Четвертый хранитель - Святополк-Мирский Роберт Зиновьевич (читать полные книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
— Князь, — осторожно сказал Медведев, — я хочу, чтобы ты правильно меня понял. Я всего лишь несу свою службу. Ты приехал первым и привез грамоту великого князя, которая является для меня прямым указом. Если бы первым приехал Оболенский и показал мне свою грамоту, можешь ни на секунду не сомневаться, что я выполнил бы все, что ею предписано и помог бы Оболенскому схватить тебя. Такова моя служба, я целовал крест на верность Великому князю и Московскому государству, и я свою присягу выполняю. Хотя, как человек человеку я могу лишь сказать — я рад, что ты приехал раньше — выполнять указания твоей грамоты мне было гораздо приятнее, чем указания грамоты Оболенского.
Князь Верейский вздохнул и сказал, как бы про себя:
— Как жаль, что столь преданные слуги служат недостойному их господину и что…
— Князь, — остановил его жестом Медведев, — ты знатный приближенный ко двору человек, больше того — ты сам родня Великому князю, а супруга твоя — родная племянница Великой княгини. Я же обыкновенный служилый дворянин и мне не пристало выслушивать такие слова. Возможно, тобой движет обида, ты чем-то не угодил Великому князю и теперь его гнев обрушился на тебя, но…
— Я не угодил ему лишь тем, что родился Верейским, — с горечью перебил его князь. — Ты недавно вспомнил о моих боевых заслугах… Да, я был во всех походах Ивана, я дрался за него не щадя здоровья и самой жизни, я абсолютно ни в чем перед ним не провинился. А что за это? Он просто-напросто хочет сжить меня со свету, как единственного наследника, и ты увидишь, что, как только меня здесь не будет, а Господь примет к себе душу моего престарелого батюшки, Иван Московский немедля заберет себе все Верейское княжество. Я только теперь понял, что они с Софьей действуют слаженно и заодно. Сперва она дарит моей жене приданное к нашей свадьбе, а спустя год ее супруг вдруг требует, чтобы я вернул ему это приданое, поскольку оно якобы до того принадлежало бывшей его супруге — покойной княгине Марье Тверской. И тогда вдруг Софья вызывает нас ночью, предупреждает, что ее супруг хочет меня схватить, и что мы должны немедленно бежать, выдает нам подписанную Иваном Васильевичем грамоту, а на следующее утро Иван Васильевич отсылает в погоню за мной Оболенского. Я только теперь понял их замысел! Они ведь действовали заодно! Ясно, что взять, да и вот так просто казнить меня, как-то все ж неловко перед народом, который меня знает и, надеюсь, любит, да и причины нет, и как же вдовой останется великокняжеская племянница?! Вот они и придумали хороший способ: нас за рубеж, а наше княжество в свою казну.
— Князь, — снова попытался что-то сказать Медведев, но Верейский снова остановил его.
— Молчи, мы никогда больше не увидимся, но я хочу, чтобы ты знал, какому человеку ты присягнул служить. Берегись его, Василий, ой берегись — он братьев родных не жалеет. Вон, два года назад, любимый и послушный ему Андрей Меньшой скончался, Иван тут же все его земли на себя отписал, ни пяди братьям родным не дал, и их самих еще сгноит в тюрьме или со свету сживет, помяни мое слово. Жадный он к земле, ненасытный. Все бы себе, да побольше, а еще, не приведи Господь, если полностью самовластвовать будет… Ты только посмотри как он с Борисом, князем Тверским поступил! Борис ему во всех Новгородских походах помогал, на Угру свои войска послал, а что в благодарность? Помнишь, как в прошлом году он половину его земли своим войском разорил, людишек тысячи побил, имущество их ограбил в свою казну, а все почему? Потому что Тверской себе невесту не в Москве, а в Литве нашел — на внучке самого Казимира жениться вздумал! И вот Иван силой и военной угрозой заставил бедного Бориса подписать унизительную грамоту, что он теперь не «равный», как испокон веков меж Москвой и Тверью было, а «молодший» по отношению к московскому! И это еще не все! Вот увидишь — сперва возьмет он себе мое маленькое Верейское княжество, а через год и все Тверское к рукам приберет!… Ну что ж, может, для роста державы это и хорошо, но держава, она ведь не только из земель состоит, но из людей живых тоже. Собрать воедино русскую землю под рукой Москвы — цель, возможно, великая, но не ценою же загубленных жизней родных и близких, а что уж о сотнях тысяч невинно убиенных простых людей говорить?! — Князь Верейский горько вздохнул. — Ладно, чего это я в самом деле тут горечь свою изливаю?! Грех сетовать в Святой праздник! На все воля Господа, стало быть, и мой удел и удел Тверского и всех других таков, каким Господь его предназначил и не нам судить — нам остается терпеть и крест свой нести по-христиански… Так что ты уж меня прости, Василий, за все. Я буду молиться в пути, чтобы злая судьба миновала твой дом, семью и тебя самого. Теперь, если позволишь, мы немного поспим, и на рассвете проводи нас к рубежу.
