Жозеф Бальзамо. Том 1 - Дюма Александр (список книг TXT) 📗

Жильбер перевел дух.

Андреа ступила на первую ступеньку лестницы, потом на вторую.

— О Господи, Господи, — пробормотал Жильбер, — куда же она? Эта лестница ведет только в красную комнату, в которой живет чужеземец, да в мансарду Ла Бри. Если бы ей понадобился Ла Бри, она бы позвала, позвонила. Значит, она идет… Нет, это невозможно! Невозможно!

И Жильбер в ярости стиснул кулаки при мысли о том, что Андреа идет к Бальзамо.

У двери чужестранца девушка остановилась.

По лбу Жильбера струился холодный пот; он цеплялся за перила лестницы, чтобы не упасть, но все крался вслед Андреа. Все, что он видел, все, что, как ему казалось, угадывал, представлялось ему чудовищным.

Дверь Бальзамо была приотворена; Андреа толкнула ее, не постучавшись. Свет, вырывавшийся из щели, осветил ее такие благородные, такие невинные черты и заплясал золотыми отблесками в широко раскрытых глазах девушки.

Посреди комнаты Жильберу удалось разглядеть незнакомца: он стоял, пристально глядя перед собой, нахмурив лоб и властно простирая вперед руки.

Потом дверь затворилась.

Жильбер чувствовал упадок сил. Пальцы, цеплявшиеся за перила, разжались, другую руку он поднес к пылающему лбу; подобно колесу, соскочившему с оси, он описал круг и без чувств упал на холодный камень первой ступеньки, по-прежнему устремляя взгляд на проклятую дверь, поглотившую все его минувшие мечты, все нынешнее счастье, все надежды на будущее.

9. ЯСНОВИДЯЩАЯ

Бальзамо встал навстречу девушке, которая вошла к нему в комнату, двигаясь точно по прямой линии и ступая твердо, словно статуя Командора. Такое появление могло удивить кого угодно, но только не Бальзамо.

— Я приказал вам спать, — проговорил он. — Вы спите?

Андреа вздохнула, но ничего не ответила. Тогда Бальзамо подошел к девушке и послал в ее сторону более мощный поток флюидов.

— Я хочу, чтобы вы говорили, — приказал он.

Девушка задрожала.

— Вы слышали, что я вам сказал? — спросил чужестранец.

Андреа кивнула.

— Почему же вы тогда не отвечаете?

Андреа поднесла руку к горлу, словно желая показать, что не может вымолвить ни слова.

— Ладно, садитесь сюда, — приказал Бальзамо.

Он взял Андреа за руку, которую Жильбер недавно поцеловал без ведома девушки, и это прикосновение заставило его вздрогнуть точно так же, как он вздрогнул — чему мы были свидетелями, — когда на него низошли его собственные флюиды. Девушка, направляемая Бальзамо, попятилась и села в кресло.

— Теперь вы видите? — спросил он.

Глаза Андреа расширились, словно ей захотелось вобрать в них весь свет двух горевших в комнате свечей.

— Я не приказывал вам смотреть глазами, — продолжал Бальзамо, — смотрите грудью.

Выхватив из-под камзола стальной прут, он приставил его к вздымающейся груди девушки. Та подскочила, как будто огненная стрела пронизала ее до самого сердца, и глаза ее тут же закрылись.

— Прекрасно. Вы начинаете видеть? — спросил Бальзамо.

Девушка кивнула.

— Теперь вы будете говорить, не так ли?

— Да, — ответила Андреа и поднесла руку ко лбу, словно у нее невыносимо болела голова.

— Что с вами? — спросил Бальзамо.

— Мне больно!

— Почему вам больно?

— Потому что вы заставляете меня видеть и говорить.

Бальзамо провел несколько раз руками перед лбом Андреа; казалось, он рассеивал флюиды, под воздействием которых она готова была взорваться.

— Как теперь? Еще больно? — спросил он.

— Уже меньше, — ответила девушка.

— Хорошо, тогда посмотрите, где вы находитесь.

Глаза Андреа оставались закрытыми, однако лицо ее потемнело и выразило живое удивление.

— В красной комнате, — прошептала она.

— С кем?

— С вами, — вздрогнув, отвечала она.

— Что случилось?

— Мне страшно! И стыдно!

— Отчего же? Разве мы не связаны с вами симпатически?

