Графиня Де Шарни - Дюма Александр (лучшие книги онлайн TXT) 📗
– А как же я? А дети? – запричитала бедняжка.
– Ты умрешь, как ты сама сказала, – отвечал Дантон, – и тебя никто не посмеет обвинить в соучастии, потому что мое преступление тебя убьет. Что же до детей, так ведь у нас – сыновья; в один прекрасный день они станут мужчинами, и можешь быть уверена, что они поймут своего отца и будут носить имя Дантона с высоко поднятой головой; впрочем, может так статься, что они окажутся слабыми и отрекутся от меня. Тем лучше! В моей породе слабых быть не может; в таком случае, я сам заранее отрекаюсь от них.
– Да попросите вы, по крайней мере, Собрание дать вам эту власть! – с досадой проговорил Жильбер.
– Неужели вы полагаете, что я ждал вашего совета? Я посылал за Тюрио, за Тальеном. Жена, ступай, посмотри, не пришли ли они; если они здесь, пригласи ко мне Тюрио.
Госпожа Дантон поспешно вышла.
– Я готов испытать перед вами свою судьбу, господин Жильбер, – молвил Дантон. – Вы будете моим заступником перед потомством и расскажете о том, как я боролся до последнего.
Дверь отворилась.
– А вот и гражданин Тюрио, друг мой! – доложила г-жа Дантон.
– Проходи! – пригласил Дантон, протягивая свою огромную ручищу тому, кто исполнял при нем роль ординарца. – Ты недавно прекрасно сказал с трибуны: «Французская революция принадлежит не только нам; она принадлежит всему миру, и мы за нее в ответе перед всем человечеством!» Итак, нам предстоит предпринять последнюю попытку сохранить чистоту этой революции.
– Я тебя слушаю! – отозвался Тюрио.
– Завтра, в самом начале заседания, до того, как на трибуну поднимется первый оратор, ты должен выступить со следующими требованиями: первое – чтобы число членов общего совета коммуны было увеличено до трехсот, но сделать это нужно так, чтобы, на словах поддерживая старых членов совета, избранных десятого августа, на деле заменить их новыми. Мы учреждаем представительство Парижа на твердой основе; мы расширяем коммуну и в то же время нейтрализуем ее: мы увеличиваем число ее членов, но изменяем ее дух. Если это предложение не будет принято, если ты не сумеешь втолковать им мою мысль, тогда договорись с Лакруа: скажи ему, чтобы он заговорил об этом открыто; пусть внесет предложение о введении смертной казни для тех, кто прямо иди косвенно будет уклоняться от исполнения или каким-нибудь образом мешать выполнению приказов или мер, предпринимаемых исполнительной властью. Если предложение будет принято, это будет означать диктатуру; исполнительной властью буду я; я войду, я ее потребую, и ежели кто-нибудь попытается мне воспрепятствовать, я возьму ее силой!
– Что же вы сделаете потом? – полюбопытствовал Жильбер.
– Потом я возьму знамя революции в свои руки; кровавого и пугающего демона смерти я возвращу туда, откуда он пытается выйти на свет; вместо него я призову благородного и светлого гения честной битвы, который поражает без страха и злобы, который спокойно взирает на смерть; я спрошу у этих бандитов: разве они объединились ради того, чтобы резать безоружных людей? Я объявлю душегубом всякого, кто посмеет угрожать узникам. Возможно, многие одобрят бойню; однако тех, кто готов сам пролить кровь беззащитных, не так уж много. Я воспользуюсь поддержкой солдат; кучку кровожадных убийц я окружу плотным кольцом с добровольцами из числа преданных солдат, которые только и ждут приказа, чтобы выступить, после чего я брошу к границе, то есть против врага, это отребье, обузданное силой.
– Сделайте это! Сделайте это! – вскричал Жильбер. – Это будет великодушно, великолепно, возвышенно!
– Ах, Господи! – пожав плечами с выражением превосходства, беззаботности и в то же время сомнения, молвил Дантон. – В этом нет ничего невозможного! Пусть только мне немножко помогут, и вы увидите!
Госпожа Дантон целовала мужу руки.
– Тебе помогут, Дантон, – приговаривала она. – Кто может с тобой не согласиться, когда ты так говоришь?!
– Верно, – кивнул Дантон, – однако, к несчастью, так говорить я не могу; ведь если мои слова не будут иметь успеха, то они начнут с меня.
– Что ж! – живо подхватила г-жа Дантон. – Не лучше ли погибнуть именно так?
– Ты женщина, ты и рассуждаешь как женщина! Если я умру, что станется с революцией, как ее будут делить этот кровожадный безумец по имени Марат и этот слепой утопист Робеспьер? Нет, я не должен, я еще не хочу умирать; мой долг – не допустить, насколько это возможно, резни; если же она произойдет, несмотря на мое вмешательство, то снять вину с Франции и принять ее на себя. Я все равно пойду к своей цели, только буду еще более устрашающ!… Позови Тальена.
Вошел Тальен.
– Тальен! – воскликнул Дантон. – Может статься завтра коммуна обратится ко мне с письменным приглашением явиться в муниципалитет; вы – секретарь коммуны: устройте так, чтобы письмо до меня не дошло и чтобы я мог доказать, что не получал его.
– Вот дьявольщина! – не удержался Тальен. – Да как же это подстроить-то?
– Это уж ваше дело. Я вам говорю, что мне нужно, чего я хочу, что должно быть исполнено; а уж как это исполнить, решайте сами! Подойдите, господин Жильбер: вы хотели меня о чем-то попросить?
Отворив дверь в небольшой кабинет, он пригласил туда Жильбера, а затем вошел и сам.
– Итак, – молвил Дантон, – чем я могу быть вам полезен?
Жильбер вынул из кармана данный ему Калиостро листок и подал его Дантону.
– Ага! – заметил тот. – Вы пришли от него… Чего же вы хотите?
– Свободы для одной женщины, находящейся под стражей в Аббатстве.
– Ее имя?
– Графиня де Шарни.
Дантон взял чистый лист бумаги и написал приказ об освобождении.
– Вот возьмите; может быть, хотите спасти кого-нибудь еще? Говорите! Я бы хотел, по возможности, спасти их всех, несчастных!
Жильбер поклонился.
– Это все, чего я хотел, – сказал он.
– В таком случае не смею вас долее задерживать, господин Жильбер; если я вам когда-нибудь понадоблюсь, заходите сразу прямо ко мне, по-мужски, без посредников: я буду счастлив, если смогу что-нибудь для вас сделать.
Провожая его к выходу, он прошептал:
– Ах, если бы вы могли одолжить мне хотя бы на сутки свою репутацию честного человека, господин Жильбер!..
