Рамсес II Великий. Судьба фараона - Мессадье Жеральд (бесплатные версии книг txt) 📗
Была ли она девственницей? Вопрос нелепый: девственная плева либо есть, либо ее нет. Но в казарме Па-Рамессу доводилось слышать, что забавы некоторых одиноких женщин приводят к тому, что возникают… вариации. И хотя он не обладал большим опытом в таких делах, крик Исинофрет показался ему немного наигранным. Колесницу не останавливают на полном ходу, вот и Па-Рамессу решил прогнать прочь сомнения.
Первое, что он сделал после пробуждения — отправился к Нефертари.
— Как чувствует себя моя принцесса? — спросил он, пока две придворные дамы поправляли парик его Первой супруги.
Она по достоинству оценила его сообразительность. Этот визит давал двору понять, что Нефертари сохраняет свой ранг, а это многое значило.
— Созерцание твоего лица наполняет мое сердце радостью. Могу я спросить, в каком настроении проснулся мой светлейший принц?
— Со вчерашнего дня он думает только о изумительном вкусе вина, коим является твой разум.
Было очевидно, что его слова поставили придворных дам в тупик. Но супруги прекрасно поняли друг друга. Нефертари опустила глаза и улыбнулась.
— Солдаты любят пиво, — добавил он, — но командиры предпочитают вино.
Нефертари прыснула. Сравнить Исинофрет с пивом! Он поцеловал ей руку и удалился.
Поток дней и особенно ночей раздувал самомнение новой избранницы; она потребовала отдельные покои, штат придворных дам и собственную парикмахершу. Она сказала, что не собирается делить последнюю с другой супругой. Па-Рамессу поручил Тийи и Именемипету удовлетворить эти женские желания, но потребовал, чтобы комнаты второй супруги располагались напротив жилища Нефертари.
Теперь Па-Рамессу приходилось много ездить.
Сети в последнее время находил поездки слишком утомительными. Долгие часы, проведенные в седле, подвергали его спину жестокому испытанию, а езда в колеснице его оглушала. И хотя он всегда двигался впереди своей свиты, от пыли и безжалостного солнечного света ему становилось плохо. Сначала ему пришлось сократить количество поездок, потом он переложил на плечи сына обязанность общаться с зодчими и скульпторами, равно как и с казначеями, которые оплачивали труд камнетесов и других рабочих.
Иногда выходило так, что Па-Рамессу по нескольку недель не появлялся в своем дворце.
Однажды, вернувшись, он увидел, что в покоях Нефертари царит оживление: двое лекарей и три повитухи распоряжались армией дворцовой прислуги. Тийи встретила его у двери:
— Она скоро должна родить.
Он подошел к кровати супруги и погладил ее по лбу. Когда он отнял руку, она была влажной.
Но первый крик Нефертари издала ближе к вечеру. Он был душераздирающим. Разрыв плевы изнутри. Па-Рамессу не мог думать ни о чем другом. Ужас отразился на лице Исинофрет, прибежавшей из своей комнаты.
В седьмом часу пополудни Па-Рамессу срочно призвали к изголовью роженицы. Окинув комнату взглядом, он увидел и мертвенно-бледное лицо Нефертари, и крохотное существо, орущее во всю мочь своих легких на руках у повитухи.
— Мальчик! — объявил лекарь, перерезая пуповину.
Па-Рамессу подбежал, чтобы получше рассмотреть свое первое дитя, которое повитухи обмывали в лохани. Он мысленно взмолился Амону — крохотное создание было уродливым, — но, присмотревшись, испытал прилив нежности. Тийи, Тиа и Именемипет вывели его из комнаты. Навстречу им бросилась Исинофрет с перекошенным от страха лицом, спросила, жива ли Нефертари, и, получив утвердительный ответ, разрыдалась.
На следующий день Туи навестила Нефертари и преподнесла ей второе золотое ожерелье, на этот раз украшенное изображением Хора в обличье ястреба с красными глазами.
— Ты уже придумал имя для своего первого сына? — спросила мать у Па-Рамессу, когда принесли спеленутого младенца. Не получив ответа, она сказала: — Предлагаю назвать его Именхерунемеф.
«Амон от него справа». Нефертари согласилась с выбором свекрови, и Па-Рамессу подчинился решению женщин. Кормилица передала ему мальчика; глаза отца и сына встретились — глаза соправителя одного из самых могущественных государств и глаза самого беззащитного существа на свете. Па-Рамессу ощутил необъяснимое волнение. Ребенок икнул, пустил слюну и заплакал; отец вернул его кормилице.
