Дезертир (СИ) - Токтаев Евгений Игоревич "Инженер" (прочитать книгу .TXT) 📗

Идея Дамагора Лукуллу не нравилась, но никто ничего лучше не предложил, а действовать следовало быстро.

– И кто возглавит передовой отряд? – спросил легат.

Тимофей посмотрел на Ласфена, тот поймал его взгляд и усмехнулся.

– Чего уставился? Нашел добровольца, старик? – поинтересовался пират.

Тимофей перевел взгляд на легата.

– Критские гемиолии смогут выйти быстрее. Маневрировать на них проще.

– Тимофей прав, – сказал Дамагор, повернувшись к критянину, – послать вперед лучше всего именно твои корабли, почтенный Ласфен.

– В случае нашей победы твои люди получат право первыми выбрать трофеи, – добавил Лукулл.

– А кабан-то не знает, – усмехнулся пират, – что шкуру его уже поделили.

На совете присутствовали несколько трибунов. Один из них, Гай Постумий, видя колебания вождя критян, выступил вперед.

– Легат, позволь мне пойти в бой на корабле Ласфена, – обратился он к Лукуллу.

Пират удивленно покосился на трибуна. На лице Ласфена явственно отразилось сомнение в душевном здоровье римлянина, соседствующее с уважением.

– И охота тебе, парень, в самое пекло лезть?

– Чтобы ты не думал, будто римляне предпочитают таскать каштаны из огня чужими руками, – ответил Постумий.

– Ишь ты... – сверкнул зубами критянин, – а я уже решил, что ты опасаешься, как бы трусливые алифоры не сбежали.

– Я не сомневаюсь в твоей храбрости, – без тени иронии сказал трибун.

– Ну, смотри... Ладно, легат, я согласен. Окропим волны красненьким...

– Хорошо, – медленно произнес Лукулл, глядя Постумию прямо в глаза.

– Все по местам! – Скомандовал Дамагор, – враг уже близко!

Навархи поспешили к своим кораблям. Легат придержал за локоть Постумия.

– Гай, если ты погибнешь, я буду очень огорчен. Но если с тобой погибнут еще несколько римлян, мое огорчение станет несравнимо большим. Возьми с собой марианцев.

– Благодарю тебя, Луций Лициний, – ответил трибун, – но им я доверяю не больше, чем критянам. Фактически, ты предлагаешь мне взойти на корабль Волка в одиночестве. Мне было бы гораздо спокойнее стоять плечом к плечу с испытанными в деле, надежными товарищами.

– Не думаю, что все так плохо, – возразил Лукулл, – я разбираюсь в людях. Возьми с собой этого Севера и его бойцов.

– Хочешь от них избавиться? – спокойно спросил Постумий.

– Ты прекрасно понимаешь, Гай, что это самоубийственная атака.

– Еще бы не понимал...

– Нас мало. Каждым из вас, прошедшим со мной этот тернистый путь, я дорожу. Неизвестно, как поведут себя союзники. Это наш первый бой. Мне придется раскидать легионеров по кораблям, чтобы они сплавили в монолит греков и египтян. Я распылю силы, Гай. Возьми марианцев.

– Хорошо. Повинуюсь.

– Да сохранит тебя Юпитер, Наилучший, Величайший! Знай, я не встречал в своей жизни более доблестного воина, чем ты.

Узнав, с кем ему предстоит идти в бой, Север увидел в том иронию судьбы. На Косе, едва выйдя от легата, когда тот объявил о своем решении задержать марианцев, Квинт не смог совладать с потоком эмоций, хлеставших через край.

– Вы – стадо упрямых баранов!

– Ты слишком много говоришь, марианец, – холодно ответил Постумий.

– Я римлянин! Такой же, как и ты! Мы должны сражаться против общего врага, а не друг, против друга!

– Вы, марианцы, все такие восторженные идиоты? Залили улицы Города кровью и при этом имеете наглость утверждать, что вы такие же римляне? Вы убили моего брата. Будь моя воля, я изрубил бы тебя на мелкие куски.

– Что тебя останавливает? – мрачно спросил Север, не став заниматься очередным сравнением, кто больше зарезал римских граждан.

– Легат излишне великодушен.

– Что тебя останавливает? – повторил вопрос Квинт, – ты можешь убить меня и доложить, что я пытался бежать.

– Не провоцируй меня, марианец. Юпитер свидетель, у меня руки чешутся.

