Поход кимвров - Йенсен Йоханнес Вильгельм (версия книг .TXT) 📗
Кимвры решили двинуться. Почти весь народ последовал за Бойериком.
Как только решение было принято, буря стихла, словно добившись своего. Наступила почти мертвая тишина, и на следующее утро, после того как кимвры обрекли себя на странствие, с возвышенностей дикой равнины можно было расслышать далекий загадочно-могучий, как бы подземный гул – не то от грома, не то от землетрясения. Казалось, где-то далеко-далеко протяжно вздыхает какое-то невообразимо огромное, охватывающее всю землю чудовище; мало-помалу люди догадались, что это ревет чужое море, находящееся за много-много миль отсюда на западе, мало кому из кимвров известное и впервые слышимое так далеко на суше. Это его волны с таким грохотом ударялись о берега; можно было безошибочно отсчитывать удар за ударом.
В прозрачном холодном воздухе видны были внизу затопленные долины, земля, окруженная водой, тихой и черно-зеркальной после бури, отражающей все предметы – плывущие деревья с торчащими вверх корнями, утонувший скот, покосившиеся бревенчатые хижины с крышами внизу и нижними концами сруба наверху. Тихое утро было как бы передышкой непогоды, небо оставалось сумрачным, свинцово-серым; тучи тесным кольцом окружили весь мир; около полудня повалил снег.
И это весна?!
Больше никто не хотел ждать; волосы вставали дыбом у самых сильных мужей, когда они почувствовали содрогание земли от напора далекого враждебного моря, которое они даже не видели никогда. Люди повернулись к своим повозкам – осмотреть и починить или сколотить новые. Через месяц страна опустела.
Толе остался. Он не хотел покидать могильный курган своего отца. Но свою власть и все ее внешние атрибуты он передал Бойерику перед его уходом.
Священная колесница с изображением тура и клятвенным обручем должны были последовать за выступающими в поход кимврами; это были неотъемлемые народные святыни; где народ, там и они. В этом вопросе Бойерик оказался одного мнения с Толе: каких бы богов ни чтили на небе, тур оставался воплощением внутренней мощи кимвров и символом их земного благополучия.
И когда земля несколько подсохла и весенняя распутица кончилась, кимвры двинулись в поход по направлению к югу; и во главе бесконечного обоза была издалека видна светящаяся точка: это везли на открытой колеснице священного бронзового тура, за которым ехали гюдии со всеми своими таинственными средствами для поддержания священного огня.
Страна не совсем обезлюдела: кроме Толе остались в своих усадьбах и многие другие старики и старухи. Уходящие родичи оставили им по нескольку голов рогатого скота и лошадей; остальные стада взяли с собой. Оставили и кучку рабов, которых не заметили в земляных или торфяных ямах, – они ведь были цвета земли.
Толе сохранил одного жеребца и двух кобыл; он хоть и был сам на краю могилы, но не мог перенести мысли, что выведенная им порода совсем переведется в стране. Еще он попросил, чтобы ему оставили младшего из сыновей Бойерика, малютку Ингвара, – было бы кому передать здесь, когда придет его час, родовые права и власть; и просьба старого родоначальника была уважена.
Таким образом, оставшимся было дано кое-что на проживание. С этого немногого и должно было начаться новое хозяйство на старых местах; все взрослое население ушло, остались только отжившие или еще не начинавшие жить.
Пустынная, заброшенная стояла усадьба Толе; священная роща была запущена и превратилась в дикую чащу; не пылал там больше неугасимый костер; единственным стражем ночной тьмы стала ночь, и словно тысячи духов стонали в вершинах высоких скрипучих деревьев; ветер и буря стали там хозяевами, опять наступила пора господства необузданных стихий.
Норне-Гест, путь которого в одну из следующих весен лежал через землю кимвров, нашел доброго старика греющимся у большого костра в землянке на месте бывшей усадьбы, разрушенной наводнением. Сам народ кимвров он видел далеко в центре Европы и мог дать Толе все необходимые сведения. Оба старика, сблизив седые головы, долго обменивались мудрыми речами, как бывало часто прежде, но теперь мудрость Толе надломилась, уступила место недоуменному раздумью одинокого печального старика обо всем, что осталось позади.
