Сын шевалье - Зевако Мишель (бесплатные книги полный формат TXT) 📗

Ведь когда Жеан обратился с выражением признательности к хозяину дома, герцог ответил с необыкновенным волнением и почти в тех же словах, что его жена:

— Вы ничего мне не должны. Напротив, это я ваш должник.

Жеан попытался было возразить, но герцог продолжил очень серьезно:

— Сударь, я обязан жизнью господину шевалье… согласитесь, это кое-что. Но и этого мало: я обязан ему жизнью [16] и честью любимой женщины, которая стала моей супругой. Но и это не все: титулом моим и состоянием я также обязан ему. Двадцать лет безоблачного счастья — вот творение его рук.

Однако вы даже представить себе не можете, какой ценой он оплатил эти наши двадцать лет счастья, через какие невообразимые муки прошел и какие ужасающие пытки перенес! Когда-нибудь я расскажу вам об этой титанической борьбе человека, не имевшего других средств, кроме верной шпаги, неукротимой энергии, светлого ума, безупречной честности и великодушного сердца, который в одиночку, без всякой помощи и поддержки, выступил против коварства, ненависти, подлости, измены и жестокости, воплощенных в принцессе Фаусте, короле Испании и Инквизиции. Вы узнаете, каким образом удалось ему выйти победителем из этой неравной схватки, где любой другой был бы смят и уничтожен, и вам покажется, что речь идет, о подвигах легендарного рыцаря, героя вымышленной эпопеи.

Герцог на мгновение умолк, словно потрясенный ужасными воспоминаниями, которые и теперь, спустя двадцать лет, вызвали у него дрожь.

Жеан воспользовался этой паузой, чтобы бросить взгляд, полный пылкого восхищения, на шевалье, а тот, казалось, дремал, не обращая никакого внимания на восторженные похвалы, звучавшие в его адрес.

Герцог, между тем, заговорил вновь:

— За эти двадцать лет не было дня, чтобы я не просил Господа даровать мне великую радость хоть чем-то отблагодарить великодушного друга, которому мы обязаны всем… Но ни разу шевалье не обратился к нам даже с самой незначительной просьбой.

Пардальян, приоткрыв один глаз, флегматично заметил:

— Просто случая не представилось. Однако, как вы могли убедиться, дон Сезар, едва в этом возникла необходимость, я сразу подумал о вас.

— Разве это просьба, разве это услуга? — недовольно пробормотал герцог, или дон Сезар, как назвал его Пардальян.

И, повернувшись к Жеану, добавил:

— Конечно, и эта малость делает нас счастливыми, а обязаны мы ею вам. Вот почему я сказал, что мы перед вами в долгу. И если друг наш интересуется вами настолько, что просит за вас, хотя никогда не сделал бы это ради себя самого, то и я готов сделать для вас все, что угодно. Говорю это к тому, что отныне вы можете рассчитывать на меня, как на преданного, верного друга.

— Я же прошу, — подхватила герцогиня, вновь войдя в гостиную, — считать наш дом своим домом и помнить, что здесь вас всегда примут, как любимого родственника.

И прелестная молодая женщина добавила с лукавой улыбкой:

— Не страшитесь быть назойливым и приходите к нам каждый день. Мы будем счастливы видеть вас.

Жеан Храбрый испытывал волнение, какого еще никогда в жизни не ощущал. Особенно поражала его мысль, что этот странный человек, с которым они познакомились только накануне, без колебаний сделал для него то, что, по словам дона Сезара, не стал бы делать для себя.

С трудом сдерживая подступающие слезы, он поклонился в присущим ему высокомерным изяществом, несколько напоминавшим манеру Пардальяна, с благоговейной пылкостью поцеловал тонкую белую руку герцогини и сказал дрожащим от волнения голосом:

— Я благословляю минуту, когда мне будет позволено пролить кровь за вас и ваших близких, сударыня!

Обернувшись к Пардальяну, он продолжил:

— Что до вас, сударь, то не знаю…

Однако Пардальяна уже начинала утомлять эта чрезмерная чувствительность, и он с самым серьезным видом промолвил, прервав на полуслове излияния юноши:

— Что до меня, то я знаю забывчивость герцогини. У нее напрочь вылетело из головы, что завтра они с герцогом отправляются в свое поместье Андильи. Впрочем, это не должно вас беспокоить: юная девушка, которую вы поручили их покровительству, будет здесь в полной безопасности. Во-первых, ее станут надежно охранять; во-вторых, о месте ее убежища никому не известно. Как видите, — тут он насмешливо улыбнулся, — это небольшое путешествие, задуманное до нашего визита, ровным счетом ничего не меняет… разве что в отсутствие герцогини вам не удастся засвидетельствовать свое почтение молодой особе, что находится в соседней комнате. Поэтому настоятельно советую вам сделать это немедленно, поскольку в ближайшие два дня случая не представится… а два для — это очень много для влюбленного, непомерно много.

