Парижские могикане. Том 1 - Дюма Александр (читаем книги онлайн бесплатно .txt) 📗
В одиночестве заключена целая религия! Уединение делает злых добрыми, хороших — еще лучше. В тиши Господь говорит с сердцем человека; в одиночестве человек говорит с сердцем Бога.
Одиночество вдвоем еще полезнее: это сон, это волшебная сказка.
Это был сон старого учителя и его ученика, сон продолжительностью в семь лет, из которого их внезапно вырвала трагедия.
В одно воскресное февральское утро 1814 года ученик получил еженедельное письмо из дома.
Оно было запечатано черным воском.
Написано оно было не рукой отца; не похож был почерк и на материнский.
Умер отец? Умерла мать?
Если кто-то из них жив, почему не он сообщает страшную весть?
Жюстен с трепетом распечатал письмо.
Несчастье зашло гораздо дальше самых печальных предчувствий.
Казаки сгубили урожай, разграбили амбары, сожгли ферму; мать, бросившаяся к постели дочки, чтобы спасти ее из огня, потеряла зрение.
Мать ослепла!
Но что же отец?.. Почему не он написал это письмо?
Отец, старый солдат Республики, совсем потерял голову, увидев размеры своего несчастья; он взялся за ружье и объявил охоту на казаков.
Он убил девятерых!
Но в ту минуту как отец целился в десятого, он не заметил, что попал в засаду; раздался залп дюжины ружей, две пули пробили ему грудь, третья угодила в голову. Он рухнул замертво.
Учитель горевал вместе с учеником, они вместе проливали слезы; но слезами и сочувствием горю не поможешь — пришла пора прощания.
Жюстен обнял своего второго отца — преподаватель вполне заслуживал этого звания, потому что если от первого отца юноша получил жизнь физическую, то второй разбудил его душу, — и друзья расстались.
XIV. БИТВА ЗА ЖИЗНЬ
Отец мертв, мать слепа, младшая сестра слишком мала, чтобы наняться на работу, дом сгорел, урожай потерян… Что было делать несчастному Жюстену? А было ему тогда шестнадцать лет!
Он написал обо всем старому учителю и попросил его совета.
Ответ не заставил себя ждать. Господин Мюллер настоятельно советовал Жюстену вернуться в Париж, в город больших возможностей, да и он, учитель, кстати, был бы рядом, готовый помочь чем только сможет.
Славный старик был беден, он был одинок в целом свете — вот в чем заключалось его богатство. Он отдал Жюстену скудные сбережения десяти лет и предложил снять дом по соседству.
Было бы пустой гордыней отказываться от помощи старика; Жюстену это и в голову не пришло: он согласился.
Тогда-то он и переехал в Париж, в этот самый дом предместья Сен-Жак, куда только что вошли Сальватор и Жан Робер. Он поселился в жалкой комнатушке, о которой мы попытались дать нашим читателям представление.
Целый год Жюстен тщетно искал уроков. Все только смеялись в лицо этому преподавателю — юноше неполных шестнадцати лет от роду.
Только на следующий год он нашел несколько репетиторских уроков, но денег не хватало, чтобы прокормить трех человек.
Уроки занимали у него всего три часа в день; он стал искать, где бы еще заработать.
Он узнал, что в одном женском пансионе требуется учитель музыки, и отправился туда с рекомендательным письмом г-на Мюллера к хозяйке пансиона.
Его встретили с распростертыми объятиями.
Добрый учитель написал в рекомендации, что если его питомца возьмут на службу, то тем самым окажут ему, г-ну Мюллеру, настоящую услугу. Да и молодой человек нуждался в работе, прибавил он.
Хозяйка пансиона, зная, что питомец г-на Мюллера беден, решила, что он обойдется ей недорого. Она ему предложила двадцать франков в месяц.
Старый учитель, полагавший, что его ученик стоит большего, посоветовал ему отказаться. Но Жюстен принял предложение.
На двадцать франков в месяц вместе с деньгами за уроки можно было жить скромно, очень скромно. Но все-таки материальная сторона жизни была обеспечена.
