Сын охотника на медведей. Тропа войны. Зверобой (сборник) - Купер Джеймс Фенимор (читать книги без TXT) 📗

– Да, – признался Джемми. Он готов был услышать объяснение саксонца.

– Буря трется о землю, бесчисленные миллионы травинок трутся друг о друга, бесчисленные ветви, веточки и листья деревьев тоже трутся. Буйвол катается по земле – это тоже создает большое трение. Короче говоря, именно в этой местности, а не где-нибудь еще, и это вполне очевидно, должен накапливаться огромный запас электричества. Теперь у вас есть исчерпывающее объяснение из самых компетентных уст. Не желаете, чтобы я некоторые детали объяснил подробнее?

– Нет, нет, – засмеялся Джемми. – С меня хватит.

– Тогда примите науку серьезно и внимательно. Смеха я не потерплю! Кто так смеется без причины, выглядит как холерик-сангвиник, а не как нормальный уравновешенный человек, он имеет полое френологическое строение черепа и незначительную лояльную систему спинного мозга. Они также страдают даром острой хронической рассудительности, который вы продемонстрировали, потому что только вы были полностью виноваты, что нас захватили в плен шошоны. И если бы выдающийся белый охотник не пришел к нам на помощь, то мы непременно совершили бы опасное сальто-квартале в Страну Вечной Охоты.

– Говорят «мортале», а не «квартале»!

– Замолчите вы! Надеюсь подобное со мной в этой четверти года не случится, поэтому я говорю «квартале». И вообще, наш научный разговор сейчас феерически препарируется: горы уже близко, а наши разведчики что-то задерживаются впереди. Значит, наверняка обнаружили что-то важное.

Маленький псевдо-ученый под влиянием своего ультранаучного спора совершенно не обратил внимания, что большая часть маршрута осталась позади. Синяя трава исчезла, на ее месте появилась овсяница, обильно источавшая аромат свежескошенного сена, а на небольшом расстоянии уже плотной стеной стоял кустарник, над которым возвышались верхушки красных кленов. Эти деревья любят влажную почву и, следовательно, являются обнадеживающим знаком того, что поблизости можно найти освежающую влагу, тем более необходимую после тяжелой скачки.

У кустов разведчики остановились. Когда отряд к ним приблизился, они замахали руками, призывая быть осторожными, и закричали: «Nambau, nambau!»

Слово это на самом деле означает «ходить», но может быть понято как «тропа». Разведчики давали понять, что надо соблюдать осторожность, чтобы не уничтожить найденный след прежде, чем его прочитают вожди. Вокаде проигнорировал их советы.

– Вец товеке! – крикнул ему тот, кто уже раньше подал свой голос. Это означает «молодой человек», и произнесенная таким образом фраза представляет собой упрек. Молодой человек, вероятно, не считается опытным воином. Но упрек не оскорбил Вокаде. Тем не менее он ответил весьма серьезно:

– Мои братья хотят посчитать зимы, которые прожил Вокаде? Он знает точно, что делает. Он знает этот след, потому что здесь есть также отпечатки его ног. В этом месте он вместе с сиу-огаллала стоял лагерем, прежде чем они отправили его искать палатки шошонов. Они, скорее всего, поехали отсюда на запад, чтобы достичь реки Большого Рога, и, конечно же, оставили для Вокаде знак, чтобы он смог быстро следовать за ними.

По месту, где они остановились, знатоку нетрудно догадаться, что несколько дней назад тут был лагерь большой группы всадников, но сделать такой вывод мог только человек с хорошо тренированным глазом, поскольку вытоптанная трава успела полностью подняться, распрямившись во всю длину своих стеблей. Лишь по ближайшему кустарнику, верхушки веток которого отсутствовали, можно было сделать вывод, что здесь, очевидно, поработали лошадиные зубы.

После разъяснений, которые дал Вокаде, задерживаться было бы неразумно. Поэтому отряд тотчас снова двинулся дальше.

Хотя солнце и стояло в зените, а стало быть, наступил самый жаркий период дня и лошади нуждались хотя бы в короткой передышке, люди не торопились давать свободу животным, по крайней мере, до тех пор, пока не достигнут воды.