— Это так.

— Разве вы не знаете, что я позвал вас сюда с самыми чистыми намерениями?

— Знаю.

Лицо девушки посветлело, но потом по нему опять пробежало облачко.

— Вы не сказали мне всего, — продолжал Бальзамо. — Вы простили меня не полностью.

— Я вижу, что если вы не желаете зла мне, то, возможно, желаете его другим.

— Вполне вероятно, — пробормотал Бальзамо и уже повелительно добавил — Пусть вас это не занимает.

Лицо Андреа приняло обычное выражение.

— В доме все спят?

— Не знаю, — ответила девушка.

— Так посмотрите.

— В какую сторону мне посмотреть?

— Погодите-ка. Сначала в сторону вашего отца. Где он?

— У себя в спальне.

— Что он делает?

— Лежит.

— Спит?

— Нет, читает.

— Что он читает?

— Одну из тех скверных книг, которые он вечно заставляет меня читать.

— И которые вы не читаете?

На лице у Андреа появилось высокомерное презрение.

— Никогда.

— Хорошо, значит, с этой стороны все спокойно. Теперь посмотрите в сторону Николь, в ее спальню.

— Там нет света.

— Вам нужен свет, чтобы видеть, что там делается?

— Если вы прикажете, то нет.

— Смотрите, я так хочу!

— Ах, я ее вижу!

— И что же?

— Она полуодета; вот она тихонько открывает дверь спальни; теперь спускается по лестнице.

— Так, и куда же она направляется?

— Останавливается у двери во двор, прячется за нею. Она кого-то ждет, подстерегает.

Бальзамо улыбнулся.

— Не вас ли?

— Нет.

— Прекрасно, это главное. Когда за девушкой не следит ни отец, ни горничная, ей нечего бояться, разве что…

— Нет, — проговорила Андреа.

— Ах, так вы ответили на мою мысль?

— Я вижу ее.

— Стало быть, вы никого не любите?

— Я? — пренебрежительно переспросила девушка.

— Ну конечно! Мне кажется, вы могли бы полюбить. Не для того же вы вышли из монастыря, чтобы жить в заточении. Разве вместе с телом вы не освободили и сердце?

— Мое сердце не занято, — покачав головой, печально проговорила Андреа.

Черты ее осветились такою девичьей скромностью и чистотой, что Бальзамо, просияв, прошептал:

— Лилия! Ученица! Ясновидящая!

Он радостно и благодарно всплеснул руками и снова обратился к Андреа:

— Но если вы не любите, то, должно быть, любимы?

— Не знаю, — тихо ответила девушка.

— Как не знаете? — довольно резко отозвался Бальзамо. — Ищите! Когда я спрашиваю, то хочу знать ответ!

С этими словами он снова прикоснулся к груди девушки стальным прутом. Она, как и в первый раз, вздрогнула, но на лице ее отразилась уже не такая сильная боль, как прежде.

— Да, да, я вижу, только пощадите, иначе вы меня убьете!

— Что вы видите? — спросил Бальзамо.

— Ах, но это невозможно! — испугалась Андреа.

— Что вы видите?

— Молодого человека, который после моего возвращения из монастыря преследует меня, следит за мною, не сводит с меня глаз, но лишь тайно.

— Кто он?

— Лица я его не вижу, вижу только одежду — но ведь так одевается челядь?

— Где он?

— Внизу, у лестницы. Ему плохо, он плачет.

— Почему вы не видите его лица?

— Он закрыл его руками.

— Смотрите сквозь руки.

Андреа, казалось, сделала усилие и воскликнула:

— Жильбер! Я же говорила, что это невозможно!

— Отчего же невозможно?

— Оттого, что он не смеет меня любить, — с высокомерным презрением ответила девушка.

Бальзамо улыбнулся с видом человека, который знает, что такое мужчина, и понимает, что непреодолимых преград для сердца нет, пусть даже преграда эта — целая пропасть.

— А что он делает у лестницы?

— Погодите… Вот он отнимает руки от лица, хватается за перила, встает, начинает подниматься.

— Куда он направляется?

— Сюда. Но это бесполезно, войти он не посмеет.

— Почему не посмеет?

— Потому что побоится, — с презрительной улыбкой ответила Андреа.

— Но он будет подслушивать!

— Конечно. Он приложил ухо к двери, слушает.