Графиня Де Шарни - Дюма Александр (лучшие книги онлайн TXT) 📗
– Нет, Клери, – остановил его король. – Дайте мне только шляпу.
Клери подал ему шляпу, и Людовик XVI воспользовался случаем, чтобы в последний раз пожать руку своему верному слуге.
Затем он произнес твердо, что редко случалось с ним, в жизни:
– Идемте, господа!
Это были последние слова, которые он произнес в своих апартаментах.
На лестнице ему встретился сторож башни, Матей: накануне король, застав его сидящим у камина, довольно резко попросил освободить ему место.
– Матей! – молвил Людовик XVI. – Я третьего дня был с вами немного резок: не сердитесь на меня!
Матей, ни слова не говоря, повернулся к нему спиной.
Король прошел через первый двор пешком и, пересекая его, несколько раз оглянулся, мысленно прощаясь со своей единственной любовью – с женой; со своей единственной привязанностью – с сестрой; со своей единственной радостью – с детьми.
У ворот стоял выкрашенный зеленой краской наемный экипаж; два жандарма стояли у распахнутой дверцы: с приближением осужденного один из них шагнул внутрь и устроился на переднем сиденье; за ним вошел король и знаком пригласил г-на Эджворта сесть рядом с ним сзади; другой жандарм зашел последним и захлопнул дверцу.
По городу тем временем поползли слухи: одни говорили, что сидевший в карете жандарм – переодетый священник; другие говорили, что оба жандарма получили приказ убить по дороге короля при малейшей попытке его похищения. Ни то, ни другое не имело под собой оснований.
В четверть десятого кортеж двинулся в путь…
Скажем еще несколько слов о королеве, принцессе Елизавете и детях, которым король перед отъездом послал прощальный взгляд.
Накануне вечером, после трогательного и в то же время душераздирающего свидания, королева едва нашла в себе силы, чтобы раздеть и уложить дофина; сама же она не раздеваясь бросилась на кровать; на протяжении всей этой долгой зимней ночи ее знобило от холода и ужаса.
В четверть седьмого двери во второй этаж отворились; это комиссары пришли за молитвенником.
С этой минуты все члены королевской семьи стали готовиться к обещанной королем накануне встрече; но время шло, королева и принцесса Елизавета стоя вслушивались в каждый шорох, в каждый звук, оставлявшие короля равнодушным, но приводившие в трепет камердинера и исповедника; женщины слышали скрип отворявшихся и затворявшихся дверей; они слышали крики толпы при появлении короля, они слышали удалявшийся грохот пушек и конский топот.
Тогда королева рухнула на стул и прошептала:
– Он уехал не попрощавшись!
Принцесса Елизавета и наследная принцесса опустились перед ней на колени.
Все их надежды улетучились одна за другой; сначала они уповали на изгнание и тюрьму – тщетно; потом они мечтали об отсрочке – напрасно; наконец, они стали лелеять мечту об освобождении короля по дороге в результате какого-нибудь заговора; но и этой мечте не суждено было сбыться!
– Боже мой! Боже мой! Боже мой! – кричала королева.
И в этом последнем отчаянном призыве к Господу бедная женщина тратила последние силы…
Тем временем карета катила все дальше, и вот она выехала на бульвар. Улицы были почти безлюдны, многие лавочки были еще на замке; ни души в дверях, ни души за окнами.
Приказом коммуны было запрещено всякому гражданину, не являвшемуся членом вооруженной милиции, выходить на прилегавшие к бульвару улицы и показываться в окнах во время движения кортежа.
Низкое мглистое небо не позволяло увидеть ничего, кроме леса пик, среди которых редко-редко мелькали штыки; перед каретой шагом ехали всадники, а впереди них двигалась огромная толпа барабанщиков.
Король хотел было спросить что-то у своего исповедника, да так и не смог из-за шума. Аббат де Фирмонт протянул королю требник: тот стал читать.
Проезжая через ворота Сен-Дени, он поднял голову! ему послышался какой-то необычный шум.
И действительно, человек десять молодых людей, размахивая саблями, выбежали с улицы Боргар и пробились сквозь строй солдат с криками:
– К нам, кто хочет спасти короля!
На их призыв должны были откликнуться три тысячи заговорщиков барона де Батца, известного авантюриста: он отважно подал сигнал, но вместо трех тысяч человек откликнулись единицы. Барон де Батц и с ним еще десяток осиротевших сынов монархии, видя, что поддержки нет, воспользовались замешательством и затерялись в улочках, прилегавших к воротам Сен-Дени.
Это происшествие и отвлекло короля от молитвы, но оно было столь незначительным, что карета даже не остановилась. Когда же спустя два часа и десять минут она остановилась, то была уже у конечной цели своего пути.
Как только король почувствовал, что карета остановилась, он склонился к уху священника и шепнул:
– Вот мы и прибыли, сударь, ежели не ошибаюсь.
Господин де Фирмонт промолчал.
В то же мгновение один из трех братьев Самсонов, парижских палачей, подошел к дверце кареты и распахнул ее.
Король положил руку аббату де Фирмонту на колено и властно проговорил:
– Господа! Поручаю вам этого господина… Прошу вас позаботиться после моей смерти, чтобы его никто не обидел; я прошу именно вас последить за ним.
Тем временем подошли два других палача.
– Да, да, – отвечал один. – Мы о нем позаботимся, не беспокойтесь.
Людовик вышел.
Подручные палача подошли к нему вплотную и хотели было его раздеть; однако он презрительно усмехнулся, оттолкнул их и стал раздеваться сам.
На мгновение король остался в образовавшемся вокруг него плотном кольце; он бросил наземь шляпу, снял камзол, развязал галстук; палачи снова подступили к нему.
Один из них держал в руке веревку.
– Что вам угодно? – спросил король.
– Связать вас, – отвечал палач, державший веревку.
– Вот на это я не соглашусь никогда! – вскричал король. – Вам придется отказаться от этой затеи… Делайте, что вам положено, но меня вы не свяжете! Нет! Нет! Никогда!
Палачи возвысили голос; назревавшая схватка у всех на глазах лишила бы жертву достоинств, приобретенных им за шесть месяцев жизни, полной спокойствия, мужества и смирения; один из братьев Самсонов, проникшись жалостью и в то же время будучи вынужден исполнить страшную миссию, подошел и почтительно произнес:
