Иголка в стоге сена (СИ) - Зарвин Владимир (бесплатные книги полный формат .txt) 📗
Флориан с детства любил наблюдать за тем, как под ударами молота кусок раскаленного железа превращается в клинок меча или изящную рыцарскую шпору. Искусство кузнеца было чем-то сродни волшебству и посему влекло к себе юного шляхтича, заставляя его подолгу следить за пляской молота по наковальне. Невольно залюбовался ею он и в этот раз.
Плечистый бородач в сумрачной глубине кузницы ловкими ударами молота плющил и сгибал в дугу раскаленную полосу металла, превращая ее в подкову, в то время как чумазый парнишка-подмастерье старательно раздувал мехами огонь в горне.
Закончив работу, кузнец остудил подкову в бадье с водой, бросил в ящик с другими поделками и, вытащив щипцами из огня новую заготовку, начал таинство ковки сызнова.
С минуту понаблюдав за его действиями, юноша повернул к конюшне, но, не сделав и двух шагов, споткнулся о какой-то торчащий из-под снега предмет. Природная ловкость помогла ему удержаться на ногах, но дорогая соболья шапка от толчка слетела с его головы и упала в снег.
Помянув в гневе врага рода человеческого, Флориан нагнулся за шапкой и увидел препон, едва не ставший причиной его падения. Им оказался вросший в снег обломок подковы, вывороченный из снежной ямки носком его сапога.
В тот миг, когда Флориан поднимал шапку, ему почудился хрипловатый смех, долетевший со стороны кузницы.
Оглянувшись, он увидел, что кузнец на него смотрит, пряча в бороде плутовскую ухмылку. Ярость, жарким пламенем полыхнула в душе Флориана, кровь бросилась ему в лицо.
Мерзкий холоп! Разбросал, где попало, свои железки да еще смеет насмехаться над благородным шляхтичем!
Флориан подобрал обломок подковы и, вынув из-за голенища плеть, решительно двинулся к кузнице. Видя это, кузнец отложил молот и вышел ему навстречу, на ходу оправляя свой кожаный фартук.
— Что угодно вельможному пану? — произнес он с поклоном, однако без того раболепия во взгляде и голосе, на которое рассчитывал Флориан.
— Что угодно? — переспросил его молодой рыцарь, с трудом удерживаясь от соблазна стегнуть зарвавшегося смерда плетью по наглой роже. — Твоя работа?!
Брошенный Флорианом кусок железа мог разбить лицо коваля не хуже плети, но тот поймал его на лету с такой ловкостью, словно всю жизнь упражнялся в подобных вещах.
— Нет, благородный пан, не моя, — отрицательно покачал он головой, осмотрев обломок.
— Вот как! — возмущенно фыркнул Флориан, едва не разбивший лоб из-за чертовой железки. — А чья же она тогда? Кто здесь кует подковы, кроме тебя?
— С недавних пор я кую, — согласился, кузнец, — но сия подкова не моей ковки. И не того молодца, что трудился здесь до меня под началом Крушевича. Взгляните, милостивый пан, здесь осталось тавро мастера. Такого не сыскать во всей Литве, а может быть, и в Польше!
— Двойной крест! — кузнец приблизил обломок к глазам шляхтича, чтобы тому было лучше видно клеймо. — Такое тавро кладут лишь в одном месте — в Кенигсберге! Хорошее железо тамошние мастера куют, но и на них, видать, бывает проруха, раз выкованная ими подкова треснула сразу в двух местах!
— Кого ты морочишь! — поморщился молодой шляхтич. — Откуда здесь взяться подкове из Кенигсберга? Наши ратники там отродясь коней не ковали, У королевских послов свои мастера в Кракове и Варшаве.
Посланники тевтонского Магистра, сколько себя помню, через эти края не езживали и на заставе у Крушевича не бывали. Врешь ты все. Обронил железку, а чтобы уйти от ответа, Кенигсберг приплел!
— От ответа я никогда не бегал! — сурово нахмурился кузнец. — Будь моя вина в том, что обломок сей тебе, господин, под ноги попался, сам бы прощения попросил. Только не возьму я на себя чужую вину, вельможный пан.
А что до подковы, то на кресте святом могу поклясться, что немецкой ковки она, из Кенигсберга! Немецкая лошадь ее обронила, больше некому…
— Ну, и откуда эта лошадь здесь взялась, — не сдавался Флориан, — если Орденские послы сие место десятой дорогой объезжали?!
