Базалетский бой - Антоновская Анна Арнольдовна (книги регистрация онлайн .TXT) 📗
– Опять моих увидел? Разве не знаешь: у меня остается в Тбилиси лишь тысяча.
– А разве ты собираешься в Тбилиси сражаться? К кому еще шах-ин-шах, да продлится его жизнь до конца света, так благосклонен, как к тебе, Андукапар?
Еще что-то кричал Андукапар, еще о чем-то спрашивал Иса-хан, а Зураб уже обеспокоенно думал: "Неужели догадываются, что веду двойную игру? Но помочь царю Теймуразу вернуть свой трон я должен, ибо это приблизит и меня к сокровенным целям. Или я, подвергая себя смертельной опасности быть разоблаченным Шадиманом и, что еще хуже, Иса-ханом, торчу здесь, подобно ржавому гвоздю в подгнившем бревне, ради блага глупого Симона? Нет, я всех их обману! Пусть персы в сладком неведении рассчитывают, что арагвинцы великодушно помогут им добраться до Телави; а на самом деле персы помогут моим тысячам добраться до царя Теймураза.
Шадиман, мягко проводя пальцами по надушенной бороде, в раздумье смотрел на повеселевшего Зураба: «Странно, снова мучают подозрения. Но почему? Своих почти всех уводит…»
Ханы встрепенулись – намекнули, что после совместного разгрома турок Зураб получит новые земли и богатые трофеи, и заверили, что шах Аббас никакой ценою не позволит султану овладеть Картли и Кахети, которые служат Ирану заслоном от Московии.
– Как же ты без дружинников останешься? – не в силах побороть подозрение, спросил Шадиман.
– Неужели подобная глупость сорвалась с моего языка? Нет, мудрый печальник, и я не простак! На смену придут мои арагвинцы из Ананури.
– Значит, выхолащиваешь замок для Саакадзе? – испытующе уставился на Зураба Андукапар.
– Саакадзе на Ананури не пойдет.
– Почему? – изумился Андукапар, больше обращаясь к Иса-хану.
– В Ананури сейчас моя мать, княгиня Нато, – с нежностью в голосе проговорил Зураб.
Иса-хан, подавив крик, спокойно принялся разглядывать свои нашафраненные ногти и вдруг поднялся, ссылаясь на усталость. Выразив удовольствие встретиться завтра, хан покинул Метехи.
Наутро неожиданно от Иса-хана прискакал к Хосро-мирзе и Шадиману онбаши с приглашением прибыть в крепость, ибо хан чувствует боль в ноге от старой раны и хочет решить малые дела: кому из князей следует оставить ферман на охрану замков.
Андукапар, а тем более Зураб не поверили предлогу и возмутились: почему их обошли? Андукапар свирепо ругался, но упоминал главным образом имя Шадимана. А Зураб, полный тревоги, угрюмо заперся о своих покоях.
Ненавистной казалась и полумгла, притаившаяся в углу, и голова бурого медведя с застывшими глазами, и потухший бухари – черные угли словно вещали исход любой борьбы: раньше огонь – потом зола. Зураб сел за треногий столик, схватил сереброгорлый кувшин и жадно отпил. Он стал рассуждать, ожесточенно ударяя ладонью по инкрустированной поверхности стола.
«Иса-хан что-то заподозрил. Шадиман – тоже. Конечно, Андукапара только для отвода глаз не пригласили, вонзить бы ему кинжал в глотку! Теперь важнее всего убедить трех лисиц в моем желании помочь им выбраться из цепких лап „барсов“. А главное: духовенство только царя Теймураза признает – значит, всеми мерами попытаюсь задобрить церковь и убедить в моей преданности Теймуразу. А может, разумнее скрытно ускакать в Ананури? Где, как не в своих владениях, можно чувствовать себя в безопасности? Но тогда распрощаться с троном?.. Нет! Тысячу раз нет! А постоянно ускользающая красавица? Не время поддаваться даже мимолетным сомнениям. Слишком долго плелась мною сеть, чтобы отказаться от улова золотой форели! Все задуманное да исполнится!»
Позвав арагвинца, Зураб приказал скакать к архиепископу Феодосию и просить немедля пожаловать в Анчисхатский собор: Зураб Эристави намерен исповедаться, слишком тяготят его грехи, малые и большие.
Потом, облачившись в праздничные одежды, скрыв под куладжей стальную панцирную рубашку, Зураб с десятью телохранителями выехал из Метехи.
