Восемь - Нэвилл Кэтрин (бесплатные серии книг .TXT) 📗

Мы с Лили проплыли через двойные двери и устремились вниз по склону на улицу.

— Ад и преисподняя! Где же Сол? — воскликнула Лили. — Вообще-то машина должна ждать меня перед входом. Сол отлично знает об этом.

Я посмотрела вдоль улицы и увидела огромный «роллс-ройс» Лили в конце квартала, на перекрестке с Пятой авеню. Я указала на машину.

— Великолепно! Еще один штраф за парковку в неположенном месте, только этого мне не хватало, — сказала Лили. — Давай уберемся отсюда до того, как эта проклятая толпа ринется наружу.

Она схватила меня за руку, и мы побежали по улице навстречу холодному резкому ветру. Когда мы добрались до перекрестка, я разглядела, что машина пуста. Сола нигде не было видно.

Мы перешли улицу, оглядываясь по сторонам в поисках нашего шофера. Когда же подошли к машине, выяснилось, что ключ торчит в замке зажигания, а Кариока пропал.

— Поверить не могу! — возмущалась Лили. — За все годы службы Сол ни разу не оставлял машину без присмотра. Где, к дьяволу, он может быть? И где моя собака?

Я услышала звуки, доносившиеся из-под сиденья, открыла дверь и наклонилась, заглядывая вниз. Маленький язычок облизал мне руку. Я вытащила Кариоку и уже хотела выпрямиться, чтобы передать его хозяйке, когда увидела нечто такое, отчего меня пробрала дрожь: маленькое отверстие в сиденье водителя.

— Смотри, — сказала я Лили, — откуда здесь эта дырка? Лили двинулась вперед, чтобы исследовать отверстие, но

тут раздалось негромкое «чпок!» и машина слегка содрогнулась. Я оглянулась — рядом никого не было. Я бросила Кариоку на сиденье и выскочила из машины. В боку «роллс-ройса», со стороны клуба «Метрополитен», зияло другое отверстие. Еще минуту назад его не было. Я потрогала отверстие, оно было теплое.

Я взглянула вверх, на окна клуба. Одно из французских окон на балконе, как раз рядом с американским флагом, было открыто. Занавеска шевелилась от ветра, но никого не было видно. Это было одно из окон комнаты, где проходила игра, то самое, что находилось рядом со столом судей.

— Господи! — прошептала я. — Кто-то стреляет по машине!

— Ты шутишь? — спросила Лили.

Она обошла «роллс-ройс» кругом и посмотрела на пулевое отверстие в боку машины, затем проследила за моим взглядом по траектории полета пули к открытому французскому окну.

На улице никого не было, ни одна машина не проезжала мимо, когда мы услышали «чпок!», хотя оставались и другие возможности.

— Соларин! — сказала Лили, хватая меня за руку. — Он ведь предупреждал, чтобы ты ушла из клуба! Этот ублюдок старается запугать нас!

— Он предупредил, что я окажусь в опасности, если останусь в клубе, — объяснила я Лили. — Но теперь я ушла из клуба. Кроме того, если бы кто-то хотел пристрелить нас, было бы довольно трудно промахнуться с такого расстояния.

— Он пытался убрать меня с этого турнира! — настаивала Лили. — Сначала он похищает моего шофера, затем стреляет по машине. Отлично! Так легко я не сдамся.

— Я тоже! — сказала я. — Давай убираться отсюда!

Поспешность, с которой Лили втиснула свою массу в водительское кресло, указывала на то, что она согласна со мной. Спихнув Кариоку с сиденья, она завела машину и вырулила на Пятую авеню.

— Есть хочу — умираю! — рявкнула она, перекрикивая ветер, который бил в ветровое стекло.

— Сейчас?! — взвизгнула я. — Ты сумасшедшая? Надо бежать в полицию!

— Ни в коем случае, — резко сказала Лили. — Если Гарри узнает об этом, он посадит меня под замок и я не смогу принять участие в турнире. Так что мы сейчас сядем где-нибудь, перекусим и подумаем, что делать. Я не могу думать на голодный желудок.

— Хорошо, если мы не идем в полицию, тогда давай поедем ко мне.

— У тебя нет кухни, — сказала Лили. — Мне нужно мясо, говядина или баранина, чтобы заставить работать клетки мозга.

