Белые лодьи - Афиногенов Владимир Дмитриевич (библиотека книг бесплатно без регистрации .txt) 📗
Жреца они спросили наедине: найдется ли такой человек?.. И в руку его вложили чистые в своем блеске золотые кружочки. Жрец, скромно опустив глаза, тихо ответил:
— Найдется…
Перед глазами у меня неотступно стоял маленький черный человечек, и сердце мое изнывало предчувствием чего-то ужасного; я не преминул рассказать об этом Константину, а в конце добавил:
— Давай не поедем к Священному дубу… Дались тебе, брат, язычники! Ну, окрестишь десяток-другой, а их вон сколько!
Лучше бы я не произносил этих слов! У Константина дико исказились черты его благородного лица, он, выпучив налитые кровью глаза, затопал на меня ногами.
— Да как у тебя язык повернулся сказать такое, да как ты посмел толкать меня на нарушение заповеди Иисуса — поелику возможно, прилагать все силы к обращению в веру Христову даже самую последнюю тварь человеческую?! — кричал в беспамятстве философ, потрясая своим посохом. Да уж лучше бы он этим посохом съездил по моей хребтине, нежели так бесноваться…
Дьявол-искуситель, всегда он торчит за спиной и нашептывает всякие скверны… Свят, свят! Я перекрестился. Смотрю — и Константин стал успокаиваться… Слава Богу, отступила нечистая сила…
Я сказал Зевксидаму, чтобы он готовил солдат к отбытию, и предупредил: если с головы Константина у жертвенного дуба упадет хоть волосок, пусть пеняет на себя… Лохаг хмуро глянул исподлобья, и показалось мне, что глаза его на миг сверкнули яростью…
«Ладно, ничего, — успокаивал я сам себя, — лохаг — это еще не все, на диере есть капитан Ктесий, команда его, они-то вне подозрений, да и что я на самом деле… С нами Бог, и он не даст в обиду рьяного служителя Христовой веры Константина, да и меня, верного раба…»
Под колокольный звон церкви святой Троицы выехали мы из Фулл и вскоре вступили в Долину семи дубов. Около одного из них увидели огромное скопище народа.
За несколько сот локтей философ знаком руки остановил солдат.
— Лохаг, — обратился он к Зевксидаму, — правила крещения язычников предписывают не приближаться к капищу с оружием, поэтому прикажи своим подчиненным не двигаться далее… Конечно, тому, кто любопытен, я разрешаю приблизиться к дубу, но пусть он оставит здесь шлем, щит, нож, меч и лук со стрелами.
Пока Константин вынимал из кожаной сумки «Евангелие», я успел шепнуть Зевксидаму:
— Возьми с собой пятерых солдат, а ножи… оставьте и спрячьте их под одеждами.
— Но Константин… — хотел было возразить лохаг.
— Не забывай, что за жизнь философа отвечаю в первую очередь я, так как уполномочен самим императором… — И так посмотрел на него, что Зевксидам мигом бросился выполнять мои указания.
У подножия Священного дуба был уже разведен сильный огонь, и по знаку верховного жреца в него полетели отрубленные головы белых петухов.
И тут Константин кинулся к огню, повернулся к нему спиной и зычно крикнул:
— Люди! Хоть вы и нехристи, но люди… Бог создал и вас по своему подобию. Он, — философ воздел руки к небу, — на облаках, и вы как две капли воды похожи на него… А ваши боги без плоти и духа, и как вы, имеющие все это, можете поклоняться им?!
Верховный жрец что-то хотел возразить, но Константин взмахом руки остановил его — разгоряченный, с пылающим взором, он говорил о любви человека к человеку, о всепрощающей силе божественного начала; конечно, вряд ли его слова сразу понимались собравшимися, но то, что их жар проникал до самого сердца, — это я чувствовал. Голос Константина крепчал и крепчал, глаза его метали искры — и все это завораживало не только нас, христиан, но и язычников. Я видел на их глазах слезы, да и по моим щекам давно, кажется, они катились…
Но тут я в какое-то мгновение краем левого глаза выхватил из толпы, собравшейся у наваленных в кучу плоских камней, худого, жилистого, длинноногого человека, натягивающего тугую тетиву лука, и крикнул философу:
— Берегись!