Медведев молча поклонился и вышел.
… Ранним утром второго дня Рождества года 1484 Василий Медведев в сопровождении своих людей проводил князя Верейского и его супругу до Бартеневки, и там Филипп на последней московской порубежной заставе сделал официальную запись в особом свитке, где отмечались фамилии и даты всех пересекших границу со ссылкой на проездные документы.
Василий Удалой, князь Верейский, тепло попрощался со всеми, сел в сани и навсегда покинул родную землю.
Он никогда больше не вернется сюда, и пятнадцать лет спустя, столь любимый народом герой, всеми позабытый, умрет на чужбине.
К этому времени бывшее Верейское княжество уже давным-давно будет принадлежать Москве.
… Филипп проводил Медведева до той самой переправы по льду Угры, где Анница некогда девятью стрелами уложила девять татар, и, попрощавшись с Медведевым, направился домой.
Еще издали, подходя к воротам, он разглядел маленькую хрупкую фигурку Чулпан в расписном кожушке, которая, кутаясь в пуховую шаль, ждала его возращения.
И увидев ее, Филипп внезапно со всей отчетливостью вспомнил, кем был этот бледный умирающий человек в сенях у Медведева.
… — Хорошая ты девка, да война есть война! Не бойся, ничего не почуешь!
Да, да, это он, это, несомненно, он — тот самый, последний, который уже занес саблю, чтобы вонзить ей в сердце, а я сперва вырвал саблю, а потом схватил его самого и выбросил в окно. Оно было такое большое, в овальной раме, с мозаичными цветными стеклами, и он вышиб эту мозаику, а его тело глухо ударилось где-то внизу. Неужто мир может быть таким тесным? Лишь бы Чулпан его не увидела, она ведь сразу вспомнит…
…Анница ждала возвращения Василия в некоторой тревоге.
— Этот раненый пришел в себя и все рассказал.
— Ну и как он? Что говорит Надежда?
— Будет жить. Выходим. Но меня другое тревожит. У нас неприятности?
— Пустяки! — беспечно махнул рукой Медведев и, обняв Анницу, поцеловал. — Первый раз, что ли? Ты же знаешь — я всегда вывернусь. Грамоту мне Верейский оставил. Я готов держать ответ, хоть перед самим Великим князем.
Они поднялись в горницу, и Анница сказала:
— Княгиня Марья такая милая, тихая, спокойная. Мне кажется, у нее было тяжелое детство. Она меня так благодарила за все, и вот, посмотри, какой подарок сделала.
Анница протянула Медведеву ручное зеркальце в деревянной резной оправе. Несмотря на то, что само зеркальное стекло венецианской работы выглядело как новое, маленькие трещинки и царапины на отполированном потемневшем от времени дереве указывали на значительный возраст украшения.
Василий взял зеркальце и повертел его в руках:
— А-а-а, — вдруг протянул он, разглядывая что-то на тыльной стороне. — Это наверняка из приданого Великой княгини Софьи. Ну, Анница, ты можешь гордиться. Смотри, видишь, вот тут, — он показал ей выцарапанные на дереве, едва различимые буквы «Мар. В. Кн. Твр.» — в это зеркальце смотрелась когда-то сама княжна Марья Тверская, будущая Великая Московская княгиня, мать Ивана Ивановича Молодого.
— Не может быть, — удивилась Анница, — а как оно очутилось у Верейской?
— О, это длинная и запутанная история. Я сам толком ничего в ней не понял, хотя князь Удалой пытался мне что-то втолковать. Но это не важно. Я вот помню, что когда мы сидели за праздничным столом, как раз перед тем, как в дверях появился Клим, ты шепнула мне, что хочешь сообщить какую-то приятную весть. О чем это ты?
