Одиссея поневоле (Необыкновенные приключения индейца Диего на островах моря-океана и в королевс - Свет Яков Михайлович
Тем временем в носовую надстройку адмирал призвал всех оружейников.
— Сеньоры, — обратился он к ним. — Король дает на берегу ужин. Надо воспользоваться случаем и показать этим дикарям, что мы — просвещенные люди. Отрядите лучников в селение. Пусть возьмут большой турецкий лук и по колчану стрел. А когда я с берега подам сигнал, дайте два-три залпа из ломбард. Пошлите также четырех человек с эспингардами [14]. Проку от эспингард мало, но зато гремят они на славу.
«Король пообедал на каравелле с адмиралом, а затем отправился вместе с ним на берег, где принял у себя с большим почетом и дал ужин, на котором подавалось два или три сорта ахе [15] , крабы, дичь, индейский хлеб, что носит название кассавы, и прочие блюда. А потом король повел адмирала в рощу близ селения, причем его сопровождала по крайней мере тысяча человек и все были голые. Король уже был в рубашке и перчатках, и последние радовали его больше, чем все прочие дары. Его принадлежность к знатному роду проявлялась в том, как он держал себя за столом, и в его манерах, исполненных скромности и благородного достоинства. После ужина он отправился с адмиралом на берег, и адмирал послал за турецким луком и колчаном со стрелами, а затем попросил одного из своих спутников выстрелить из лука. И король, который об оружии не имел понятия — ведь у них оружия нет и они им не пользуются, — был поражен до крайности. Но он сказал, что у людей, которые называются карибами, или канибами, и которые сюда приходят, чтобы полонить местных жителей, есть луки и стрелы без железных наконечников. Во всех этих землях и слуха нет о железе, стали или других металлах, но медь, хоть и в малом количестве, адмирал видел. Знаками адмирал дал понять королю, что короли Кастилии приказали ему разгромить карибов и что он всех их приведет со связанными руками.
Приказал адмирал выстрелить из ломбарды и эспингарды, и король был потрясен, видя каково действие этого оружия. А люди его, услышав звук выстрела, поверглись наземь. Адмиралу принесли большую маску с изрядными кусками золота в глазницах, в ушах и других местах, и эту маску, а также иные золотые украшения король дал адмиралу, надев маску ему на голову, а все прочее повесив на шею. И много таких же вещей роздал король христианам, сопровождающим адмирала.
Адмирал был утешен и обрадован всем, что увидел, и умерились его тоска и его печаль, вызванные гибелью корабля, и он понял, что господь посадил этот корабль на мель, дабы именно в этом месте было бы заложено новое поселение».
Дары данайцев
«Санта-Мария» погибла. «Пинта» гуляла неведомо где. Оставалась лишь «Нинья» — каравелла-малютка, и даже святой Николай, покровитель всех плавающих, не разместил бы в ее чреве семьдесят человек.
И адмирал решил основать во владениях Гуаканагари в бухте Навидад (Навидад по-испански — рождество, а в день рождества близ этой бухты затонула «Санта-Мария») крепость и в ней оставить тридцать девять своих спутников. Оставить временно. Самому же вернуться в Кастилию. Ведь чистое безумие продолжать поиски новых земель на одном утлом суденышке. А из Кастилии можно привести большую флотилию и прямо из бухты Навидад отправиться к Великому хану.
«Король» Гуаканагари Вергилия не читал. А поэтому он ничего не знал о троянском коне. Большом, деревянном, пустотелом коне, которого данайцы, осаждавшие Трою, по совету хитроумного Одиссея подарили своим врагам. Воины, скрытые в брюхе коня, врасплох напали на троянцев и захватили город.
Разумеется, оставляя в бухте Навидад тридцать девять человек, адмирал был далек от коварных замыслов. Эти люди могли бы, так по крайней мере считал адмирал, приобщить «короля» и его подданных к христианскому образу жизни. И кроме того, ко времени возвращения адмирала из Кастилии они успели бы сходить в Сибао и доставить в форт много золота.
Благими намерениями ад вымощен…
Пока адмирал строил крепость на берегу бухты Навидад, Диего курсировал между кораблями и резиденцией Гуаканагари. Как и прежде, посещая места, где многое напоминало Остров Людей, а многое было совсем несходно с тем, что было на родине, Диего впадал в уныние. Порой его одолевала такая тоска, что он готов был сбежать куда глаза глядят, но какое-то властное чувство удерживало его в бухте Навидад. Он знал, что Сеньорадмирал скоро уйдет в страну Кастилию, и он твердо решил сопровождать туда великого бледнолицего вождя.
