Меч ислама - Sabatini Rafael (мир книг TXT) 📗

— Синьор, вы неистощимы на дары. — Ирония, прозвучавшая в тоне Просперо, напомнила ему окончание стиха, процитированного им тут же с горькой усмешкой: — «Timeo Danaos et dona ferentes» note 26.

Краска залила щеки Джанеттино.

— Господи, синьор, вы крайне осложняете мою задачу. Вице-король подшел к Просперо и положил руку ему на плечо.

— Идите, мой друг. Положим конец этим неприятным разговорам. Нужно учитывать, что существуют империя и ваш родной город Генуя. Вложите меч в ножны. Вы и Дориа находитесь теперь на борту одной галеры.

— Я сознаю это. Синьор Джанеттино, помнится, как-то раз убедил меня в этом. Но где гарантия для меня на тот случай, если Дориа снова переметнется на другую сторону?

— Это недостойное замечание! — вскричал Джаннеттино, теряя остатки терпения. — Это — намеренное оскорбление. Потрудитесь встать на наше место, и вы увидите уже в самом этом событии, которое именуется предательством по отношению к вам, свидетельство того, что мой дядя сам стал жертвой измены. Упрашивая вашего отца открыть ворота Генуи французам, мы полагались на обещания короля Франции дать Генуе свободу и независимость. А все последующее было результатом вероломства французского короля.

— Я уже слышал этот довод, — холодно ответил Просперо.

— Но, по-вашему, он ничего не стоит? Вы не верите? Тогда, Бога ради, поверьте хотя бы вот во что. Вы говорили о гарантиях нашей честности. Так случилось, что у меня есть гарантии, которые я могу вам предложить. Для того, чтобы покончить с этим раз и навсегда, для того, чтобы погасить эту прискорбную междоусобицу, господин Андреа предлагает вам брачный союз с нашим родом. Он предлагает вам вступить в брак с его племянницей, Марией Джованной, приданое которой — тридцать тысяч дукатов и богатые поместья Паракотти.

Тут он умолк, уперев ладонь в бедро и горделиво откинув голову. На его женоподобной физиономии читался торжествующий вызов:

— Итак, хватит ли вам такой гарантии?

Глаза Просперо широко раскрылись от удивления, потом снова медленно сузились. Тем временем вице-король, который стоял рядом, все еще держа Просперо за плечо, оценил плату, предложенную Дориа за дружбу Адорно, и подвел итог:

— Три тысячи дукатов, выкуп за Драгута, восстановление прав Адорно в их генуэзских владениях и жена с приданым, достойным принцессы. Наконец-то вы вложите свой меч в ножны, Просперо.

— Именем Господа нашего! — воззвал к нему Джанеттино.

Просперо медленно отвернулся. Он молча подошел к окну и стал смотреть на серое небо и моросящий дождь. Неужели роду Дориа так необходимо срочно заключить с ним мир, что они готовы пойти столь далеко? Должно быть, да. Он взвесил предложение. На одну чашу он положил все, что было перечислено, на другую — даму из сада, монну дель Орта, как он назвал ее в своем последнем сонете, на котором едва высохли чернила, и обстоятельства смерти отца.

Его отец мертв, а дама из сада, возможно, недосягаема для него. Но мог ли он ради жизненного успеха пожертвовать своим долгом перед памятью одного и своими надеждами, пусть и слабыми, на любовь другой? Мог ли он поступить так, не утратив уважения к себе? Говорят, что каждый имеет свою цену. Но может ли человек чести допустить, чтобы эти слова относились к нему?

Наконец он повернулся к наблюдавшим за ним в напряженном ожидании собеседникам. В его глазах застыла тоска. Адорно заговорил медленно, почти с горечью:

— Однажды я прочитал на лезвии ножа, который был найден в Толедо, девиз: «Не обнажай меня без нужды. Не вкладывай меня в ножны без чести». Это предписание, о котором надо помнить. Меч был обнажен не без причины. Очень веской причины. И, разумеется, он не может быть снова вложен в ножны, будучи обесчещенным.

