Сын охотника на медведей. Тропа войны. Зверобой (сборник) - Купер Джеймс Фенимор (читать книги без TXT) 📗
– Чего же сам ты ожидаешь, любезный Натаниэль? – спросил Гарри с видом искреннего участия. – Что будет с тобой, как ты думаешь?
– Тучи собрались черные и грозные, и я стараюсь приготовиться к самому худшему. В сердца мингов вселилась жажда мести, и стоит им немного разочароваться в своих надеждах на грабеж, или на пленных, или на возвращение Уа-та-Уа – и мне не избежать пыток.
– Да ведь это адская штука, черт побери, и пора положить ей конец! – вскричал Гарри в бешеном порыве. – Не даром старик Том и я собирались оскальпировать весь их лагерь, когда нарочно для этого отправились из «замка». Если бы ты, Зверобой, не остался позади, успех наш был бы полный. Однако я надеюсь, ты не имеешь серьезного намерения добровольно отдать себя в руки этих злодеев? Ведь это было бы отчаянным поступком сумасброда или просто дурака.
– Скажи лучше, что жалеешь о том, что вообще взялся за эту работу. Тогда бы у нас не только не дошло до драки с индейцами, но Томас Хаттер остался бы жив, и сердца дикарей не пылали бы жаждой мщения. Девушку убили тоже очень некстати, Гарри Марч, и ее смерть лежит тяжелым бременем на нашем добром имени.
Все это было столь несомненно и казалось теперь столь очевидным самому Непоседе, что он молча опустил весло в воду и начал гнать пирогу к берегу, как бы спасаясь от терзающих его угрызений совести.
Через две минуты нос лодки легко коснулся прибрежного песка. Выйти на берег, вскинуть на плечи котомку и ружье и приготовиться к походу – на все это Непоседе потребовалась одна секунда, и, проворчав прощальное приветствие, он уже тронулся с места, когда вдруг какое-то внезапное наитие принудило его остановиться.
– Неужели ты и впрямь хочешь отдаться в руки этих кровожадных дикарей, Зверобой? – сказал он с гневной досадой, к которой, однако, примешивалось гораздо более благородное чувство. – Это будет поступок безумного или дурака.
– Некоторые люди действительно считают сумасбродством держать данное слово, зато есть и такие люди, Генри Марч, которые считают это своей обязанностью: я из числа последних. Ты принадлежишь к первым, я – ко вторым. Я получил отпуск, и, если только мне не изменят силы и разум, я вернусь в индейский лагерь завтра до полудня.
– Что значит слово, данное индейцу, или отпуск, полученный от тварей, которые не имеют ни души, ни имени!
– Если у них нет ни души, ни имени, то у нас с тобой есть и то и другое, Гарри Марч. Прощай, Непоседа, быть может, мы никогда больше не встретимся, но желаю тебе никогда не считать данное тобой честное слово мелочью, с которой можно не считаться, лишь бы избежать телесной боли или душевной муки.
Теперь Марчу хотелось возможно скорей уйти прочь.
Ему были чужды благородные чувства товарища, и он ушел, проклиная безрассудство, побуждающее человека идти навстречу собственной гибели. Зверобой, напротив, не выказывал никаких признаков волнения. Он спокойно постоял на берегу, прислушиваясь, как неосторожно Непоседа пробирается сквозь кусты, неодобрительно покачал головой и затем направился обратно к пироге. Прежде чем снова опустить весло в воду, молодой человек бросил взгляд на пейзаж, открывавшийся перед ним при свете звезд. Это было то самое место, с которого он впервые увидел озеро. Тогда оно во всем своем великолепии золотилось под яркими лучами летнего полдня, теперь, покрытое тенями ночи, оно казалось печальным и унылым. Горы поднимались кругом, как черные ограды, заслонявшие весь мир, и слабый свет, еще мерцавший на самой середине водной глади, мог служить недурным символом слабости тех надежд, которые сулило Зверобою его собственное будущее. Тяжело вздохнув, он оттолкнул пирогу от берега и уверенно двинулся обратно к ковчегу и «замку».
Глава XXIV
Мед часто переходит в желчь, сияние И радость – в тьму и горькое страданье, В позор открытый – тайна наслажденья, В невольный пост обжорства – скрытый пир, Надутый титул – в рубище из дыр, А сладость речи – в горькое смущенье.