— И все-таки давай поедем ко мне на квартиру. В трех кварталах от Третьей авеню есть гриль-бар. Но предупреждаю: как только ты наешься, я прямиком отправляюсь в полицию.

Лили остановилась перед рестораном «Пальма» на Второй авеню, в районе сороковых улиц. Она сняла с плеча сумку, достала из нее шахматную доску и засунула туда Кариоку. Он высунул из нее голову и завертел ею по сторонам.

— Не разрешается входить в ресторан с собаками, — объяснила Лили.

— Что ты предлагаешь мне делать с этим? — сказала я, вертя в руках доску, которую Лили швырнула мне на колени.

— Держи ее, — сказала она. — Ты компьютерный гений, я специалист по шахматам. Стратегия — наш хлеб. Я уверена, мы можем все просчитать, объединив наши усилия. Но сначала тебе надо хоть немного разобраться в шахматах. — Лили упихала голову Кариоки обратно в сумку и застегнула «молнию». — Слыхала выражение «Пешки — душа шахмат»?

— М-м… Звучит знакомо, но не помню, кто это сказал.

— Андре Филидор, отец современных шахмат. Во время Французской революции он написал знаменитую книгу о шахматах, в которой объяснил, что использование пешек может привести к тому, что они станут такими же значимыми фигурами, как и основные. Раньше никто об этом не думал, пешками жертвовали, чтобы освободить путь, не блокировать ими ходы.

— Хочешь сказать, что мы — пара пешек, которыми кто-то хочет пожертвовать?

Я нашла эту идею странной, но заслуживающей внимания.

— Нет, — заявила Лили, вылезая из машины и вешая сумку через плечо. — Я хочу сказать, что пришло время объединить усилия, пока мы не узнаем, что это за игра, в которую мы играем.

На том и порешили.

Размен ферзей

Санкт-Петербург, Россия, осень 1791 года

Среди заснеженных полей скользила тройка, горячее дыхание лошадей струями пара вырывалось из ноздрей. На подъезде к Риге снег на дорогах стал таким глубоким, что пришлось поменять закрытую темную повозку на эти широкие открытые сани с запряженной в них тройкой лошадей. Звенели серебряные колокольчики на кожаной упряжи, а на широких изогнутых боках саней красовался императорский герб, состоящий из множества золотых гвоздей.

Здесь, всего в пятнадцати верстах от Петербурга, на деревьях еще держались пожухлые листья и крестьяне до сих пор работали в полях, хотя снег уже лежал толстым слоем на соломенных крышах домов.

Аббатиса сидела, откинувшись на груду мехов, и смотрела, как мимо проносятся деревни. Было уже четвертое ноября по юлианскому календарю, принятому в Европе. Страшно подумать: ровно год и семь месяцев прошли с того дня, когда она решила извлечь шахматы Монглана из тайника, в котором они пролежали тысячу лет.

Здесь же, в России, где время считали по григорианскому календарю, было еще только двадцать третье октября. Россия вообще во многом отстает от Европы, думала аббатиса. Страна со своим собственным календарем, религией и культурой. Обычаи и одежда вот этих крестьян, работающих на окрестных полях, не менялись веками. Грубо вылепленные лица с темными русскими глазами поворачивались вслед саням — лица невежественных людей, до сих пор верных древним примитивным суевериям и ритуалам. Руки с распухшими суставами держали те же самые кирки и ковыряли ту же замерзшую землю, что и предки этих крестьян тысячу лет назад. Несмотря на указы Петра I, они до сих пор носили длинные нестриженые волосы и черные бороды, заправляя их концы под овчинные безрукавки.

Въезд в Санкт-Петербург пролегал через снежные просторы. Возница в белой ливрее императорской гвардии, расшитой золотым галуном, стоял в санях, широко расставив ноги, и погонял тройку. Когда они въехали в город, аббатиса заметила сверкающий снег на куполах, возвышавшихся над Невой. Дети катались по льду, там же, несмотря на зимнее время, были раскинуты пестрые палатки коробейников. Грязные дворняги поднимали лай вслед проезжающим мимо саням. Маленькие светловолосые детишки с грязными лицами бежали за прохожими, выпрашивая копеечку. Возница все погонял лошадей.