Графиня Де Шарни - Дюма Александр (лучшие книги онлайн TXT) 📗
Король, обещавший умереть на своем посту, бросал этот пост и перебегал на сторону врага или уж во всяком случае без боя сдавался в плен!
С этой минуты национальные гвардейцы сочли себя свободными от присяги и почти все разошлись.
За ними последовало несколько дворян, считавших бесполезным погибать за идею, которую король задушил собственными руками, Остались лишь швейцарцы, насупившиеся, притихшие, не умевшие нарушать дисциплину.
С высоты террасы павильона Флоры и из окон Луврской галереи обитатели и защитники дворца видели наступавших жителей героических предместий, против которых не могла устоять ни одна армия; именно они в один день опрокинули Бастилию – крепость, за четыре столетия успевшую врасти в землю.
У наступавших был свой план; они думали, что король находится во дворце: они хотели окружить дворец со всех сторон и взять короля в плен.
Колонна, следовавшая по левобережной набережной, получила приказ взломать решетку со стороны реки; колонна, подходившая со стороны улицы Сент-Оноре, должна была взломать Ворота фельянов, а тем временем колонне, двигавшейся по правому берегу под предводительством Вестермана, имевшего в своем распоряжении Сантера и Бийо, надлежало ударить с фронта.
Эта третья колонна вдруг ворвалась разом через все калитки с площади Карусели, распевая «Дела пойдут на лад!».
Возглавляли эту колонну марсельцы, тащившие две небольшие четырехзарядные пушки.
Около двухсот швейцарцев находились в это время на Карусели.
Восставшие двинулись прямо на них, и в ту минуту, как швейцарцы стали опускать ружья, собираясь открыть огонь, те выкатили свои пушки и тоже выстрелили.
Солдаты разрядили ружья, но тут же отступили к дворцу, оставив на поле боя около тридцати убитых и раненых.
Восставшие во главе с марсельцами и бретонцами немедленно устремились на Тюильри и захватили два двора:
Королевский, расположенный в центре, – тот самый, где было много убитых, – и двор Принцев, соседствовавший с павильоном Флорьт и набережной.
Бийо хотел сражаться там, где погиб Питу; впрочем, надобно признать, он лелеял в своем сердце надежду, что бедный парень только ранен и что он сможет оказать ему на Королевском дворе ту же услугу, какую Питу оказал ему самому на Марсовом поле.
Вот почему он одним из первых ворвался в Центральный двор; там стоял такой сильный запах крови, что ему показалось было, что он попал на бойню; этот запах исходил от груды мертвых тел, еще сочившихся дымящей кровью.
Этот вид, самый этот запах привели наступавших в исступлении; они бросились к дворцу.
Но если бы даже они и захотели отступить, это было невозможно: беспрестанно вливавшиеся потоки людей через калитки с Карусели, – а они были в те времена много уже, чем в наши дни, – толкали их вперед.
Впрочем, поспешим заметить, что хотя из дворца пули сыпались градом, ни одному из них даже в голову не пришло отступить хоть на шаг.
Ворвавшись в этот Центральный двор, восставшие, продвигавшиеся по щиколотку в крови своих братьев, оказались зажаты меж двух огней – их обстреливали из вестибюля с часами, а также со стороны флигелей.
Прежде всего необходимо было подавить огонь этих флигелей, Разъяренные марсельцы бросились в ту сторону; однако они ничего не могли сделать голыми руками и потребовали рычаги, мотыги, кирки.
Бийо попросил принести зарядные картузы.
Вестерман понял план своего помощника.
Принесли зарядные картузы вместе с запалами.
Рискуя подорваться, марсельцы поднесли к запалам огонь и метнули зарядные картузы во флигели.
Флигели вспыхнули: защищавшие их были вынуждены покинуть помещение и укрыться в вестибюле дворца.
Там загорелся рукопашный бой Вдруг Бийо почувствовал, как кто-то обхватил его сзади за плечи; он обернулся, полагая, что это неприятель; велика же была его радость, когда он разглядел, кто его обнимает.
Это был Питу! Юношу было трудно узнать, он был залит кровью с ног до головы; однако Питу был цел и невредим, без единой царапины!
В то мгновение, как он увидел, что швейцарцы опускают ружья, он, как мы уже рассказывали, крикнул: «Ложись!» и первым упал наземь.
Однако товарищи не успели последовать его примеру.
Ружейная пальба как косой прошлась по рядам наступавших и скосила три четверти этих человеческих колосков, которым нужно двадцать пять лет, чтобы вырасти, а умирают они в одно мгновение.
Питу почувствовал себя буквально погребенным под мертвыми телами, а затем на него со всех сторон хлынула теплая густая кровь.
Питу, задыхаясь под тяжестью мертвых тел, облитый их кровью, решил не подавать признаков жизни и ждать подходящего случая, чтобы выбраться на волю.
Этого случая он ждал больше часу.
Правда, каждая минута казалась ему вечностью.
Наконец, он счел возможным пошевелиться, когда услыхал ликующие крики своих товарищей и узнал голос звавшего его Бийо.
Тогда подобно Энкеладу, погребенному под Этной, он сбросил с себя скрывавшую его груду мертвецов, поднялся на ноги и, узнав в первых рядах Бийо, поспешил прижать его к груди.
Залп швейцарцев, уложивший дюжину наступавших, напомнил Бийо и Питу о серьезности положения.
По обе стороны от Центрального двора горели постройки длиной в девятьсот туаз каждая.
Стояла духота, не было ни малейшего ветерка: дым от пожара и от стрельбы повис в воздухе над сражавшимися подобно свинцовому куполу; Дым забирался в вестибюль дворца; весь фасад, каждое окно которого пылало, заволокло дымом; сквозь плотную дымовую завесу нельзя было разобрать ни наступавших, ни оборонявшихся.
Питу, Бийо, марсельцы, головная колонна двинулись вперед и благодаря дыму ворвались во дворец незамеченными.
Они столкнулись лицом к лицу со швейцарцами.
И вот швейцарцы стали понемногу отступать. Это было поистине героическое отступление; оставляя своих на каждой ступеньке, на каждом шагу, батальон медленно, с боем сдавал позиции.
Вечером, когда стали подсчитывать потери, на лестнице было обнаружено восемьдесят трупов.
Вдруг из комнат и коридоров дворца донесся крик:
– Король приказывает швейцарцам прекратить огонь!
