Закон парности - Соротокина Нина Матвеевна (книги онлайн txt) 📗
Сейчас он сидел в углу, громко, хрустко ел яблоко, перемалывая его крепкими челюстями, и неотрывно смотрел на Мелитрису.
Через час Цейхель явился. Он был чрезвычайно взволнован.
— Сейчас я был на крепостной стене. Обстоятельства ухудшились. Колонна русских идет к виноградной горе, а это значит, что они займут выгодные высоты. Артиллерию они разместили на болоте. С высоты их отлично видно. Если русские пушки не провалятся, быть беде. Собирайтесь, — обратился он к Мелитрисе. — Через полчаса мы выезжаем.
— А что, позвольте спросить, мне собирать? Я перед вами уже собранная.
Цейхель поспешил приказать заложить коляску. В этот момент и начался обстрел города калеными ядрами. Сплошной огненный дождь упал на крепость и город. Пожары начались сразу во многих местах, люди бросились тушить их. Скоро жители поняли, что это бесполезно. Надо было спасать имущество и немедленно покидать город — Здесь и началась на улицах невообразимая паника. Все стремились к мостам через Одер.
О том, чтобы воспользоваться коляской, не было и речи. Мелитриса со своими спутниками просто влились в людской поток. В руках Цейхеля был большой, плотно набитый баул, который необычайно мешал ему в ходьбе. Они уже не шли, а бежали. Цейхель и Миддельфок словно в клещи зажали Мелитрису, потом длиннорукий отстал, его оттеснила пробирающаяся противу всех правил и самого здравого смысла огромная повозка, груженная клетками с птицей. Куры квохтали, индюки тянули меж прутьев красные морщинистые шеи, а гуси старались перекричать своих римских собратьев, тех, которые, как известно, спасли город. Хозяин повозки стоял на телеге рядом с клетками и надрывным дурным голосом кричал:» Ра-а-ссту-пись!«Но люди физически не могли уступить дорогу повозке, все шли плотно прижатые друг к другу. Плач детей, вопли, мычание коров, которых тащили за собой сердобольные хозяева. Мелитриса почувствовала, как Цейхель цепко взял ее за руку.» Боится потерять, — подумала девушка. — Потеряешь как миленький! Другой возможности у меня не будет. Только бы не застрелили, как давеча служанку… Но вряд ли он решится стрелять в эдакой давке «…
Она не успела додумать мысли о побеге до конца, сзади раздался вопль ужаса и боли. Есть пятая стихия на земле — это люди. Если они скопом сходят с ума, то это страшнее цунами. Стихия эта — толпа, зверь без глаз, без ушей, без милосердия. Закричали те, на кого перевернулась повозка с птицей. Люди метнулись вбок, задние наседали. На Цейхеля навалилась обезумевшая от ужаса толстуха, баул вывалился из его рук, и Мелитриса тут же почувствовала, как он ослабил хватку. Желание спасти баул было подсознательным, ни в коем случае нельзя было выпускать Репнинскую, которую он с таким трудом добыл, но ее уже не было рядом, ее унесла толпа.
Господи, как страшно! Взрыв порохового склада был подобен гневу Божьему, последнему дню творенья. Пожар выл над городом, стрелял в воздух головешками и снопами искр, само небо горело, перечеркнутое сполохами огня и дыма.
Люди кашляли, задыхались. В какой-то момент Мелитрисе показалось, что дышать вообще нечем и следующий глоток дыма приведет к удушью. Но нет, вздохнула и все еще жива, только страшно, угарно, болит голова.
На мосту царила полная неразбериха. Сломанные телами поручни не удерживали толпу, Люди падали в воду, а иные смельчаки, умевшие плавать, прыгали в реку сами. Мелитриса чувствовала себя песчинкой, которую несет ураган. Ей все время хотелось перекреститься, но она правой рукой сжимала крохотный, бисером вышитый кошелек, в котором лежали очки и несколько монет. Поменять руки не было никакой возможности. Когда мост был, наконец, пройден и Мелитриса ступила на землю, то обнаружила, что без остановки шепчет молитвы, и, конечно, по-русски. Она зажала ладонями рот, если бы кто-то в толпе понял, что она русская, ее бы растерзали. Теперь она была спасена… и свободна! Вот только кошелька уже не было в руках, она и не заметила, как обронила его.
