполнять его распоряжения.
— Государь, — заявил Нельсон, вставая и кланяясь королю, — надеюсь ваше величество не забудет, что если итальянские адмиралы готовы подчиняться приказаниям священника, то английский адмирал подчиняется только приказам своего правительства.
И Нельсон, бросив на Караччоло взгляд, суливший непримиримую ненависть, вышел через ту же дверь, в которую вошел: она вела в апартаменты королевы.
Король проводил Нельсона взглядом, а когда за ним затворилась дверь, сказал:
— Вот благодарность за двадцать тысяч дукатов ренты, за герцогство Бронте, за шпагу Филиппа Пятого и орден Святого Фердинанда! Он изъясняется кратко, но ясно.
Потом король обратился к Караччоло:
— Ты прав, дорогой мой Франческо, все зло в них, в иноземцах. Господин Актон, сэр Уильям, господин Макк, лорд Нельсон, даже сама королева — всюду ирландцы, немцы, англичане, австрийцы; только неаполитанцев нигде нет! Что за бульдог этот Нельсон! Но ничего, ты его славно отделал! Если когда-нибудь нам придется воевать с Англией и ты попадешь к нему в лапы — тебе несдобровать…
— Я счастлив, государь, что заслужил ваше одобрение, — сказал Караччоло, смеясь. — Счастлив, хоть и нажил себе врага в лице победителя при Абукире.
— Ты заметил, какую рожу он состроил, когда ты ему бросил в физиономию… Как ты сказал? Кажется, Фонтенуа?
— Да, государь.
— Значит, хорошо там с ними, с господами англичанами, расправились?
— Основательно.
— И подумать только: не сделай Сан Никандро из меня осла, я тоже мог бы так отвечать! К несчастью, сейчас уже поздно, этому делу не помочь.
— Государь, — сказал Караччоло, — позвольте мне еще добавить…
— Чего же добавлять, когда я и так с тобою согласен? Сегодня повидаюсь с Руффо, и мы вместе все это обсудим. Но скажи теперь, когда мы остались одни, какого черта ты восстановил против себя королеву? Ты же знаешь, уж если она кого невзлюбит, так не на шутку?
Караччоло покачал головой, как бы говоря, что на этот вопрос ответить невозможно.
— Словом, тут, как и с Сан Никандро, ничего не поделаешь. Не стоит об этом говорить.
— Итак, — повторил Караччоло, оставаясь во власти все той же тревоги, — я уношу с собою надежду, что ваше величество отказывается от постыдного бегства и Неаполь будет защищаться до последней возможности?..
— Ступай не только с надеждой, но и с полной уверенностью. Сегодня соберется Совет, я им объявлю, что решил остаться в Неаполе. Я помню все, что ты мне сказал о возможностях защиты, будь покоен. А что касается Нельсона, то теперь ясно: если кто хочет, чтобы он кусал себе губы до крови, достаточно бросить ему в лицо одно слово: Фонтенуа, не так ли? Отлично, запомним и это.
— Государь, прошу еще об одной милости.
— Проси.
— Если, вопреки всем ожиданиям, ваше величество уедет…
— Но я же сказал тебе, что не еду.
— Словом, государь, если какая-либо случайность или неожиданность или перемена побудит ваше величество уехать, я надеюсь, что вы не воспользуетесь для этого английским кораблем и тем самым не нанесете оскорбления неаполитанскому флоту.
— Ну, на этот счет можешь быть покоен. Если я и буду доведен до такой крайности… За королеву я тебе, разумеется, не ручаюсь, пусть поступает как хочет, но я — даю тебе честное слово — отправлюсь только на твоем корабле, на «Минерве». Так и знай; смени корабельного повара, если он плох, запасись макаронами и пармезаном, если их у тебя маловато. До свидания… Так ты говоришь — Фонтенуа, не правда ли?
— Да, государь.
И Караччоло, в восторге от беседы с королем, удалился, рассчитывая на два данные ему обещания.
Фердинанд проводил его явно благосклонным взглядом.
— Черт возьми, — решил он, — какая глупость ссориться с такими людьми из-за мегеры, вроде королевы, и распутницы, вроде леди Гамильтон!
LXVIII. НЕКОТОРЫЕ СООБРАЖЕНИЯ О РАЗНИЦЕ МЕЖДУ НАРОДАМИ СВОБОДНЫМИ И НАРОДАМИ САМОСТОЯТЕЛЬНЫМИ
Король сдержал слово, данное Караччоло; на заседании Совета он определенно и решительно объяснил, что после народной демонстрации, свидетелем которой он стал накануне, он решил остаться в Неаполе и до последней возможности препятствовать вступлению французов в королевство.
Оспаривать столь ясно высказанное решение было невозможно; возразить могла бы только королева, но, полагаясь на обещание Актона так или иначе побудить короля переехать на Сицилию, она отказалась от открытой борьбы, ибо, зная Фердинанда, понимала, что в таком случае он способен заупрямиться.
По окончании заседания король застал у себя кардинала Руффо. Кардинал, всегда исключительно точный, исполнил все, что они с королем договорились предпринять: Феррари явился к нему ночью и полчаса спустя отправился через Манфредонию в Вену с поддельным посланием, чтобы показать его императору, с которым Фердинанд никак не хотел поссориться, ибо только император мог, благодаря своему влиянию в Италии, поддержать его в борьбе против Франции; точно так же как в случае враждебного столкновения Неаполя с Австрией, никто, кроме Франции, неспособен был бы оказать Неаполю серьезную помощь.
