Парижские могикане. Том 1 - Дюма Александр (читаем книги онлайн бесплатно .txt) 📗
Счета перепоручили щеголю, предшественнику Жюстена: он убедил хозяина, что сумел исправиться.
Роялистский листок обанкротился, не выдержав нападок за ревностную поддержку «Бесподобной палаты».
А так как без газеты иметь корректора было излишеством, которое бывший хозяин не мог себе позволить, то, как только газета закрылась, распрощались и с корректором.
Оставалось репетиторство.
Однако начались каникулы, и все ученики разъехались.
К счастью, рядом был по-прежнему славный г-н Мюллер.
Старик, ставший небесным покровителем несчастного семейства, заменил собой Господа Бога, когда тот, слишком занятый падением Империи, отвел свои взоры от ничтожной спаленной фермы.
Мюллеру недавно вернули тысячу франков, и теперь можно было снова одолжить у него эти деньги.
С этим Жюстен и вышел впервые из дому: деньги и явились целью его первого визита.
Еще слабый после болезни, держась за стены, он еле добрался до старика и застал его дома; г-н Мюллер сидел на небольшом чемодане, который он только что захлопнул.
— А-а, вот и ты, мальчик мой! — воскликнул старик. — Я очень рад, что тебе лучше.
— Да, господин Мюллер, — отвечал тот, — и, как видите, мой первый визит — к вам.
— Благодарю… А я как раз собирался зайти к тебе попрощаться.
— Как?! Вы уезжаете? — с беспокойством спросил Жюстен.
— Да, друг мой, я отправляюсь в далекое путешествие.
— В путешествие?..
— Я никогда тебе об этом не рассказывал, потому что если бы я это сделал, ты не взял бы у меня тысячи франков, те, что ты недавно мне вернул.
— Боже мой! — пробормотал Жюстен.
— Я говорил тебе, что родом я из того же города, что и великий, прославленный Вебер. Мы познакомились еще детьми; став юношами, мы подружились; впоследствии я всегда им восхищался и дал себе слово перед смертью непременно повидаться с автором «Вольного стрелка» и «Оберона». Я много работал — а ты знаешь, что это такое, — и скопил тысячу франков, дабы вознаградить себя в старости этой радостью и потешить гордыню. Я уже собрался в путь, когда тебе понадобились мои жалкие сбережения. И я сказал себе: «Что ж! Я еще не стар, Господь ниспошлет нам с Вебером еще немного времени, пока Жюстен успеет вернуть мне тысячу франков, которые я предлагаю ему».
— Дорогой господин Мюллер!
— И я тебе предложил деньги, мой мальчик, а ты согласился; я видел, как ты надрываешься, бедный раб собственной чести, чтобы поскорее со мной рассчитаться, а я, старый эгоист, вместо того чтобы сказать: «Не спеши так, у тебя есть время, в молодости есть силы, но их надо беречь!» — ничего тебе не говорил, бедный мой мальчик; прошу простить мне этот грех… Я не помешал тебе, хотя часто слышал: «Вебер болен, у него слабая грудь, он долго не протянет!..» Не говоря уж о том, что в его музыке звучали последние вздохи отлетающей души… И вот, наконец, Ценой лишений ты вернул мне тысячу франков; согласись хотя бы, что я никогда не напоминал о твоем долге.
— Ах, господин Мюллер…
— Нет, клянусь тебе, бедное дитя, что эта сумма мне была необходима. Едва она оказалась у меня в руках, как я подумал: «Отлично! Вот и деньги на каникулы!» Понимаешь? А если бы Вебер, с которым мы не виделись двадцать пять лет, был при смерти?! Но слава Богу, я успею его обнять! О, дорогой мне великий человек! Вчера я получил от него письмо; он в Дрездене, пишет оперу для саксонского короля. Нынче утром я собрал чемодан, заказал билет до Страсбура — вот мой отчет. Вечером я отправляюсь! Я собирался было зайти к тебе проститься, дитя мое, а ты пришел сам. Сейчас будем обедать.
— Ах, господин Мюллер, — задыхаясь, прошептал Жюстен, — мне еще рано обедать.
— Как жаль, что ты не можешь поехать со мной! Ведь это невозможно, не правда ли?
— Совершенно невозможно.
— Понимаю… У тебя уроки музыки, репетиторство, счета, корректура… Ты, верно, намерен все это возобновить?