Никто не может думать обо всем одновременно.
Пять недель прошло, прежде чем Нефертари вернулась на супружеское ложе. Роды супруги знаменуют паузу в жизни мужчины; благодаря этому событию он понимает, что в мире все не так просто, как ему казалось. Нет, он вовсе не хозяин своему телу и телу своей супруги, и еще меньше — их спаренным телам; здесь правят другие законы. Это был новый знак Па-Рамессу об ограничении его власти. Только наделенные вечной жизнью являются истинными царями. Он снова вспомнил свое царственное имя, Усермаатра.
Утолять его плотский голод выпало на долю Исинофрет.
Однажды, раздевшись перед ним, она вдруг повела себя еще более жеманно, чем обычно, — стала отстраняться, когда он попытался ее обнять, избегала объятий, не отвечала на поцелуи и в конце концов надула губы и приняла вид «женщины, которой есть что сказать». Он спросил у нее, в чем дело.
— Я беременна! — жалобно воскликнула она.
— Но ведь это прекрасная новость! И как давно?
— Больше месяца.
— Ты должна радоваться.
— Я буду как Нефертари… Ты видел, как она мучилась…
— Ее мучения заняли час. Она подарила мне первого сына.
Как бы то ни было, кости были брошены. Упоминание о ранге, приобретаемом благодаря этой беременности, вернуло Исинофрет хорошее настроение и сделало более сговорчивой и щедрой на ласки. А Па-Рамессу подумал, что Нефертари как раз поправится, когда ему придется покинуть ложе Исинофрет. Так что все складывалось неплохо: пока одна ждала ребенка, он мог наслаждаться обществом второй.
Человек всегда смотрит на животное свысока: оно не умеет ни читать, ни создавать изображения, и уже это говорит о превосходстве человека. Но Па-Рамессу еще в детстве получил достаточно доказательств того, что животные воспринимают незаметные сигналы людей и ведут себя сообразно. Обучаясь верховой езде, он, к примеру, заметил, что его лошадь чудесным образом реагирует на смену настроения всадника. В дни траура по Па-Семоссу она была намного послушнее обычного, но если наездник пребывал в веселом настроении, становилась норовистой и нервной. Какие сигналы позволяли ей судить о настроении седока? Па-Рамессу этого не знал. Однажды утром он довольно долго размышлял об этом. Слуги как раз привели гепардов, и те, сытые, улеглись у ног хозяина. Он наблюдал за хищниками, и от него не укрылось, что приближение человека они почуяли намного раньше него. И они точно знали, что это Именемипет — единственный из приближенных Па-Рамессу, с которым у зверей возникла взаимная симпатия.
Па-Рамессу тоже уловил какие-то сигналы, но не смог их расшифровать. Что-то не ладилось в этом мире. Но что?
Некоторые депеши послов в странах Азии, особенно тех, кто пребывал в стране хеттов, вызывали у него тревогу. Так, царь хеттов по имени Мурсилий II в последнее время активно налаживал связи с соседями — странами Лукка, Кешкеш, Киззувадна, Миттани, и неважно, доброжелательными или напряженными были ранее их отношения. Разве не свидетельствовало это о стремлении создать союз, противостоящий Земле Хора? Кроме того, комендант крепости Кадеш жаловался, что набеги шасу становятся все более частыми и дерзкими; при этом не следовало забывать, что хетты традиционно поддерживали племена шасу и использовали их, чтобы заставить египтян нервничать. Похоже, хетты готовились к войне, целью которой было взять Кадеш и упрочить свое присутствие на территориях, примыкающих к границам Земли Хора.
Первыми, с кем Па-Рамессу поделился своими подозрениями, были военачальники. Те согласились, что ситуация за годы после взятия Кадеша стала более напряженной.
— Долина Великой Реки плодородна, — сказал Аамеду. — Она всегда возбуждала зависть у наших азиатских соседей, доказательством чего являются события столетней давности, когда твоя славная прародительница Хатшепсут изгнала их из страны. Военная мощь Хора также раздражает азиатских государей, поскольку они понимают — расширение собственной территории в эту сторону невозможно. Поэтому они выискивают у нас слабые места и без конца проверяют, способны ли мы дать отпор.
