Каролинец - Sabatini Rafael (читать хорошую книгу TXT) 📗
— Не обязательно так будет всегда, — сварливо заметил баронет. — Когда закончится война, а мятежники будут разбиты и усмирены, каждому, кто поднял руку на своего короля, предъявят счет. Но я рад, что ты не рассчитываешь на наследство. Потому что я решил распорядиться им по-своему. Все, чем я буду обладать к моменту смерти, отойдет твоему кузену Роберту. Это акт элементарнейшей справедливости, воздаяние по заслугам добродетели и, в то же время, наказание за недочернее поведение.
Миртль снова сжалась, словно отец дал ей пощечину. Деньги тут были ни при чем, но сам факт лишения родительского наследства делал ее в глазах общества отверженной.
— Ну? — спросил Кэри, не дождавшись ответа, — что ты на это скажешь?
— Ничего, отец. — Она храбрилась, стараясь ничем не выдать своей обиды.
— Если такова твоя воля — я согласна. Если же лишение наследства станет последним моим наказанием, то я более чем согласна.
— Так, так, — пробормотал отец. — Ладно, ладно! Я сказал это только затем, чтобы проверить, насколько искренне ты смирилась. Рад, что ты так хорошо выдержала эту проверку, Миртль. Очень рад. — Он одарил ее улыбкой, но она легко распознала жалкую попытку обмана. В голосе отца звучала фальшь; он явно сожалел о том, что у него вырвалось, и теперь нащупывал пути к отступлению. Однако Миртль по доброте душевной вообразила, что он раскаивается за беспричинный выпад.
Затем сэр Эндрю поинтересовался, как поживает Гарри; для Миртль это было совершеннейшим сюрпризом. Она сдержанно отвечала на его вопросы — где Гарри был и чем занимался, боясь увлечься и снова разжечь отцовскую злобу. Когда отец вытянул из нее, что Гарри уехал в армию Линкольна, охранявшую переправу через Саванну, он громко рассмеялся:
— Ха-ха! Неужто эти оборванцы думают удержать Превоста? — Он фыркнул. — Это смехотворно! Сколько их там — жалкая горстка?
— Я не уверена, но думаю, что, по меньшей мере, тысяч пять, — ответила она.
— Пять тысяч! — Сэр Эндрю не скрывал издевки.
Миртль покраснела, будто отец измывался над самим Гарри. Защищая мужа, она поспешно начала уверять, что это временно, что армия скоро будет усилена.
— Они вербуют добровольцев в Северной Каролине и где-то еще.
— Э-э! Быдло. Думаешь, эта деревенщина устоит против обученных солдат? Банда плохо вооруженных оборванцев! Им и боеприпасов-то, верно, не хватит…
Складывалось впечатление, что он ждал ответа. Но ей нечего было возразить, ибо Миртль не была осведомлена о положении дел. Ее молчание заставило отца спросить прямо:
— Сколько у них артиллерии? Ведь, в конце концов, все решает артиллерия. Сколько у них пушек, что они так самоуверенны? Ну, что? Нечего сказать! — В его словах слышался вызов, и если бы она обладала информацией, то доказала бы, что его презрение неуместно. Как бы то ни было, она вынуждена была ответить, что не знает.
— Она не знает! — недобро воскликнул сэр Эндрю. — Ха! И ты хочешь меня убедить, что это отродье способно остановить британскую армию!
— Точно такое же отродье остановило вашего Бургоня, — сказала уязвленная насмешками Миртль.
Отец пришел в неописуемую ярость, и она пожалела о своей колкости. Но тот быстро остыл и под конец был с нею даже ласков, просил поскорее приходить и стоически вынес прощальный поцелуй.
Спускаясь по лестнице, Миртль увидела со спины мужчину, направлявшегося через холл в столовую. Он шел быстрым военным шагом. Фигура и походка этого человека были настолько знакомы Миртль, что она на секунду замерла в изумлении, а в следующее мгновение устремилась вниз по лестнице, окликая человека на бегу:
— Роберт! Кузен Роберт!
Мужчина остановился и обернулся. Миртль приблизилась к нему… и тут же отпрянула, пораженная. У этого человека были длинные черные волосы, свисавшие, как уши спаниэля, «индейский» загар и странный, бессмысленный взгляд, в котором, казалось, навсегда застыло изумление. Такое впечатление создавалось из-за полного отсутствия бровей. Нижняя часть лица незнакомца пряталась в густой черной бороде, необычайные размеры и неопрятность которой придавали ему вид человека, только что выбравшегося из лесной глуши. Одет он был в коричневое платье старомодного покроя из сукна домашней выделки, какой предпочитают квакеры. Квакерскими были также круглая черная шляпа, льняная косынка на шее и стальные пряжки на тупоносых башмаках.
