Сан-Феличе. Книга вторая - Дюма Александр (читать хорошую книгу .TXT) 📗

— Сознайтесь же мне, — продолжал кардинал, смеясь. — Рим облек меня властью отпускать грехи.

— Я попал кабану в брюхо, вместо того чтобы попасть в лопатку.

— Маркиз, — сказал кардинал, — на подобные преступления моя власть не распространяется. Но так же как король вверил вас моему попечению, я могу вас препоручить великому исповеднику в Риме.

Потом, став серьезным, продолжал, протянув маркизу руку:

— Полно шутить. Я прошу вас, господин маркиз, служить не королю и не мне. Я спрашиваю: хотите ли вы, как искренний и верный неаполитанец, служить родине?

— Ваше преосвященство, — отвечал Маласпина, тронутый, несмотря но свой скептицизм, этой откровенностью и таким прямодушием, — я взял перед королем обязательство писать ему раз в неделю и сдержу свое слово, но, клянусь честью, ни одно письмо не уйдет отсюда, прежде чем вы его не прочтете.

— В этом не будет надобности, господин маркиз. Я постараюсь вести себя так, чтобы вы могли выполнить свою миссию с чистой совестью и ничего не таить от его величества.

И так как в это время кардиналу доложили, что из Калабрии прибыл советник дон Анджело ди Фьоре, он распорядился, чтобы того немедленно ввели.

Маласпина хотел откланяться, но кардинал удержал его.

— Простите, маркиз, — сказал он, — но вы уже вступали в свои обязанности. Будьте же добры остаться.

Вошел дон Анджело ди Фьоре.

Это был человек сорока пяти-сорока восьми лет, чьи резкие и грубые черты, зловещий и подозрительный взгляд составляли разительный контраст с его нежным именем.

Он прибыл, как было сказано, из Калабрии и явился сообщить, что Пальми, Баньяра, Сцилла и Реджо стоят на пути к народовластию. Он призывал кардинала как можно скорее высадиться в Калабрии, поскольку явиться туда после того, как там будут установлены демократические порядки, было бы настоящим безумием; советник утверждал, что уже и так потеряно слишком много времени и надо спешить, чтобы вернуть королю колеблющиеся сердца.

Кардинал взглянул на Маласпину.

— Что думаете вы по этому поводу, господин адъютант? — спросил он.

— Что нельзя терять ни минуты и нужно немедленно отправляться в путь.

— Таково и мое мнение, — сказал кардинал.

Но так как час был поздний, решили все же отложить переправу через пролив до утра.

На следующий день, 8 февраля 1799 года, в шесть утра кардинал сел на корабль и высадился через час на побережье Катоны, что напротив Мессины, в том самом месте, которое во времена, когда Калабрия составляла часть Великой Греции, носило название Columna Rhegina 26.

Вся свита кардинала состояла из маркиза Маласпина, представителя короля, аббата Лоренцо Спарсси, его секретаря, дона Аннибале Капороиаи, его капеллана (двум последним было по шестидесяти лет) и дона Карло Куккаро из Казерты, его камердинера.

Кардинал привез с собой знамя, на котором с одной стороны был вышит королевский герб, а с другой — крест с девизом религиозных побед: «In hoc signo vinces!»

Дон Анджело ди Фьоре приехал накануне и ожидал его с тремястами человек: это были главным образом вассалы братьев и кузенов кардинала — Руффо из Сциллы и Руффо из Баньяры.

Достигнув некогда берегов Африки, Сципион упал на землю и, приподнявшись на одном колене, воскликнул: «Эта земля — моя!»

Руффо, ступив на побережье Катоны, воздел руки к небу и произнес: «Калабрия, прими меня как сына!»

Радостные и восторженные клики встретили эти слова одного из самых прославленных сынов этого сурового края, который во времена Древнего Рима служил убежищем беглым рабам и носил название Бруттий.

Кардинал ответил краткой приветственной речью и, возглавив войско из трехсот человек, отправился к своему брату герцогу Баранелла, чья вилла была расположена неподалеку в одном из красивейших мест, на берегу этого живописного пролива. Кардинал тотчас же приказал водрузить королевское знамя на балконе виллы, под которым расположилось на бивак его маленькое войско, ядро будущей армии.