По малому мосту еще бежали люди, а большой уже загорелся. Многотысячный крик повис над рекой. Вода кипела от тел людей и животных.
Мост обгорел до самой воды. Спасенные стояли на левом берегу Одера и смотрели, как гибнет их город, их дома, имущество, их церкви и запасы продовольствия.
Императрица Елизавета в депеше к Фермеру, упомянув о» свезенном в город имуществе «, пользовалась верными слухами. Много людей бежало от войны, спасая малую толику своего добра в надежде найти защиту за крепкими стенами крепости.
Крепость Кистрин их не защитила, но, на удивление русских и жителей города, почти не пострадала от огня. Городские валы, каменные стены, каналы и сам гарнизон остались целы.
Но вожделенных мостов через Одер уже не было, и по зрелым размышлениям Фермор решил снять осаду.
На его решение повлияли также доносы наших секретных агентов, сообщавших, что Фридрих с армией уже движется навстречу русской армии.
Фридрих и предположить не мог, что войско Фермера заберется так глубоко в тыл. Генералу Дона одна за другой летели гневные депеши: как мог он, смелый и грамотный воин, допустить подобное? В свое время король составил для Дона подробный тактический план или инструкцию, если хотите, где по пунктам объяснялось, как следует разбить русских, подойдя со стороны Штернберга. Разделавшись с русскими, генерал Дона должен был сокрушить шведов. А теперь, оказывается, его боевой генерал все прошляпил. Какой конфуз, какая неприятность!
Теперь уже Фридрих понимал, что русские такая сила, которую никому нельзя поручать. С ними надо сразиться самому. Особую роль могло сыграть расположение Кистрина — Король понимал, что если город падет, Берлин будет взят в эту же летнюю кампанию.
Он успел спугнуть русскую армию, но не успел спасти город. Пылая ненавистью, гневом, до крайности раздраженный, Фридрих решил дать бой немедленно и навсегда сокрушить русскую армию. Он покажет Фермеру, что значит образцовый порядок, выучка, дисциплина, скорость в выборе тактики и решительность.
Русская армия меж тем отошла от пылающего Кистрина и встала лагерем выше по течению Одера недалеко от местечка Цорндорф.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЛАНДШАФТЫ ВОЙНЫ
Встреча в море
Схватка была короткой, матросы прусского галиота не оказывали сопротивления, только капитан размахивал шпагой, да штурман выхватил пистолет. Галиот сел на мель ночью, угодив во время сильного туману на песчаную, с примесью гальки банку. Пруссаки делали отчаянные попытки освободить киль галиота из вязкого плена, уже пошли за борт ядра и три тяжелые пушки, на шлюпки аккуратно выгрузили прочий боезапас, но осадка судна повысилась до смешного мало. Оставалось ждать вялый балтийский прилив. Здесь к ним и подоспел русский фрегат.
Команда галиота была небольшой, кроме капитана и штурмана, на борту имелось шесть матросов, мальчишка юнга и два пассажира. Пленной команде было приказано перейти на фрегат» Св. Николай»и проследовать в трюм. Пассажиры тоже направились было к трюму, но боцман их остановил:
— По распоряжению капитана вы не являетесь пленниками, поэтому до разговора с ним можете остаться на палубе.
Боцман неважно говорил по-немецки, но главное они поняли — остаться на палубе. Кажется, оба пассажира, как товарищи по несчастью, должны были держаться вместе, чтобы обсудить создавшееся положение, но они обменялись короткими, рваными фразами и, не глядя друг на друга, разошлись в разные стороны. Высокий, бородатый плотный мужчина с кожаной сумкой через плечо отошел на корму, уселся на свернутый в кольца канат и уставился на море немигающим взглядом. Второй — маленький, пестро одетый господин, сгрудил с помощью матросов у фок-мачты свой багаж: сундук и плотно набитый сак, и принялся ходить по кругу мелкими нервными шажками. Он обдумывал свое горестное положение.
— Может, я буду, скажем, Хох? — успел сказать он своему величественному спутнику. — Я боюсь, что он может вспомнить мою фамилию.
