Графиня Де Шарни - Дюма Александр (лучшие книги онлайн TXT) 📗
– Я хочу спасти женщину, гибели которой ни вы, учитель, ни я не можем допустить.
– Ты хочешь спасти графиню де Шарни?
– Я хочу спасти мать Себастьена.
– Ты же знаешь, что ключи от всех тюрем находятся в руках у министра юстиции – Дантона.
– Да; но мне также известно, что вы можете приказать Дантону: «Отопри или запри такую-то дверь!»
Калиостро поднялся, подошел к секретеру, начертал на небольшом листке бумаги нечто похожее на каббалистический знак и протянул его Жильберу со словами:
– Возьми, сын мой! Ступай к Дантону и проси у него, чего захочешь. Жильбер встал.
– А что ты собираешься делать потом? – опросил Калиостро.
– Когда потом?
– По прошествии нескольких дней, когда наступит очередь короля.
– Я надеюсь стать членом Конвента, – отвечал Жильбер, – и всеми силами попытаться не допустить казни короля.
– Да, понимаю, – кивнул Калиостро. – Поступай, как подсказывает тебе совесть, Жильбер; однако обещай мне одну вещь.
– Какую?
– Бывали времена, когда ты обещал, не спрашивая, Жильбер.
– В те времена вы не говорили мне, что народ можно спасти ценой убийства, а нацию – резней.
– Ну, хорошо… Итак, обещай мне, Жильбер, что после того, как король будет осужден и казнен, ты последуешь совету, который я тебе дам.
Жильбер протянул графу руку.
– Я очень ценю ваши советы, учитель.
– И ты ему последуешь? – продолжал настаивать Калиостро.
– Я готов в этом поклясться, если, конечно, он не будет противоречить моим убеждениям.
– Жильбер, ты несправедлив ко мне, – заметил Калиостро. – Я многое тебе предлагал; разве я хоть раз чего-нибудь требовал?
– Нет, учитель, – подтвердил Жильбер. – Вот и теперь вы только что подарили мне жизнь женщины, а ее жизнь для меня дороже моей собственной.
– Ну, ступай! – приказал Калиостро. – И пусть гений Франции, одним из достойнейших сынов коего ты являешься, ведет тебя!
Калиостро вышел. Жильбер последовал его примеру. Фиакр по-прежнему ждал его у ворот; доктор сел в него и приказал трогать. Он отправился в министерство юстиции: именно там находился Дантон.
Будучи министром юстиции, Дантон имел удобный предлог не являться в коммуну.
Да и зачем ему было там появляться? Разве там не находились безотлучно Марат и Робеспьер? Робеспьер не отстанет от Марата; впрягшись в колесницу смерти, они поскачут бок о бок. Кроме того, за ними приглядывает Тальен.
Дантон стоял перед выбором: либо он решится на коммуну, и тогда его ждет триумвират вкупе с Маратом и Робеспьером; либо Собрание решится положиться на него, и тогда он станет диктатором.
Он не желал быть рядом с Робеспьером и Маратом; однако и Собрание не хотело его самого.
Когда ему доложили о Жильбере, он находился в обществе своей жены, вернее, жена лежала у него в ногах: о предстоящей резне всем было известно заранее, и несчастная женщина умоляла его не допустить кровопролития.
Бедняжка умерла от горя, когда резня все-таки произошла.
Дантону никак не удавалось растолковать ей одну вещь, весьма, впрочем, очевидную: он не мог воспротивиться решению коммуны до тех пор, пока Собрание не облечет его властью диктатора; опираясь на поддержку Собрания, он мог надеяться на победу; без помощи Собрания он был обречен на провал.
– Умри! Умри! Умри, если это необходимо! – кричала бедная женщина. – Но резни быть не должно!
– Человек, подобный мне, просто так не умирает, – отвечал Дантон. – Я готов умереть, но так, чтобы моя смерть принесла пользу отечеству!
В эту минуту доложили о приходе доктора Жильбера.
– Я не уйду до тех пор, – заявила г-жа Дантон, – пока ты мне не дашь слово сделать все возможное, чтобы помешать этому возмутительному преступлению.
– В таком случае оставайся здесь! – отозвался Дантон.
Госпожа Дантон отступила на несколько шагов, пропуская мужа к двери, чтобы он мог встретить доктора, которого он знал в лицо и понаслышке.
– А-а, доктор! – воскликнул он. – Вы как раз вовремя; если бы я знал ваш адрес, я, признаться, сам послал бы за вами!
Жильбер поздоровался с Дантоном и, увидев позади него заплаканную женщину, поклонился ей.
– Позвольте представить вам мою жену, жену гражданина Дантона, министра юстиции, которая полагает, что я один достаточно силен, чтобы помешать господину Марату и господину Робеспьеру, опирающимся на поддержку коммуны, совершить задуманное, то есть не дать им убивать, уничтожать, душить.
Жильбер взглянул на г-жу Дантон: та плакала, умоляюще сложив руки.
– Сударыня! – обратился к ней Жильбер. – Позвольте мне поцеловать ваши милосердные руки!
– Отлично! – вскричал Дантон. – Кажется, ты получила подкрепление!
– О, скажите хоть вы ему, сударь, – взмолилась несчастная женщина, – что если он это допустит, кровь невинных на всю жизнь несмываемым пятном падет на него!
– Добро бы еще только это! – заметил Жильбер. – Если это пятно останется на лбу у одного человека, который, полагая, что приносит пользу отечеству, добровольно запятнает свое доброе имя, пожертвует ради отечества честью, подобно Децию, пожертвовавшему во имя родины жизнью, это бы еще полбеды! Что значит в переживаемых нами обстоятельствах жизнь, доброе имя, честь одного гражданина? Но ведь это пятно ляжет на Францию!
– Гражданин! – перебил его Дантон. – Скажите: когда извергается Везувий, может ли какой-нибудь смельчак остановить его лаву? Когда наступает время прилива, властен ли кто-нибудь помешать Океану?
– Когда есть человек по имени Дантон, такого смельчака искать не нужно; люди говорят друг другу: «Вот он!»
– Нет, вы все просто сошли с ума! – вскричал Дантон. – Неужто я должен сказать вам то, в чем не смею признаться перед самим собой? Да, у меня есть воля; да, я наделен талантами, и если бы Собрание пожелало, в моих руках была бы и сила! А знаете ли вы, что произойдет? То же, что было с Мирабо: его гений не мог подняться над его дурной репутацией. Я не взбесившийся Марат, чтобы внушать ужас Собранию; я не неподкупный Робеспьер, внушающий ему доверие; Собрание откажется предоставить в мое распоряжение средства, необходимые для спасения государства, а я буду нести крест своей дурной репутации; это все растянется на многие дни; все станут потихоньку передавать друг другу, что я – человек без морали, которому и на три дня нельзя доверить абсолютную, полную, безграничную власть; будет назначена какая-нибудь комиссия из почтенных граждан, а тем временем бойня уже состоится; и, как вы и говорите, кровь тысяч невинных, преступление нескольких сотен пьяниц задернет кровавым занавесом революционные сцены, и за ним никто не сможет увидеть сияющих вершин революции! Нет! – прибавил он, величаво взмахнув рукой. – Нет, обвинят не Францию, а меня; я отведу от нее проклятие всего мира и обращу его на свою голову!
