Король зимы - Корнуэлл Бернард (серия книг .txt) 📗
— Этого не случится, пока жив Артур, — упрямо проговорил я.
— Один человек против всеобщей тьмы? — недоверчиво спросил он.
— Но твой Христос, не восстал ли он один против тьмы? — возразил я.
Галахад помолчал, глядя на костер. Тени огня скользили по его жестко очерченному лицу.
— Христос, — наконец заговорил он, — нагла последняя надежда. Он велел нам любить друг друга, делать добро, давать милостыню бедным, пищу голодным, плащи голым. Поэтому люди убили Его. — Галахад обернулся ко мне. — Я думаю, Христос провидел грядущее и потому обещал, что живущие так же, как Он, окажутся вместе с Ним в раю. Не на земле, Дерфель, но в раю, там, наверху. — Он указал на звезды. — И все потому, Дерфель, что Он знал: земля погибла. Мы присутствуем при ее последних днях. Даже ваши боги покинули нас. Разве не об этом ты рассказывал? Ваш Мерлин обшаривает неведомые земли в поисках старых богов, но какая же польза в его скитаниях? Твоя религия умерла давным-давно, когда римляне опустошили Инис Мон и вам остались лишь обрывки древних знаний. Твои боги ушли.
— Нет, — горячо запротестовал я, думая о Нимуэ, которая чувствовала присутствие богов.
Для меня боги всегда казались далекими, как бы скрытыми туманом. Бел представлялся мне неописуемо огромным и таинственным, живущим где-то далеко на севере, а Манавидан, виделось мне, должен был жить на западе среди нескончаемо текущей и падающей воды.
— Старые боги ушли, — настаивал Галахад. — Они покинули нас, потому что мы не достойны их помощи.
— Артур достоин, — насупился я. — И ты тоже.
Он покачал головой.
— Я мерзкий грешник, Дерфель, и достоин участи раба.
Его униженный тон рассмешил меня.
— Ерунда, — сказал я.
— Я убиваю, я вожделею, я завидую.
Он и впрямь выглядел униженным, несчастным. Но по мне Галахад, как и Артур, просто-напросто был человеком, который всегда судит и осуждает свою душу. Впрочем, я не встречал человека, который бы долго был счастлив.
— Ты убиваешь только тех людей, которые убили бы тебя, — попытался я оправдать его.
— Но, да простит меня Бог, мне нравится это.
Он истово перекрестился.
— Ладно, — согласился я, — а что же у тебя неладно с вожделением?
— Оно мутит мой разум.
— Ты разумен, Галахад, — сказал я.
— Но я вожделею, Дерфель, о, как я вожделею! В Инис Требсе есть девушка, одна из арфисток моего отца.
Он безнадежно покачал головой.
— Ты все же побеждаешь свое вожделение, — не унимался я, — и можешь гордиться этим.
— Я и горжусь, но гордыня — еще один грех.
Меня уже утомила безнадежность этого спора, но я сделал последнюю попытку.
— И кому же ты завидуешь?
— Ланселоту.
— Ланселоту? — ахнул я. — Но почему?
— Потому что наследник он, а не я. Потому что он берет то, что хочет, когда хочет, и нисколько не сомневается в своей правоте. Арфистка? Он взял ее. Она кричала, дралась, но никто не осмелился остановить его, потому что он Ланселот.
— И даже ты?
— Я убил бы его, но в тот момент был далеко от города.
— И твой отец не остановил его?
— Отец был со своими книгами. Он, наверное, думал, что слышит не крики девушки, а перекличку чайки с морским ветром или спор двух fili о метафоре.
Я плюнул в костер.
— Ланселот — червь, — выпалил я.
— Нет, — возразил Галахад, — он просто Ланселот. Он получает то, что пожелает, и тратит все дни напролет, придумывая, как получить это. Он может быть обворожительным, очень естественным и даже сумеет стать великим королем.
— Никогда, — твердо сказал я.
— Так оно и есть. Если власть именно то, что он хочет, а он жаждет власти, то он получит ее и сможет ею распорядиться себе в удовольствие. Он хочет, чтобы его любили.
— Но добивается этого странным способом, — сказал я, вспомнив, как Ланселот насмехался надо мной за королевским ужином.
— Он с самого начала знал, что ты его не полюбишь, и потому бросил тебе вызов первым. Сделав из тебя врага, он теперь может объяснить себе, почему ты его не любишь. Но с людьми, которые не становятся ему поперек дороги, он умеет быть добрым. Он может стать великим королем!
