Рыцарь-крестоносец - Уэлч Рональд (первая книга TXT) 📗

Филипп, никогда особенно не сдерживавший своих чувств, протянул руку: ему определенно нравился этот турок.

– О, не стоит меня благодарить, князь Юсуф, – воскликнул Филипп, как всегда быстро выговаривая иноязычные слова, будто боясь, что ему не удастся закончить фразу. – Я Филипп д'Юбиньи. Отец мой – доблестный рыцарь, барон Хьюго д'Юбиньи, владелец замка Бланш-Гарде, имеет честь состоять при дворе его величества короля Иерусалимского. Лучше позвольте полюбопытствовать: вам уже лучше?

Юсуф аль-Хафиз поднялся, слегка покачиваясь и одной рукой держась за свой лоб.

– Вам стоит отправиться с нами в Бланш-Гарде, – предложил Филипп. – Это всего в нескольких милях отсюда, и мой отец с радостью окажет вам прием до тех пор, пока вы не будете в состоянии продолжать свой путь.

Несмотря на сильную боль в голове, турок учтиво поклонился.

– Почту за честь, мессир Филипп, – ответил он, раздвигая в дружеской улыбке полные яркие губы.

– О, я пока еще не рыцарь! – воскликнул в смущении Филипп. – Только оруженосец.

– Уверен, что вы достойны посвящения в рыцари и скоро станете им, – учтиво сказал турок, усаживаясь на коня.

– Спасибо! Действительно я надеюсь, что через два или три года мой отец будет просить короля о посвящении меня в рыцари. К тому времени мне будет двадцать лет.

Филипп возбужденно болтал без умолку все время, пока они ехали до Бланш-Гарде. Юсуф аль-Хафиз почти ничего не говорил, зато внимательно слушал и смотрел на восторженное лицо Филиппа, улыбаясь и время от времени кивая, длинными смуглыми пальцами поглаживая бородку или смахивая пыль, оседающую на одежду, с чистоплотностью лоснящегося кота.

Сам того не замечая, Филипп оказался предметом наблюдения опытного физиономиста. Возможно, даже если бы он знал об этом, все равно не смог бы вести себя по-другому, поскольку не имел никаких иллюзий на счет своей внешности. «Не красавец» – так отзывался о нем кузен Джосселин Грандмеснил, хотя, надо заметить, нашлось бы немного людей, которых этот молодой элегантный щеголь согласился поставить в один ряд со своей особой.

Итак, рисуя портрет Филиппа, скажем, что рядом с турком ехал коренастый юноша, широкий в плечах, с непропорционально длинными руками, с упрямым, выдающимся вперед подбородком, с парой решительных серых глаз и большим кривым носом, сразу же бросающимся в глаза при первом же взгляде на молодое лицо. И проницательный, образованный турецкий аристократ чувствовал, что однажды этот юный оруженосец может превратиться в достойного человека, стать настоящим лидером.

– Бланш-Гарде! – крикнул Филипп.

Перед ними простиралась широкая долина – зеленая полоса, скованная цепью однообразных коричневатых холмов. Вдоль равнины лениво бежал широкий ручей, по берегам которого оказались рассеяны скромные домики небольшого городка с белеными стенами и плоскими крышами, а в середине – церковь, с виду похожая на мечеть.

Через этот городок проходила главная дорога, соединяющая Иерусалим с прибрежными территориями юго-западной части королевства. Отец Филиппа построил свой замок в этих местах, чтобы защитить излюбленный маршрут купцов и пилигримов, движущихся в глубь материка из находящегося поблизости шумного порта Аскалон, от частенько нарушавших границу турок, и, надо сказать, очень тщательно подобрал местоположение будущей крепости. С одной стороны высокие стены вырастали прямо из вод ручья, другой фланг прикрывали гряды скал естественного происхождения, затрудняющие доступ в долину, поскольку в этом месте водный поток разрастался, превращаясь в настоящую бурную реку. Лишь узкой тропой можно было пройти мимо замка.

С самого начала стены Бланш-Гарде строились из ослепительно белого камня, но минувшее с той поры столетие придало им сероватый оттенок. С точки, где в тот момент находились Филипп и Юсуф аль-Хафиз, на фоне скатывающегося за горизонт солнца, замок вырисовывался черным силуэтом с четкими прямоугольными очертаниями.