Норне-Гест узнал, что Толе сделал последнее безмолвное жертвоприношение, когда народ ушел: отвез оставленный ему на хранение большой серебряный жертвенный котел в дикую степь, разбил его, чтобы он больше не пригодился людям, и оставил под открытым небом в пустынном месте, которого издревле все в народе боялись и избегали, – в сырой, мшистой глубокой лощине, поросшей чащей кустов, где укрывались кабаны, хорьки, сорокопуты и коршуны.
Это было страшное, глухое место; куча старых костей указывала, что некогда там было место жертвоприношений – в те времена, еще когда предки нынешних кимвров имели лишь смутные понятия о божественных силах и поклонялись ужасу, который наводила дикая природа. Здесь в жертву отвратительным духам ужаса приносили даже детей. Ни в каких других местах не водилось такого множества гадюк, как здесь. В солнечные дни трава вокруг болота прямо-таки кишела этими гадами; они жили тут в земле целыми гнездами; издали слышны были их шипение и шорох в вереске и валежнике – место, от которого людям лучше было держаться подальше. Тем более что древние обитатели страны считали благоразумным сохранять добрые отношения с гадами и заходили в своем усердии так далеко, что заставляли молодых девушек нагими отправляться в это змеиное логово, которое окружали сторожевыми псами, – пока оттуда не доносился крик, свидетельствовавший о том, что жертва укушена.
Толе помнил, что еще дед его приносил жертвы на этом месте – тайно, как бы со стыдом, но с незыблемой, как скала, верой в необходимость этого и укоризненно качая головой, глядя на молодежь, придерживавшуюся других верований, – да, так теперь качал головой сам Толе, глядя на современную молодежь.
Приносить жертвы гадюкам было просто бессмысленно, хотя древние предки и не без основания видели в змеях некое сверхъестественное воплощение молнии. Но сам Толе никогда не в состоянии был принимать это в прямом смысле. Мудрые люди охраняли ужей и червей в доме, даже под кроватями, и кормили их в надежде, что те отведут от их крова удар молнии; повредить это, конечно, не могло, но если человек разумный желал быть в добрых отношениях с тем, кто метал молнии, то следовало бы поднять взоры к небу, а не шарить ими во прахе!.. Как бы там, однако, ни было, котел остался в лощине и должен был оставаться там, пока не рассыплется в прах, принесенный в жертву ужасу, еще господствовавшему там, хотя боги того места и были упразднены. И сам котел ведь потерял свое значение, принадлежал уже прошлому! Обнаружилось, что та сила на небе, которой приносилось столько жертв в этом священном котле, перестала принимать жертвы. Почему же стали ненужными жертвы? Может быть, обессилели сами силы небесные? Изображения на котле, бывшие для кимвров и утешением, и ужасом, были, пожалуй, только изображениями…
Иначе как же?
И так как не осталось ничего верного, Толе и предоставил изображениям созерцать то, что они изображали. Пусть силы неба взглянут на то, что отвергли, и пусть хранят это или дадут этому погибнуть, как им самим заблагорассудится!
Да, Норне-Гест встретил кимвров, и для Толе большим утешением было послушать его рассказы.
Встретил он их на юге страны фризов: они жили в укрепленных лагерях из повозок – для безопасности, – но кругом во все стороны тянулись обширные пространства незаселенной земли, лесов и полей, – словом, условия почти те же самые, что у них на родине, только значительно теплее, так как места эти находятся южнее. Пастбищ для скота было достаточно, но, разумеется, без конных пастухов не обойтись – приходилось оберегать стада от ближайших соседей, настроенных отнюдь не дружелюбно к пришельцам. Но и к этому кимвры привыкли у себя на родине. Для занятия хлебопашеством земля не годилась, так что большинство поговаривало о том, чтобы двинуться дальше и чем скорее, тем лучше. Вероятно, в настоящее время они уже и продвинулись еще дальше к югу.