Для начала Руффо написал энциклику и разослал ее епископам, приходским священникам и прочим духовным лицам, а также населению не только Калабрии, но всего королевства. В этой энциклике говорилось:

«Ныне, когда во Франции бесчинствует революция, совершая цареубийство, смертные казни, ограбления церквей; когда она проповедует безбожие, угрожает священнослужителям, оскверняет святые места; когда то же самое творится уже и в Риме, где только что святотатственно лишили престола наместника Иисуса Христа; когда эта революция проявилась в Неаполе в измене армии, неповиновении подданных, бунте в столице и провинциях, — дело каждого честного гражданина встать на защиту религии, короля и отечества, а также чести семьи и собственности, дело сие свято, эта миссия священна, и люди Церкви в первую очередь должны показать пример!»

В заключение кардинал сообщал, с какой целью он прибыл сюда из Сицилии, какие надежды связывает с походом на Неаполь, и тем, кто откликнется на его призыв, назначал место сбора: жителям гор — Пальми, жителям равнин — Милето.

Все калабрийцы и горной, и низменной областей призывались взяться за оружие и собраться в назначенных местах.

После того как энциклика была сочинена, а затем переписана, за неимением типографа, в двадцати пяти или тридцати экземплярах и разослана курьерами во все стороны, главный наместник вышел на балкон подышать свежим воздухом и полюбоваться великолепным зрелищем, раскинувшимся перед его глазами.

И хотя в его кругозор входили объекты более значительные, внимание кардинала невольно привлек к себе небольшой баркас, огибавший острую оконечность мыса Фаро и имевший на борту трех человек.

Двое сидевших на носу баркаса были заняты маленьким латинским парусом, а третий, помещавшийся позади, удерживал шкот правой рукой, а левой опирался на руль.

Чем дольше кардинал всматривался в последнего, тем определеннее убеждался, что знает его. Наконец баркас приблизился настолько, что у кардинала не осталось сомнений.

Это был адмирал Караччоло получив отставку, он возвращался в Неаполь и высадился в Калабрии почти в то же время, что и Руффо, но с совсем иной целью и в прямо противоположном состоянии духа.

Судя по направлению, в каком следовал баркас, было очевидно, что он должен причалить к берегу у самой виллы.

Кардинал спустился к месту высадки, чтобы подать адмиралу руку, когда тот будет выходить на берег.

И действительно, в ту минуту, когда Караччоло спрыгнул на песок, он увидел кардинала, готового ему помочь.

Адмирал вскрикнул от удивления. Покинув Палермо в тот самый день, когда была принята его отставка, и на том же баркасе, на котором он сейчас прибыл, адмирал плыл вдоль побережья, отдыхая ночью и пускаясь в путь утром, шел под парусом, когда ветер ему благоприятствовал, и на веслах, если ветра не было или нельзя было им воспользоваться.

Он не знал об экспедиции кардинала и, увидев толпу вооруженных людей и узнав королевское знамя, направил туда свой баркас, чтобы найти объяснение этой загадке.

Между Франческо Караччоло и кардиналом Руффо никогда не было большой взаимной симпатии. Они были слишком разными людьми по уму, взглядам, чувствам, чтобы быть друзьями. Но Руффо глубоко чтил характер адмирала, а адмирал высоко ценил способности Руффо.

Оба они, как уже нам известно, принадлежали к двум самым могущественным аристократическим родам Неаполя, вернее, Неаполитанского королевства. Они встретились, сознавая, что как люди выдающиеся не могут отказать друг другу в уважении, и оба улыбнулись.

— Вы приехали, чтобы присоединиться ко мне, князь? — спросил кардинал.

— Это было бы возможно и даже весьма лестно для меня находиться в вашем обществе, ваше преосвященство, — ответил Караччоло, — если бы я еще находился на службе у его величества, но король соизволил согласиться на мою просьбу и принять мою отставку, так что вы видите перед собою простого путешественника.