Часовые у огромных ворот заиграли в трубы, пропуская молодого оруженосца и шествующего рядом с ним турка через подъемный мост в большой внутренний двор к подножию старой башни. Донжон представлял собой не только наиболее укрепленную, но и главную жилую часть замка. Навстречу им выбежали слуги-сирийцы, чтобы принять лошадей и разгрузить кладь.

В огромном полутемном зале веяло прохладой, особенно приятной после зноя солнечного летнего дня. Слуги расставляли столы для вечерней трапезы, и Филипп приказал приготовить еще одно место за высоким столом для Юсуфа аль-Хафиза.

– Мы опаздываем, князь Юсуф, – с беспокойством проговорил Филипп. – Отец всегда очень пунктуален в том, что касается времени трапез. Вы не возражаете, если мы побыстрее переоденемся?

Юсуф улыбнулся при виде озабоченного выражения, мелькнувшего на подвижном лице Филиппа, и улыбка наверняка превратилась бы в усмешку, если бы только этот тактичный человек позволил себе такую слабость.

– Конечно, не возражаю, Филипп, – ответил он. – Если вы покажете мне мою комнату…

Филипп, прокричав что-то Льювеллину, провел Юсуфа через зал, а потом вверх по винтовой лестнице – в комнату для гостей, находящуюся в башне.

Затем, войдя в собственную комнату, Филипп быстро сбросил с себя запыленную одежду, в беспорядке разбросав ее по кровати и стульям, тем временем Льювеллин наливал горячую воду в металлическую купальню.

– Сколько вы нашли у грабителей? – спросил его Филипп, с наслаждением обливаясь теплой водой.

Льювеллин брезгливо поморщился.

– Всего два бизанта, мой господин. Они сейчас у Микаэля.

– Почему? А как же твоя доля?

– Мы сыграли на монеты в кости, мой господин. – Щека Льювеллина, изуродованная шрамом, дернулась вверх, придав всему лицу раздраженное выражение. – И Микаэль выиграл. Он всегда выигрывает.

Филипп ухмыльнулся и, расплескивая воду на пол, вылез из купальни.

Наскоро растеревшись грубым полотенцем, он натянул на ноги чулки [19], поданные ему Льювеллином, и, просунув голову в горловину шелкового котта [20] – свободной одежды, доходившей почти до самых щиколоток, продел руки в огромные рукава широкого верхнего платья. Пока Льювеллин застегивал тонкий пояс вокруг его талии, Филипп пригладил волосы гребнем, стараясь придать неуправляемым темным вихрам приличный вид, иначе достопочтенный барон – его отец – в очередной раз произнесет речь о неряшливых юных оруженосцах.

В комнате для гостей его уже ждал Юсуф аль-Хафиз, также успевший выкупаться и переодеться; одет он был с безупречной аккуратностью, будто провел несколько часов за своим туалетом, и даже бородка оказалась приглажена гребнем.

– Отец будет в соларе [21], – сказал ему Филипп и начал спускаться вниз по узким лестницам.

Соларом назывались личные апартаменты владельца замка, и в Бланш-Гарде ему было отведено место прямо за стенами главного зала. Дверь, ведущая из зала в солар, выходила на возвышение, где уже был приготовлен для трапезы роскошный стол. Должно быть, европейцу солар мессира Хьюго показался бы сказочным дворцом, так как он обставил его со всей возможной роскошью, созданной древней цивилизацией Востока.

Комната пестрела росписью шелковых занавесок, узорами ковров на полу и разноцветными подушечками, брошенными на стулья. Расписной потолок создавал в комнате ощущения простора и прохлады, и поскольку замок Бланш-Гарде больше не принадлежал к числу пограничных крепостей Святой земли, окна были расширены, и в них проникали последние лучи заката и врывался легкий ночной бриз.

Как только Филипп ввел своего гостя в комнату, несколько мужчин, расположившиеся у большого не топящегося сейчас камина, прервали свой разговор и повернули головы к вошедшим. Это были обычные в замке гости – совершающие путешествие рыцари и бароны, среди которых особо выделялись два рыцаря монашествующего военно-духовного ордена госпитальеров, сир Майлс де Пленси и сир Амори де Бетсан, одетые в черные плащи с белыми крестами на плечах [22].