Итак, беспокоиться пока особенно не о чем было. Прошлое было беспросветно-мрачным, настоящее — всего лишь пасмурным.
Беспокойство начиналось, когда в доме произносили имя дорогого учителя. А произносили его чаще, чем отбивал время колокол на церкви святого Иакова-Высокий порог.
Ему задолжали целое состояние: тысячу франков, сумму огромную, какую Жюстен не мог заработать за целый год. Как же отдать долг? Где найти работу?
Жюстен спрашивал работу где только мог.
Повторяем: мать был слепа, сестра трудолюбива, но слаба здоровьем и почти все время болела.
Одному торговцу лесом с бульвара Монпарнас был нужен счетовод на два дня в неделю.
Жюстен явился к нему; его костюм был не то что беден, но уж очень скромен.
Торговец лесом платил пятьдесят франков предшественнику Жюстена, одному щеголю из предместья, появлявшемуся лишь тогда, когда он оказывался без единого су или был свободен от многочисленных любовных похождений.
Жюстену торговец лесом предложил двадцать пять франков. Жюстен согласился.
При условии жесточайшей экономии и отказа в самом необходимом ему понадобилось бы четыре года, чтобы собрать тысячу франков.
Уроки греческого и латыни, уроки музыки, работа счетовода отнимали у него не больше восьми часов в сутки.
У него оставалось еще четыре часа днем и двенадцать часов ночью.
И Жюстен стал искать новых учеников и новой работы. Он готов был на все, постоянно помня о своем долге: содержать мать и сестру, выплатить тысячу франков г-ну Мюллеру.
Новую работу найти было легче, чем новых учеников. И он такую работу нашел.
В нескольких шагах от его дома, чуть выше по улице, находилась типография, где печатали ежедневную газету. Корректору — славному малому, который, похоже, еще за двенадцать лет почуял приближение 1830 года, — надоело править корректуры роялистских элегий своего хозяина, занимавшего высокий пост в министерстве; в одно прекрасное утро он разорвал цепь, расправил крылышки и улетел.
Издатель газеты и хозяин типографии как-то вечером совершенно запутались в корректуре своего листка. И вот они узнали, что по соседству живет молодой человек, наделенный качествами, необходимыми для этой тяжелой работы. Его пригласили на это место.
Для Жюстена это была земля обетованная.
Жюстен имел счастливую особенность: он не разбирался в политике, ведь ему просто некогда было ею заниматься. Насколько могла ненавидеть его душа, он ненавидел иноземцев, захвативших Францию, и казаков, спаливших его ферму, лишивших зрения его мать, убивших его отца, сделавших сиротой его сестру.
Но собственного мнения у него не было, или, вернее, бедный и честный малый знал только одно: он должен прокормить мать и сестру и отдать тысячу франков г-ну Мюллеру.
Ему сказали, что придется работать почти всю ночь; он был согласен. Когда его спросили, сколько он хочет за работу, он ответил: «Сколько вам будет угодно мне назначить».
Примерно в середине 1818 года он поступил корректором в эту типографию.
Ровно через год он вернул старому учителю тысячу франков, которые тот ему одолжил.
Спустя еще год он сумел отложить шестьсот франков.
И размечтался же тогда несчастный Жюстен! Через четыре года он надеялся сколотить для сестры три тысячи приданого, а также четыреста франков на свадебные расходы.
Но он сам?.. Что с ним сталось?! Он превратился в чернорабочего, в подобие мельницы, монотонный стук которой замирал лишь с двух часов ночи до шести утра.
Вот о таких людях какой-то святой сказал: «Трудиться — значит молиться».
Мечта Жюстена имела такой же конец, как и любая мечта: она не сбылась.
Жюстен захворал; болезнь оказалась серьезной: менингит за неделю привел его на край могилы. Брюшной тиф, последовавший за менингитом, на два месяца приковал его к постели.
Русская пословица гласит: «Беда не приходит одна».
Эта пословица с не меньшим основанием могла бы быть французской или испанской.
Стоило несчастному Жюстену заболеть, как он всего лишился. Уроки музыки передали известному пианисту, который в них не нуждался. Он был в моде, и на уроки приходил, когда у него было время.