«Странно, – думал дорогой Зураб, – почему я так долго не исповедовался? Кто лишил меня святой благодати? Кто отвратил меня от божьего дома? Саакадзе? Нет, он полностью никогда мне не доверял и осторожно избегал разговора о церкови. А сейчас, притворщик, без церкови не дышит, даже католикоса озадачил. Тогда кто же? Э-о! Победа, дорогой Папуна! Это ты, как искуситель, убеждал меня, что церковь и есть ад, – недаром бог со свитой, бросив скучное небо, расположились среди чертей в парчовых ризах. Потом к народу ближе – значит, выгоднее… Сколькими тунги запивали тогда смех! Особенно Дато, этот незаменимый уговоритель. А Папуна в доказательство… Черт! Совсем забыл: Папуна продолжает болеть! И почему недоверчивый Шадиман не замечает, какими здоровыми глазами следит за Метехи больной? Или „змеиный“ князь опасается Хосро? Ведь рыцарь дал слово Хорешани оберегать лазутчика Великого Моурави. Одно хорошо – скоро мечтающий о кахетинском троне умчится, и тогда мечом укажу веселому прославителю чертей короткую дорогу в ад».
В таких думах Зураб свернул в боковую уличку и подъехал к Анчисхати. То ли любопытство съедало Феодосия, то ли встревожила внезапность, но когда Зураб, войдя в пустую церковь, с жаром осенил себя крестным знамением, служка подошел к нему и шепнул, что архиепископ ждет князя в ризнице.
Разговор начался сразу, и не о святом таинстве.
– Отец Феодосий, – торжественно возвысил голос князь, – ты понял причину моего спешного прихода?
– Думаю, снедали тебя большие и малые грехи. Кайся, сын мой, кайся! Милостивец не откажет раскаявшемуся в отпущенье грехов.
– Каюсь, отец Феодосий! Хосро-мирза и Иса-хан со всеми персами покидают Картли.
– Уже?! – Феодосий чуть не выронил крест, которым собирался осенить Зураба.
О грехах было забыто. Феодосий то краснел, будто нырнул в кипяток, то белел, словно вымазался мелом. Следя за бегающими глазами князя, архиепископ притворно заволновался:
– О господи, пути твои неисповедимы! Почему же, князь, медлишь? Ведь царь Теймураз в Тушети томится?
– Я полон беспокойства. Царь может опрометчиво, раньше времени, спуститься с гор и попасть прямо в пасть Хосро-мирзы!
– Силы небесные! Поспеши отослать гонцов. Или пути из Картли в Тушети для тебя запретны?
– Лазутчики Шадимана за каждым вздохом моим следят. А для мною задуманного необходимо полное доверие ко мне Метехи. Мыслилось: церковь, желающая видеть царем только Теймураза…
– Поспешит залезть, яко кролик, в пасть Иса-хану? Неразумно, сын мой, думал, неразумно! Или тебе не ведомо, что алчущие богатства монастырей подстерегают, яко сатана грешников, нашего промаха?
– Но монаха, собирателя на нужды церкови, кто остановит?
– Персы. И, выведав пытками, за каким подаянием в Тушети монах направил стопы, обрушатся на головы монастырских мудрецов, жаждущих вновь лицезреть князя Зураба с царем Теймуразом.
– Но, отец Феодосий, нельзя допустить гибели царя, всю жизнь сражающегося за христианскую веру! – Зураб устремил взор к своду, где изображения святых угодников поражали аскетичностью ликов и богатством одеяний.
– Где правда в твоих речах, князь? Печалишься о Теймуразе Первом, а продался Симону Второму!
– Хитрый обход врага не есть предательство по отношению к другу. Саакадзе собирался отточить меч в ананурской кузнице. Хосро-мирза, предатель иверской божьей матери, собирался водрузить знамя «льва Ирана» на колокольне ананурского храма. Шадиман собирался с помощью Арагви объединить картлийских князей, за что обещал защитить меня от Саакадзе и от «льва Ирана». И вот, спрятав улыбку в усы, я въехал в Метехи. О благочестивый Феодосий, я поступил, как мудрец. Сейчас, облеченный доверием Метехи, я знаю все их коварные планы и в силах помочь моему царю, отцу любимой мною Дареджан.
Доброжелательно кивнув князю, Феодосий пухлыми пальцами пригладил пушистую бороду. «Любимой Дареджан! – мысленно возмутился он. – А ты спроси, шакал из шакалов, кого сейчас любит Дареджан, кроме имеретинского царевича Александра?» Но вслух он елейно протянул:
– Церковь благословит твое желание помочь царю.