— Да, — вздохнул Жюстен.
Мюллер был так взволнован, что не расслышал его вздоха.
Этот вздох — столь же печальный, как последний привет Вебера, — был прощанием с единственной надеждой.
Стоило Жюстену сказать: «Мне нужна ваша тысяча франков, дорогой господин Мюллер, потому что я еще не пришел в себя после болезни; мне нужна ваша тысяча франков, чтобы прокормить мать и сестру; вы увидитесь с Вебером позже или даже не увидитесь вовсе, — только останьтесь, славный Мюллер, останьтесь!» — и Мюллер, испустив, может быть, не менее печальный вздох, чем Жюстен, несомненно остался бы.
Жюстен промолчал. Он обнял г-на Мюллера, простился с ним, затем возвратился к себе, обливаясь слезами, и в изнеможении рухнул на кровать.
В пять часов того же дня Мюллер уехал в Дрезден.
После отъезда Мюллера средства семейства истощились до последнего су.
Поправившись, Жюстен предпринял еще одну попытку возобновить прежние уроки и подыскать новые, однако две трети родителей отвечали ему с трогательной заботой:
— У вас очень слабое здоровье!
Тогда молодому человеку, доведенному до отчаяния — ведь ему почти изменило мужество, ведь он почти потерял всякую надежду, ведь он почти лишился рассудка, — пришла мысль организовать начальную школу в этом нищем предместье, где было слишком много детей и слишком мало денег.
Сначала одна славная работница решилась отдать к нему в учение сынишку; потом другая, трудившаяся целый день напролет и не знавшая, куда пристроить своего малыша, доверила ему ребенка (потому, что некуда было его деть, а не ради того, чтобы он выучил четыре арифметических правила); третья привела к Жюстену сразу двух учеников — семилетних близнецов.
Спустя полгода у него уже было восемь белоголовеньких, свежих, розовощеких школьников; но ему приходилось заниматься с ними целый день, и восемь его пансионеров приносили ему сорок франков в месяц: как мы уже рассказывали в начале предыдущей главы, за пять франков в месяц он одаривал их всеми сокровищами письма, чтения и четырех арифметических действий.
Впрочем, и поныне бедным школьным учителям в этих трущобах платят не больше того, что получал Жюстен.
А через два года, к июню 1820 года, у него стало уже восемнадцать учеников; таким образом, он зарабатывал тысячу восемьдесят франков в год, и на эти деньги они жили втроем. Жили, если понимать под этим словом «не умирали с голоду»!
А г-н Мюллер успел съездить в Дрезден и вернуться оттуда; он повидался с Вебером, провел весь свой каникулярный месяц с ним, а когда возвратился, сказал Жюстену:
— Я истратил все до последнего су, но, слово виолончелиста, я не жалею!
XV. УЧИТЕЛЬ У СЕБЯ ДОМА
Жюстен занимал в двухэтажном доме первый этаж.
Наверху было всего две комнаты и чулан, превращенный в кухню.
На втором этаже жила мать юноши и его сестра.
Этот домишко, стоявший особняком во дворе и соприкасавшийся с соседними домами только одной стороной, был, по всей вероятности, построен когда-то хозяином бумагопрядильни: ее развалины можно было разглядеть в нескольких шагах от дома Жюстена.
Вот в этом мрачном убогом прибежище, которое скудно освещалось лишь со двора, окруженного высокими домами, прозябали мать, дочь и сын.
Мать, бедная женщина, лишившаяся зрения, как мы уже говорили, занимала первую комнату, куда ее дети приходили по вечерам; за весь год она, может быть, всего три раза переступала порог своей комнаты.
Набожная, одинокая, слепая, она не теряла присутствия духа.
Никто никогда не слышал, чтобы она сетовала на судьбу: она отличалась высоким смирением римской матроны и воплощала собой суровую добродетель; живи она в Спарте, ее бы обожествляли; римский сенат издал бы указ о том, чтобы все обнажали перед ней голову как перед жрицей великой богини.
Французское общество ее мучило.
Ох, уж это французское общество! На сей раз ему мы объявляем бой!
Мы отлично понимаем, что истощим свои силы, как Иаков в битве с ангелом; однако, когда мы предстанем перед Господом и он нас спросит: «Что вы сделали?», мы ответим ему: «Мы не могли победить; но мы боролись».