— Он слаб, — презрительно сказал я.
Галахад улыбнулся.
— Сильный Дерфель. Дерфель Неколебимый. Ты, должно быть, считаешь, что все мы слабы.
— Нет, — ответил я, — но думаю, что все мы устали, а завтра нам снова надо будет убивать франков, поэтому я посплю.
И на следующий день мы убивали франков, а после отдыхали в одном из фортов Бана на вершине холма. Перевязав раны и наточив зазубренные в схватке мечи, мы снова углубились в леса. И все же неделя за неделей, месяц за месяцем мы постепенно отступали, приближаясь к Инис Требсу. Король Бан призвал на подмогу своего соседа Будика Броселиандского, но тот укреплял собственную границу и отказался давать людей на проигранное дело. Бан снова обратился к Артуру — тот прислал суденышко с небольшим отрядом, но сам так и не прибыл. Он был по горло занят борьбой с саксами. Известия из Британии приходили редко и были слишком туманными, но мы все же знали, что на границы Думнонии накатывались все новые и новые орды саксов. Когда я уезжал, Горфиддид казался самой большой угрозой, но, ослабленный поразившей его землю чумой, присмирел. Случайные путники говорили нам, что сам Горфиддид болен и вряд ли дотянет до конца года. Эта же ужасная болезнь убила принца из Регеда, нареченного Кайнвин. То, что она опять была помолвлена, для меня оказалось новостью, и мне даже доставило какое-то злорадное удовольствие сознание того, что мертвый регедский принц уже не сможет жениться на Звезде Повиса. О Гвиневере, Нимуэ или Мерлине я не слыхал ничего. Королевство Бана рассыпалось. В этот последний год некому было собирать урожай, и мы, укрывшись в крепости на южной границе королевства, всю зиму питались олениной, корнями, ягодами и дичью. Мы еще продолжали делать редкие случайные вылазки на франкские позиции, но теперь походили на ос, пытающихся умертвить быка своими жалкими укусами. Франки теперь были повсюду. Их топоры звенели в зимних лесах, когда они расчищали места для ферм, и отполированные колья их только что возведенных частоколов сияли в лучах бледного зимнего солнца.
Ранней весной нам пришлось снова отступить под напором франкских армий. Они пришли к подножию крепости с барабанным боем, а вместо знамен поднимали на шестах крутые бычьи рога. Я видел неприступную стену из двухсот щитов и понимал, что оставшиеся в живых пятьдесят наших воинов никогда не смогут ее пробить. Поэтому мы вместе с Кулухом и Галахадом отступили. Франки улюлюкали нам вслед и осыпали дротиками.
Королевство Беноик почти опустело. Мужчины шли в Броселианд, где им за военную службу обещали земли. Старые римские поселения были опустошены, а поля заросли, затянулись ползучим пореем. Мы, думнонийцы, брели, волоча копья, на север, чтобы защитить последнюю крепость королевства, его столицу Инис Требс.
Островной город был переполнен беженцами. В каждом доме ютились по двадцать человек. Дети плакали, семьи ссорились между собой. Некоторые из беженцев спешили переправиться в рыбацких лодках на запад, в Броселианд, или на север, в Британию. Но лодок не хватало, и, когда на берегу, вблизи острова, появились франки, Бан приказал оставшимся лодкам встать на якорь в крохотной неудобной гавани Инис Требса. Он хотел, чтобы во время осады они могли снабжать гарнизон пищей, но хозяева судов — народ непокорный, неуправляемый, и, узнав о приказе, они подняли паруса и дали деру, устремившись на север порожняком. Осталась лишь горстка утлых лодчонок.
Ланселота назначили градоначальником, и, когда он обходил город, женщины выстраивались вдоль дороги и выкрикивали восторженные приветствия. Все теперь наладится, думали горожане, потому что командует гарнизоном величайший из воинов. Он благосклонно принимал лесть и произносил громкие речи, обещая построить из черепов франков новую насыпную дорогу в Инис Требс. Принц играл в героя, он носил богатые доспехи, каждая пластина которых ослепительно блестела на солнце. Ланселот хвастал, будто доспехи принадлежали Агамемнону, великому воину Древней Греции, хотя Галахад с усмешкой заметил, что все снаряжение недавней римской работы. Башмаки Ланселота были сшиты из красной кожи, плащ — темно-синий, а на бедре, с вышитого пояса, подаренного Артуром, свисал длинный меч Танлладвир, или «Кровавый убийца». На голове нашего героя красовался черный шлем, увенчанный распростертыми крыльями морского орла.