— Может, объезжали, а может, и заезжали, — пожал плечами кузнец, — кто знает, вельможный пан, что здесь творилось, когда на заставе хозяйничал Крушевич? Если и бывали здесь немцы, то он о том пану Воеводе не сказывал!
Слова его заронили в душу шляхтича смутную тревогу. Доселе он был уверен в том, что Волкич убил Корибута по наказу Бутурлина, а слова Дмитрия о чужеземце с немецким говором — лишь уловка, призванная отвести подозрения от Москвы. Но если на лесной заставе, и впрямь, гостили тайные посланники Ордена, выходит, московит не лжет?
«Да нет, быть того не может! — тряхнул головой, пытаясь освободиться от наваждения, Флориан. — Бутурлин нарочно бросил посреди заставы обломок немецкой подковы, чтобы сбить нас со следа.
Но где он его взял? Московиты в Кенигсберг с посольствами не ездят, а Орден не продает русским купцам кованых изделий, опасаясь, что те раскроют секрет стойкого против ржавчины немецкого железа».
Впрочем, даже если у Бутурлина и была подкова с тевтонским клеймом, едва ли он бросил бы ее посреди заставы в надежде, что ее своевременно найдут и доставят Воеводе.
Втоптанный в снег, обломок железа пролежал бы здесь до весны, так и не оказав московиту услуги, на которую тот мог рассчитывать. То, что Флориан зацепился за него сапогом, — чистая случайность, которую невозможно было подстроить. Выходит, московит невиновен?..
Флориан скрипнул зубами. Мысль о невиновности Дмитрия его отнюдь не радовала. Он так хотел разоблачения Бутурлина, а выходило, что его счастливый соперник — добрый малый, действительно спасший княжну от бесчестия и смерти.
Как же теперь поступить Флориану? Сказать Эвелине правду и тем самым толкнуть ее в объятия московита или, используя случай, утопить ненавистного соперника?
На миг Флориан испытал жгучее желание зашвырнуть злосчастный обломок подковы подальше и забыть о нем, чтобы никакая сила не смогла оправдать Бутурлина в глазах Воеводы.
Однако сделать это ему помешала воспитанная с младенчества шляхетская честь. Он был готов сразить соперника в поединке, но не мог опуститься до подлости.
Поступить, как подсказывала неприязнь к московиту, значило для него навсегда потерять уважение к самому себе.
Да и речь шла не только о любовном соперничестве. Флориан разумел, что, возводя напраслину на Бутурлина, он будет покрывать истинных убийц Корибута.
«Не время нынче для личных ссор и споров, — сказал он себе, поборов минутное искушение избавиться от нежданной находки, — скрестить клинки с московитом я всегда успею. Но за чужие грехи он отвечать не должен! Как бы там ни было, дядя узнает о немецкой подкове!»
— Может, господину от меня что-нибудь нужно? — прервал раздумья Флориана кузнец. — Подков из немецкого железа у меня нет, но и мои неплохо ходят!
— Ты мне и так уже помог! — ответил Флориан, бросив кузнецу серебряную монету. — И еще, отдай мне сию железку. Для многих она может оказаться дороже золотого слитка!
Ветер свистел у Флориана в ушах, сковывая лицо ледяным дыханием, но молодой шляхтич не замечал стужи. Он спешил со своим отрядом в Самбор, неся Воеводе важную весть, и ничто не могло удержать его в пути…
Глава 26
…Еще затемно отряд Бутурлина покинул гостетеприимный схрон и по дну оврага, уходящего вглубь Старого Бора, двинулся на север. Там, по словам старого Тура, обитали люди, способные помочь с поимкой Волкича.
Зверолов и его семья, ютившаяся в трех хижинах посреди чащи, не раз пользовались помощью седоусого казака, владевшего тайнами врачевания разных недугов.
Полгода назад, во время ловли медведя, глава семейства звероловов повредил плечо, и у него стала сохнуть рука. Семье, лишившейся главного добытчика, грозил голод, но случившийся поблизости Тур предотвратил беду, вправив пострадавшему вывихнутый сустав и смазав плечо целебной мазью.
Зверолов не остался в долгу. С того дня, как казак оказал ему помощь, на столе лесной вольницы не переводились мед, оленина, а иногда и крепкая хмельная брага. Умел быть благодарным и старый Тур.