Он заговорил гнусавым, грубым голосом:
— Мадам, мое имя Джонатан, а не Роберт. Джонатан Нилд.
Она пристально вгляделась в его темно-карие глаза, которые флегматично уставились на нее, смутилась и сконфуженно засмеялась. Воображение сыграло с нею шутку.
— Простите, сэр. Я обозналась.
Он молча поклонился, повернулся и продолжил свой путь. Но как только он сделал несколько шагов, иллюзия вернулась. Прикованная к месту, Миртль, не отрываясь, смотрела ему вслед, пока он не скрылся в столовой; но даже после этого перед глазами у нее стояла эта фигура и эта походка, неуловимо напоминавшая Роберта Мендвилла.
Внезапно ее неодолимо потянуло пойти за ним.
Он только что уселся за стол, и Римус стоял за спинкой его стула, когда она ворвалась в комнату. Нилд поднял глаза в немом вопросе. Она остановилась, как вкопанная. Невероятно. Этот человек не был Робертом Мендвиллом. Но эта спина, эта характерная осанка…
— Оставь нас, Римус, — коротко приказала она.
Негр заколебался, и его неожиданная нервозность послужила верным подтверждением ее подозрений. Римус покосился на незнакомца, показав белки глаз и, видимо, ожидая от него дополнительных указаний.
— Делай, что велят, — прозвучал гнусавый голос; Римус стушевался и нехотя вышел.
Когда они остались вдвоем, Миртль, борясь с охватившим ее волнением, приблизилась к самому столу и, стараясь говорить спокойно, спросила:
— Что все это значит, Роберт?
— Я уже сказал тебе, мадам, меня зовут Джонатан.
— Вам ни к чему повторять эту ложь, — ответила она. — Я узнала вас. Не пойму, что вы с собой сделали, но в том, что вы — Роберт Мендвилл, я уверена так же точно, как в том, что я — Миртль Лэтимер.
Он мягко улыбнулся, обнажив крепкие белые зубы, блеснувшие в черном клубке бороды, и покачал головой:
— У тебя разыгралась фантазия, мадам. Говорю тебе, я — Джонатан Нилд, плантатор, и приехал сюда к сэру Эндрю Кэри по делам торговли.
— Ах, вот как! И чем же вы торгуете?
Она прищурилась, словно целясь из пистолета, и явная насмешка, сквозившая в ее словах и свидетельствующая о ее осведомленности, немного его насторожила. Но на его поведении это заметно не отразилось.
— Табаком, мадам. Я табачный плантатор из Вирджинии.
— Из Вирджинии. С таким произношением?
— Родился я не в Вирджинии, мадам.
— Первое правдивое слово, которое вы произнесли. Я достаточно хорошо знаю, где вы родились, и мне достаточно хорошо известно, чем вы торгуете с моим отцом. — Краска негодования залила ей щеки. — Теперь я понимаю, почему он вдруг проявил интерес к Гарри и зачем все эти вопросы об армии Линкольна, ее численности и количестве пушек. Вы — шпион, капитан Мендвилл. Вот торговля, которую вы ведете.
— Мадам, твои оскорбления меня не задевают, поскольку меня не касаются. Ты спутала меня с кем-то другим и нелепо упорствуешь в своем заблуждении.
Миртль топнула ногой.
— Хорошо же. Вам будет предоставлена возможность убедить в этом губернатора.
Угроза, к ее удивлению, на него никак не подействовала. Он развел руками и сказал с мягкой укоризной:
— Я уже сделал это, мадам. Чужеземцы не имеют права свободного въезда в эту страну, пораженную проказой безбожной войны. Ваш губернатор уже вызывал меня, и документы, удостоверяющие мою личность, лежали перед ним. Уверяю тебя, мадам, они его вполне удовлетворили.
Миртль чуть подалась вперед.
— Может быть. Но так ли они безупречны? А их изучат заново и гораздо более тщательно, как только я скажу губернатору, что узнала в вас Роберта Мендвилла.
— Надеюсь на усердие помощников губернатора, мадам. А ты совершишь бесполезную глупость.
