Шевалье де Мезон-Руж (другой перевод) - Дюма Александр (список книг .txt) 📗

— Нет. она всего лишь мать, — ответил другой.

И он увел своего товарища,

Видя, что они уходят, жена Тизона, казалось, пришла в себя.

— Куда вы? — закричала она. — Вы спасете Элоизу? Подождите, я пойду с вами. Подождите, да подождите же!

И с криками бедная женщина последовала за ними, но на ближайшем перекрестке потеряла их из вида. Она остановилась, в нерешительности оглядываясь по сторонам. Поняв, что осталась одна в тишине и в ночи — двойном символе смерти, она душераздирающе закричала и рухнула без сознания на мостовую.

Пробило два часа.

А в это время королева, сидя возле коптящей лампы между золовкой и дочерью, скрытая дочерью, которая притворялась, что обнимает ее, от взглядов муниципальной гвардии, перечитывала маленькую записку, написанную на тончайшей бумаге таким мелким почерком, что ее обожженные слезами глаза с трудом разбирали написанное.

В записке было следующее:

— Боже мой! — произнесла принцесса. — Неужели наступит конец нашим несчастьям?

— А эта записка не западня? — добавила мадам Елизавета.

— Нет, нет, — ответила королева, — это так отчетливо говорит о присутствии моего друга, таинственного, но мужественного и верного.

— Это от шевалье?

— От него, — ответила королева.

Мадам Елизавета сжала руки.

— Перечитаем записку еще раз по очереди, — предложила королева, — чтобы все знали, что нужно делать.

И они втроем стали читать и, когда заканчивали чтение, услышали, то дверь их комнаты открывается. Мадам Елизавета с принцессой обернулись, королева, не меняя положения, незаметным движением поднесла записку к волосам и сунула ее в прическу.

Дверь открыл один из муниципальных гвардейцев.

— Что вам угодно, сударь? — хором спросили мадам Елизавета и принцесса.

— Гм! — ответил гвардеец. — Мне кажется, что уже поздно и вам пора ложиться спать…

— Разве теперь есть новое постановление Коммуны, — сказала королева, поворачиваясь к нему со своим обычным величием, — которое определяет, в котором часу мне нужно ложиться спать?

— Нет, гражданка, — ответил гвардеец, — но, если нужно, такое постановление будет принято.

— А пока, сударь, — продолжила Мария-Антуанетта, — извольте уважать, я не говорю комнату королевы, но комнату женщины,

— Эти аристократы выражаются так странно… — проворчал гвардеец.

И он удалился, подчиняясь высокомерному достоинству королевы.

Через минуту лампа погасла и, как обычно, женщины разделись в темноте, оберегая свою стыдливость.

На следующий день, в девять утра, королева, перечитав спрятанную в постели вчерашнюю записку, чтобы еще раз освежить в памяти инструкции, разорвала ее на мельчайшие куски, оделась, после чего разбудила мадам Елизавету, подошла к дочери.

Потом, через несколько минут, она вышла и позвала дежурных гвардейцев.

— Что тебе нужно, гражданка? — спросил один из них, в то время как другой не соизволил оторваться от завтрака, чтобы откликнуться на призыв королевы.

— Сударь, — сказала Мария-Антуанетта, — я сейчас была в комнате моей дочери, бедное дитя, она очень больна. У нее распухли ноги и сильно болят. Вы, наверное, знаете, что это я приговорила ее к необычной для нее неподвижности: мне было разрешено выходить на прогулку в сад, но, поскольку для этого нужно было проходить мимо комнаты, в которой раньше жил мой муж, а это было выше моих сил, я ограничивалась прогулками по террасе.

— Теперь же такие прогулки недостаточны для моей бедной дочери. Я прошу вас, гражданин гвардеец, попросить от моего имени у генерала Сантерра разрешение на прогулки в саду. Буду вам за это признательна.

Королева произнесла последнюю фразу так мягко, но в то же время с таким достоинством, она так умело избегала того, что могло бы задеть республиканскую гордость собеседника, что он поначалу представ перед ней в головном уборе, как большинство охранников, снял его и, когда она закончила говорить, поклонился ей со словами:

— Будьте спокойны, сударыня, у генерала Сантерра испросят разрешение на то, что вы желаете.

Уже потом, уходя, как бы убеждая себя в том, что поступил согласно этикету, а не проявил слабость, он повторял:

— Ну, конечно, это будет справедливо.

— Что будет справедливо? — спросил его напарник.

— Что эта женщина станет гулять с больной дочерью.

— Чего же она просит?

— Она просит, чтобы ей разрешили погулять в саду.

— Вот еще! — ответил второй охранник. — Пусть еще попросит разрешения прогуляться от Тампля до площади Революции, и ее прогуляют.

Услышав эти слова, королева побледнела, но потом из них же почерпнула новый прилив мужества для того, чтобы пойти на то, что ее сегодня ожидало.

Гвардеец покончил с трапезой и спустился вниз. Королева попросила подать завтрак в комнату дочери, и ей это было разрешено.

Принцесса, чтобы подтвердить слух о своей болезни, осталась в постели, а мадам Елизавета и королева сидели рядом с ней.

В одиннадцать часов пришел Сантерр. Как обычно, его появление сопровождалось барабанным боем и входом в Тампль нового караульного отряда, менялись также и гвардейцы муниципалитета.

Когда Сантерр, гарцуя на своем коне, инспектировал отряд, который отдежурил, и тот, что заступал в караул, он останавливался, чтобы те, у кого к нему были просьбы, требования или жалобы, могли их высказать.

Закончивший дежурство гвардеец воспользовался этим и подошел к генералу.

— Что тебе нужно? — резко спросил Сантерр.

— Гражданин, — сказал гвардеец, — я хочу сказать от имени королевы.

— А кто такая королева? — спросил Сантерр.

— И действительно, — продолжил гвардеец, и сам удивленный тем, что настолько забылся. — Так что я там говорил? Что я, с ума сошел? Я хотел сказать от имени мадам Вето…

— Ну, ладно, понял, — ответил Сантерр. — Так что же ты хотел сказать?

— Маленькая Вето больна, кажется, из-за того, что ей не хватает воздуха и движения.

— Разве стоит из-за этого предъявлять претензии нации? Нация позволила ей прогулки в саду, а она отказалась.

— Да, все именно так, но теперь она просит, чтобы ей позволили спуститься.

— Здесь нет проблемы. Вы все слышите, — сказал Сантерр, обращаясь к отряду, — вдова Капета спустится в сад погулять. Это решение нации. Но будьте осторожны, чтобы она не перебралась через стены, если же это произойдет, то я всем отрублю головы.

Шутка гражданина генерала была встречена взрывом гомерического хохота.

— Ну, теперь вы предупреждены, — отметил Сантерр, — прощайте. Я еду в Коммуну. Кажется, нужно выдать паспорт на тот свет Ролану и Барбару [53]…

Именно эта новость привела гражданина генерала в хорошее расположение духа.

Покидая Тампль, Сантерр пустил коня галопом.

Следом за ним покинул Тампль отряд, который закончил дежурство.

Наконец и гвардейцы муниципалитета уступили свои места вновь прибывшим, которые получили распоряжение Сантерра в отношении королевы.

Один из них поднялся к королеве и объявил ей, что генерал Сантерр удовлетворил ее просьбу.

«О! — подумала королева, глядя на небо за окном. — Неужели твой гнев, Господи, улегся и ты больше не станешь преследовать