– Я не убивал твоего брата.

– Ты – марианец.

Понятно. Дальнейшая дискуссия бессмысленна. Квинт был вынужден признать, что происходящее с трудом поддается осмыслению.

Почему, даже когда волею богов стираются границы государств, люди все равно стремятся поделиться на "наших" и "не наших"? Послушай, малыш, сказку про то, как поссорился дядя Гай с дядей Луцием, а несколько сот тысяч римлян зачем-то решили в этой ссоре принять деятельное участие.

Подобные мысли были в новинку для Севера. Он – отпрыск не слишком богатого семейства. К нему не приставляли в учителя образованных рабов, а большую часть времени Квинт проводил в компании Стакира. Скиф, при всех его талантах, высокими материями не увлекался.

Во время службы в Испании Квинту попал руки видавший виды список жизнеописания Александра, в оригинале составленный, кажется, самим Птолемеем. В первую очередь юный трибун заинтересовался, конечно, описанием походов и битв, но было там еще кое-что. Что-то, заставившее задуматься.

Здесь, на Востоке, самым большим удивлением, даже потрясением, стало то, что он, римлянин, с детства обучившийся греческому языку, понимал всех. В городах Вифинии, в порту Фокеи, любой чужестранец, одетый необычно, говорил по-гречески. Это поистине всемирный язык. Благодаря ему деление на "наших" и "не наших" представало чем-то донельзя искусственным, какие бы народы не перемешались в восточном котле.

Отряд критян состоял из легких судов, но среди них имелось несколько триер, поскольку Ласфен пиратом был весьма могущественным и мог себе такое позволить. Триера, на которой Волк держал свой стяг, носила вполне естественное, можно даже сказать, банальное для критского корабля имя – "Минотавр".

В схватке с киликийцами Север потерял пятерых товарищей. Учитывая Постумия, на борт "Минотавра" поднялись тринадцать римлян и фракиец.

Критяне, одни недоуменно, другие насмешливо, поглядывали на сулланца. Трибун, красовавшийся в начищенном до зеркального блеска "мускульном" панцире и аттическом шлеме с пышным гребнем из страусиных перьев, выглядел очень важным. Рядом с ним Квинт смотрелся ощипанной курицей – доспехов у него не было, да и меча он лишился. Сунул какой-то доброхот в руки железку – непривычный, слегка изогнутый серпом меч-копис. Да еще один из легионеров, здоровенный Тит Милон, по прозвищу Лапа, предложил Северу свою кольчугу.

– А ты? – спросил Квинт.

– Да жмет она мне, – добродушно ответил Тит, шириною плеч превосходивший Квинта чуть не вдвое, и потряс щитом, – мне его хватит.

– Чтоб тебя, Лапа, укрыть, надо пару щитов, – покачал головой Барбат.

– Нет уж, спасибо, Тит, – отказался Север, – я лучше так. Не хочется что-то в железе купаться. Кольчугу быстро не сбросить.

Двое легионеров при этих словах озабоченно переглянулись и принялись разоблачаться.

– Прикидываешь, когда ловчее за борт сигануть, римлянин? – поинтересовался Ласфен, которому помогали одеть льняной панцирь, – если обосрался уже, прямо сейчас прыгай. Мне римского дерьма на палубе не надо. Тут мелко у берега, не потонешь.

– Я не боюсь, – сжал зубы Квинт, и добавил негромко, – но я уже видел, с какой легкостью большой корабль топит судно поменьше.

– Думаешь, утопнем? – оскалился пират, – не ссысь, у меня другие планы.

Ласфен повернулся к своим людям и произнес короткую вдохновляющую речь, единственным небранным словом в которой было – "порвем".

Критяне взревели. Весла вспенили воду, бросив "Минотавра" вперед.

– Держи, римлянин, – Ласфен протянул Квинту небольшой круглый щит-пельту [69], – за какие хоть грехи тебя Лукулл голого воевать послал?

– Спасибо, – пробормотал Квинт, но на вопрос ничего не ответил.

Он отчаянно крутил головой, пытаясь понять, что происходит вокруг. Из-за мыса Лект показалась голова походной колонны понтийцев. Там уже заметили противника, и корабли начали разворачиваться в линию. Десять критских гемиолий и триер спешили на свидание с Неоптолемом, оторвавшись от остального флота, который спешно выбирал якоря.