Джудит с нетерпением ожидала на платформе возвращения Бампо. Когда он подъехал к «замку», Уа-та-Уа и Хетти уже покоились глубоким сном на постели, принадлежавшей двум сестрам, а делавар растянулся на полу в соседней комнате. Положив ружье рядом с собой и закутавшись в одеяло, он уже грезил о событиях последних дней. В ковчеге горела лампа, эту роскошь семья позволяла себе в исключительных случаях.
Судя по форме и материалу, лампа эта была из числа вещей, хранившихся прежде в сундуке.
Лишь только девушка разглядела в темноте очертания пироги, она перестала беспокойно расхаживать взад и вперед по платформе и остановилась, чтобы встретить молодого человека. Она помогла ему привязать пирогу, было ясно, что она хочет скорее начать разговор. Когда все необходимое было сделано, она в ответ на вопрос Зверобоя рассказала, каким образом устроились на ночлег товарищи. Он слушал ее внимательно, ибо по серьезному и озабоченному виду девушки легко было догадаться, что какая-то важная мысль таится в ее уме.
– Вы видите, Зверобой, – начала Джудит, – что я зажгла лампу в каюте нашего ковчега. Это мы делаем только в важных случаях, а я думаю, что эта ночь будет иметь важное значение для всей моей жизни. Хотите ли вы идти за мною? Я намерена вам показать некоторые вещи и открыть в то же время свою тайну.
Охотник был несколько озадачен, однако ничего не возразил и вместе с девушкой прошел в комнату, где горел свет. Возле сундука стояли два стула, на третьем находилась лампа, а поблизости – стол, чтобы складывать на нем вещи, вынутые из сундука. Все это было заранее подготовлено девушкой; в своем лихорадочном нетерпении она старалась по возможности устранить всякие дальнейшие проволочки. Она даже сняла уже все три замка, и теперь осталось лишь поднять тяжелую крышку, чтобы снова добраться до сокровищ, таившихся в сундуке…
– Отчасти я понимаю, что все это значит, – сказал Зверобой. – Но почему же здесь нет вашей сестрицы? После смерти старого Тома Хетти имеет одинаковое с вами право на эти редкости…
– Хетти спит, Зверобой! Все наряды и сокровища не имеют, к счастью, никакой цены в ее глазах. Притом она сама нынче вечером отдала мне в полное распоряжение все, что отыщется в этом сундуке.
– Но разве бедняга Хетти может делать такие подарки, Джудит? – спросил молодой человек. – Есть хорошее правило, запрещающее принимать подарки от тех, кто не знает им цены. С людьми, на чей рассудок сам бог наложил тяжелую руку, надо обходиться, как с детьми, которые еще не понимают собственных выгод.
Джудит была слегка задета этим упреком, да еще исходившим от человека, которого так уважала. Но она почувствовала бы это гораздо острее, будь ее совесть несвободна от корыстных расчетов по отношению к слабоумной и доверчивой сестре. Однако теперь не время было сердиться или начинать спор, и Джудит сдержала мгновенный порыв гнева, желая скорее заняться тем делом, которое она задумала.
– Хетти нисколько не пострадает, – кротко ответила Джудит. – Она знает не только то, что я намерена сделать, но и то, зачем я это делаю. Итак, садитесь, поднимите крышку сундука, и на этот раз мы доберемся до самого дна. Если только не ошибаюсь, мы найдем там то, что сможет разъяснить нам историю Томаса Хаттера и моей матери.
– Почему же, Джудит, вы называете его Томасом Хаттером, а не отцом? Разве он, как мертвец, потерял право на ваше уважение?
– Давно я догадывалась, Зверобой, что Томас Хаттер мне не отец, хотя я думала, что Хетти – его родная дочь. Но оказалось, что мы обе родились не от него. Он сам объявил нам об этом перед смертью. Я помнила, что в детстве меня окружали совсем не те предметы, которые видим здесь, на озере. Но эти отдаленные воспоминания мелькают передо мной как сон, и я ничего не представляю ясно.
– Сны – плохие руководители, когда надо разбираться в действительности, – возразил охотник наставительно. – Не связывайте с ними никаких расчетов и никаких надежд. Хотя я знал индейских вождей, которые считали, что от снов бывает польза.