Равнина закончилась, и дорога пошла в гору. Теперь со всех сторон всадников обступали горные хребты, а вскоре отряд оказался в широкой, поросшей все той же овсяницей низине, запертой лабиринтом высоких скал, подступавших все ближе и ближе. Кустарник очень скоро сменился карликовыми бальзамовыми тополями, которые, очевидно, не могли здесь развиться в настоящие деревья, а также дикими грушами, называемыми американцами spiked-hawthorn.

Редкие деревья теперь объединились в перелески, и самих пород деревьев стало больше: замелькали белый ясень, каштаны, крупноплодные дубы, липы и другие деревья, по стволам которых до самых вершин взбирались пурпурные кирказоны [32].

Когда позже дорога у одной из скал резко свернула на север, взорам всадников открылись заросшие густым лесом горы. Вот там-то уж наверняка должна была быть вода. Две обезображенные трещинами вершины круто вздымались впереди друг напротив друга. Меж ними едва втискивалась узкая долина, по которой струился ручеек. Свернуть туда или продолжать двигаться в прежнем направлении?

Разящая Рука зорко осмотрел опушку леса. Вскоре он удовлетворенно кивнул сам себе и проговорил:

– Наш путь ведет налево, в долину.

– Почему? – задал вопрос Длинный Дэви.

– Разве вы не видите, что вон там, в липе, застряла ветвь ели?

– Да, сэр. Действительно поразительно, что хвойная листва растет на лиственном дереве.

– Должно быть, это знак для Вокаде. Сиу поместили его так, что он указывает на долину. Они держат это направление, и, думаю, мы еще не раз встретим подобные знаки. Вперед!

Виннету молча поехал вперед, бросив лишь беглый взгляд на липу. Таким он был по натуре: больше дела, меньше слов.

Проехав совсем немного, они оказались на месте, великолепно подходившем для лагеря. Здесь и сделали остановку. Вода, тень, прекрасный корм для лошадей – лучшего нельзя было и желать!

Всадники спешились и отправили животных пастись. У шошонов до сих пор оставалось вяленое мясо, а белые еще не использовали весь провиант, взятый в жилище Охотника на Медведей. Люди расположились в траве: одни блаженно растянулись на мягком мху, чтобы хоть немного вздремнуть, другие сбились в тесный круг – поговорить о былом.

Негр Боб чувствовал себя хуже всех. Натерев во время езды до ран упомянутые места, теперь он корчился от боли.

– Массер Боб быть болен, очень болен, – все повторял он. – Массер Боб не иметь больше кожу на его ногах. Вся его кожа слезла и ушла, и теперь, даже когда брюки касаются ног, Массер Бобу очень больно. Кто виноват? Сиу. Когда Массер Боб встретится с ними, всех убьет, они не могут больше жить! Массер Боб не может ни ехать, ни сидеть, ни стоять, ни лежать. Будто ноги массера Боба горят огнем.

– Существует растение, – заметил Мартин Бауман, сидевший рядом. – Поищи coltsfoot [33] и наложи листья на раны.

– Но где оно растет?

– В основном на опушках. Хотя, может, и здесь найдется.

– Но массер Боб не знает такого растения. Как он может его найти?

– Пойдем! Я помогу тебе.

Оба хотели уже удалиться, но Разящая Рука, услышав их слова, предупредил:

– Возьмите ружья. Мы здесь не на восточном базаре. Никогда не знаешь, что принесет следующее мгновение.

Мартин молча подхватил ружье, и даже негр взвалил свой мушкет.

– Да, – сказал он. – Массер Боб также взять его винтовку. Когда покажется сиу или дикое животное, он сразу же возьмет их на прицел, чтобы защитить юный масса Мартин. Идем!

Оба медленно шли к краю долины в поисках нужного растения, но нигде мать-и-мачехи не было видно. Так они удалялись все дальше и дальше от лагеря. В долине было тихо и солнечно. Вокруг цветов порхали бабочки. Жужжали и гудели жуки, перелетавшие с места на место, мирно журчала вода, а верхушки деревьев купались в солнечном свете. Ну кто мог подумать об угрозе!

Вдруг Мартин, который шел впереди, остановился, указывая на прямую линию в траве недалеко от небольшого ручья, уходящую к стене долины и исчезающую среди деревьев.