Гуаканагари не раз подолгу беседовал с Диего. Говорил он с Пепе, Алонсо, Пако и Санчо, земляками Диего, и голова у него шла кругом: удивительны были рассказы этих людей, и, что совсем странно, почти во всем эти рассказчики друг другу противоречили.
Пепе, например, ругал бледнолицых. Алонсо и Пако говорили о них без неприязни, но оба они бестолковые; Санчо, который с некоторых пор явно тронулся умом, утверждал, что бледнолицые вообще не люди и что в один прекрасный день они исчезнут. Их поглотит Большая Соленая Вода, и они уйдут к Мабуйе. Верить в это пророчество Гуаканагари не хотелось. Пока у него не было основания жаловаться на пришельцев, а получил он от них много.
Разумеется, больше всех о бледнолицых знал Диего. Но странное дело, Гуаканагари от бесед с этим юношей становилось очень тревожно, хотя в отличие от Пепе Диего редко отзывался о бледнолицых плохо и неуважительно.
— Я никак не могу понять тебя, — говорил Гуаканагари, — добро или зло несут нам эти пришельцы? Чего ожидать от них? Как постичь их намерения?
Диего пожимал плечами.
— Ты большой вождь, тебе и решать. Я поведал тебе лишь то, что видели мои глаза и слышали мои уши. Одно могу тебе сказать. Они — другие. Представь себе, что наши собаки-алки вдруг обрели дар речи и стали ходить не на четырех лапах, а на двух ногах. Мабуйя свидетель, ты их понял бы скорее, чем бледнолицых.
— Да, ты прав, кожа у них белая, тело они прикрывают тряпками…
— Нет, не в том дело. Сперва и мне казалось, что только этим они отличаются от нас. Но, великий вождь, теперь я вижу — они совсем другие и ничем на нас не похожи. Не могу я взять в толк, почему они такие жадные, не могу понять, почему нрав у них так переменчив.
Гуаканагари удивленно развел руками:
— Иногда мне кажется, что я тебя понимаю. А затем смысл твоих слов ускользает от меня, как макрель из прорванной сети…
— Ты увидел их лишь два дня назад, а я с ними две луны и десять и еще четыре дня. Но чтобы понять их, этого мало. Потому-то я и хочу отправиться с ними в Страну Восхода — они ее называют Кастилией. Нас туда пойдет пятеро. Пять умов хорошо, десять лучше. Мой тебе совет: пошли к великому касику Кастилии умных людей.
— Совет твой хорош. Я подумаю. Но увижу ли я тех, кого отправлю в Страну Восхода?
— Увидишь! Бледнолицые упрямы. Они снова придут сюда, им нужен желтый металл. И они неспроста оставляют часть своих людей. Помни это.
— Запомню. И вот что я скажу тебе напоследок: хотел бы я, чтобы духи предков переселили меня во времена моего деда. Он умер спокойно, он не знал, что есть на свете бледнолицые…
Да, не было счастья, так несчастье помогло. Форт Навидад уже строится. Материала сколько угодно. Доски, бревна, гвозди, всего этого добра на «Санта-Марии» вдоволь.
И вот обнажался ее скелет — очень похожи мертвые корабли на истлевших покойников, и кровь стынет в жилах, когда видишь голые ребра шпангоутов.
И уже составлен список. В нем тридцать девять имен. Эти люди остаются на Эспаньоле. Богу хвала, почти все смутьяны по собственной воле решили не возвращаться в Кастилию. Остается Чачу, остаются его дружки. У них особый расчет. Генуэзец велит колонистам жить в мире с индейцами. Как бы не так! Дай срок, уйдет «Нинья» в Кастилию, и мы покажем этим безмозглым дикарям, на что способны добрые христиане!
Оружия сколько угодно: бальесты, арбалеты, аркебузы, эспингарды; порох есть. А у «короля» Гуаканагари одни лишь острые тростинки да дубинки, они называют их маканами. И у него есть золото. Иисус-Мария! Золото будет у нас, и горе тем, кто станет на нашем пути.