Спущенная стрела, просвистев, впилась в крепкую морщинистую кору Священного дуба и покачала желтым оперением… С такой дистанции даже самый плохой стрелок вряд ли мог промахнуться, Константин наверняка был бы убит, что, конечно, послужило бы сигналом к избиению присутствующих здесь христиан. Но я вовремя крикнул, и рука убийцы дрогнула… Он ринулся в толпу, расталкивая ее всем туловищем, прыгнул за камни, за ним бросился Зевксидам и с ним пятеро солдат, тайно вооруженных ножами, Я тоже кинулся за ними, на ходу требуя:
— Берите его живым!
Голову пронзила мысль: «А Константин?..» Я обернулся, он все говорил и говорил, то и дело воздевая руки к небу, как будто ничего не случилось, но люди видели эту злополучную стрелу, торчащую из дуба, я чувствовал, что теперь их ярость обернулась против того, кто осквернил их святыню, против длинноногого жилистого человека, — по толпе прошел ропот, а потом гул восхищения моим братом философом.
— Его Бог оказался сильнее нашего бога, — сказал кто-то рядом и показал пальцем на Константина. — Поп остался в живых, а капище Долины семи дубов бог позволил опоганить… Как же это?!
— Да… Как же это?!
— Значит, дуб теперь надо срубить.
— И удавить верховного жреца!
— Удавить!
— Удавить!!!
— Люди! — крикнул тут я. — Не трогайте верховного жреца. Наш Бог говорит мне, что он не виноват, а дуб действительно надо срубить… А кто желает принять нашу Веру, становитесь вон у тех камней.
Как раз из-за них появились возбужденные велиты и красный как рак лохаг. Среди них убийцы не было.
— Где он?.. Ушел?!
Зевксидам осклабился.
— От меня никому еще не удавалось уйти, Леонтий, — со скрытой угрозой проговорил Зевксидам. — Мы его прирезали, как ягненка.
— Как — прирезали?! — Я от злости и досады запнулся на миг. — Я же вам говорил — брать живым…
— Да вот так получилось… А то мог убежать.
Глядя в его глаза, я подумал о том, что лохаг действительно дал бы ему убежать, если бы с ним не было пятерых солдат, верных мне и Константину.
— Ладно, разберемся… — сказал я Зевксидаму тоже со скрытой угрозой.
А тем временем сами язычники уже рубили оскверненный дуб.
Я подошел к верховному жрецу, который мелко дрожал всем телом, еще не веря в чудо своего спасения, и положил ему на плечо руку. Он стал благодарить меня, кланяясь.
— Не надо, ведь, как сказал Константин, все мы люди… И создал нас Господь Бог по своему подобию.
Ведал бы Леонтий, кому он спас жизнь…
Из Фулл мы приехали в Херсонес в то самое время, когда диеру «Стрела» вышли встречать на пристань почти все жители великого города. Сейчас их было, пожалуй, больше, нежели в наш первый приезд, — слух о том, что на одном из островов рядом с заброшенной рудокопней нашли могилу бывшего римского епископа Климента и останки его теперь находятся на борту корабля, облетел сразу, достиг он и наших ушей. Мы тоже поспешили на берег Прекрасной Гавани.
Мы смотрели, как диера плавно скользит по воде, и негромко переговаривались с Константином.
— Вот, брат, выходит, что мы исполнили просьбу его святейшества Фотия… — сказал я Константину, указывая на стреловидный нос диеры, который своим острием нацелился сейчас как раз на берег и стоящую на нем толпу народа.
— Пусть не нами, Леонтий, вынуты из могилы останки преподобного Климента, но мы делали все для того, чтобы они были найдены. Поэтому совесть наша чиста… Слава Всевышнему!
— Аминь! — заключил я, так как с крещальни базилики Двенадцати апостолов ударили колокола, их поддержали крепостные — на башне Зенона и городских воротах.
Диера причалила к берегу, на палубе появился духовник церкви святого Созонта и, увидев среди собравшихся нас с Константином, знаком руки пригласил подняться на борт.
— Пошли, брат, зовет… — Я подхватил философа под руку, и мы поднялись на корабль.
Возле духовника стоял деревянный ларец, обтянутый красной кожей и дивно изукрашенный жемчугом и ониксом. Мы упали перед ним на колени и поцеловали крышку ларца, уже зная о том, что в нем находятся мощи великомученика. Слезы оросили наши лица, потекли они и по щекам рослого, плечистого духовника.