Чтобы помочь юноше справиться со смущением, герцогиня воскликнула:

— Почему бы вам не поехать в Андильи вместе с нами, шевалье? Вы могли бы заодно наведаться в свое имение.

— О каком имении вы говорите, герцогиня? — изумленно промолвил Пардальян:

— Но как же… о вашем имении Маржанси!

— Дорогая моя Жиральда, вы забываете, что Маржанси больше не принадлежит мне… поскольку я его отдал.

— Отдали! — вмешался дон Сезар. — Скажите лучше, что предоставили это великолепное имение на разграбление всем неимущим округи, а те и рады стараться. Обосновались у вас и жируют в свое удовольствие.

Пардальян улыбнулся своей загадочной улыбкой.

— Очень хорошо, — сказал он, — раз они живут на этих землях, значит, обрабатывают их… а это вовсе не грабеж, как вы говорите. Что касается замка, я уверен, они отнеслись к нему с должным почтением, и никто на него не покусился.

Он говорил, чувствуя, как странное волнение овладевает его душой, сердце же его беззвучно рыдало:

«Там умерла моя Лоиза! Та, которую я оплакиваю спустя сорок лет! Нет, никто не осквернит эти обширные залы с паркетными полами, некогда блестящими, а ныне покрытыми толстым слоем пыли… по этим полам ступала ее нога! О нет, я не вернусь в этот дом, где все будет напоминать мне, что нет больше той, кого я так любил… а я хочу, чтобы она вечно жила в моем сердце!»

Не заметив этого волнения, проявившегося, как обычно, в холодном выражении внезапно застывшего лица, дон Сезар воскликнул:

— Только этого не хватало! И подумать только, сударь, — он обращался к Жеану, — что я купил Андильи лишь потому, что оно граничит с Маржанси! Я мечтал, что мы удалимся на наши земли и будем жить бок о бок, как братья, здоровой и святой жизнью сельских дворян. А наш друг обрел бы дом и семью, которая окружила бы его вниманием и заботой, так необходимыми в старости… Ибо, хоть вы и выкованы из стали, но возраст раньше или позже наложит на вас свою тяжкую длань… Но нет! Мне так и не удалось уговорить этого странного человека поехать вместе с нами… Впрочем, вы сами видите, что он живет на постоялом дворе, прекрасно зная, что все здесь принадлежит ему и находится в полном его распоряжении… живет, как…

— Дорогой друг, — спокойно прервал его Пардальян, — если бы вы известили меня о своих намерениях до того, как купили Андильи, я бы отсоветовал вам это делать. И не моя вина, что вы признались мне в этом, когда все уже совершилось. Что до постоялого двора, где я живу, как старый бродяга, каковым и являюсь (полагаю, вы именно это хотели сказать), и где останусь, если ничто мне не помешает, до последнего вздоха, то не надо слишком бранить это место… У постоялого двора есть свои хорошие стороны, дон Сезар, особенно когда заходишь туда после долгого пути под проливным дождем или после слишком горячих поцелуев солнца… А если хозяйка отличается любезностью, кухня — изысканностью, а погреб — изобилием, то, клянусь Богом живым, это просто рай! Особенно когда сравнишь его с постоялым двором, что встречался мне чаще всего… и что носит название «Под звездным небом».

Жеан слушал с возрастающим удивлением, вновь и вновь задаваясь вопросом: что же это за человек, который претерпел жесточайшие пытки, бросил вызов, а затем одолел принцессу Фаусту (о ней ему кое-что рассказывал Саэтта), короля Испании и Инквизицию (это чудовище, вечно жаждущее крови), ради того, чтобы завоевать титул и состояние для друга? Человек, который беззаботно поставил на карту жизнь, открыто выступив на стороне мятежника и дерзнув оспаривать приказы короля, ради того, чтобы помочь незнакомцу? Наконец, человек, который, обладая имением, где мог бы жить, как вельможа, предоставил его в распоряжение неимущих, а сам поселился на постоялом дворе и при этом не на шутку чванился наименованием бродяги? Значит, в этой широкой груди билось сердце полубога? А под насмешливой маской таилась сверхчеловеческая доброта? Быть может, это и впрямь посланник неба?