Наступило долгое молчание. В глазах вице-короля читалась тревога, глаза Джанеттино злобно сверкали. Наконец он разразился яростной речью:

— Клянусь Богом! Вы говорите, нет чести в том, что мы предлагаем? Но это — всего лишь воздаяние. И какое воздаяние: непревзойденное по щедрости. Уж его-то никак нельзя отвергнуть или принять без благодарности. Если вы не…

Но тут вмешался вице-король, твердой рукой придержав Джанеттино:

— Лучше подождать, дать сеньору Просперо время обдумать ваши предложения. Они обрушились на него слишком внезапно, и едва ли он осознал их истинное значение. Решение, принятое необдуманно, не сделает чести ни одному из вас. Позвольте ему тщательно поразмыслить о вашем разговоре, а уж потом требуйте ответа. Пока же забудьте все, что мы тут наговорили. — Он перевел взгляд с Джанеттино на Просперо. — Согласитесь, по крайней мере, взять время на размышление.

— Раз вы настаиваете. — Просперо пожал плечами. — Но я уверен, что это ничего не изменит.

Несмотря на слабую надежду достичь согласия, несмотря на решительный тон Просперо, принц Оранский тем же вечером, едва они остались одни, движимый скорее чувством дружбы, нежели опасениями, приложил все усилия, чтобы уговорить Просперо, столь доблестного капитана, остаться в рядах императорского флота. Среди прочих доводов он сулил Просперо блистательную карьеру, путь к которой будет открыт для него, если он согласится остаться на службе; говорил о высотах, которых Просперо может достичь, ведь он уже снискал себе благосклонность императора. Карьера станет бесценным добавлением ко всему, что предлагал ему Дориа. А продолжая упрямствовать, он лишится этой карьеры и остального тоже. Так что проку стоять на своем?

Но Просперо на первый взгляд был так мало тронут увещеваниями вице-короля, что наутро, когда он объявил, что ночные размышления склонили его к уступчивости, это было воспринято скорее с изумлением, нежели с радостью.

— Не припомню, когда я слышал более приятную весть! — восторженно воскликнул вице-король. — Радуясь по многим причинам, я особенно рад за вас, рад, что вы осознали то, как ослепило вас предубеждение.

— Я не сказал, что осознал это.

— Но как же? Иначе вы никогда не пришли бы к такому мудрому решению. Равно как не убедились бы в честных намерениях Дориа. Всего-то и нужно было, что немного поразмыслить. Гарантии, которые они предоставили, едва ли могли быть более надежными.

Просперо посмотрел на него с кривой усмешкой.

— Вы так думаете? А вам не приходит в голову, что предложенный брак должен быть гарантией не их честных намерений, а моих? Я постепенно осознал это.

Принц Оранский смутился.

— Постойте! Вы впадаете в крайность. В самом плохом случае — гарантии взаимные.

Но Просперо медленно покачал головой.

— Никакие твердые гарантии не заставят их поверить, что я действительно вложил свой меч в ножны.

Принц на мгновение задумался. Потом пожал плечами.

— Что тогда? Какая разница, вложен ли он?

Глава XIII. МАТЬ И СЫН

— Иуда Адорно. Так впредь будут называть тебя в нашем роду. — Так говорила его мать во Флоренции двумя неделями позже, когда сын рассказал ей о соглашении.

Чтобы навестить ее, Просперо урвал несколько дней от своих обременительных служебных обязанностей, которые требовали его присутствия в Неаполе до следующей весны. Как командующий неаполитанской эскадрой, он взвалил на себя тяготы по ее реорганизации, строительству судов, оснащению, вооружению и комплектованию людьми галер. Все это требовало неусыпного надзора. Только выполнив все работы, мог он оставить свой пост и отправиться в Геную, где его ждали радушный прием и невеста, которой суждено было оказаться принесенной в жертву честолюбию Дориа.

Между тем нужно было спасать мать от лишений флорентийской жизни. Но радость от встречи сменилась ужасом, когда он, рассказав о сделке, увидел, что глаза, которые смотрели на него с ангельским спокойствием, вдруг сверкнули, как глаза Менады note 27.