Русский легион Царьграда - Нуртазин Сергей (книги полные версии бесплатно без регистрации txt) 📗
– Ты что же, псина, хозяина не признал? А ведь я тебя, щеня, на руках пестовал.
Услышав знакомый голос, пес перестал лаять, приподнял уши.
– Ну и здоров ты, братец, – Мечеслав, присев на корточки, протянул собаке руку. Аргус, принюхиваясь, почуял запах, знакомый со щенячьего возраста, ткнулся холодным носом в протянутую теплую ладонь и, облизнув ее шершавым языком, завилял хвостом. Мечеслав погладил собаку по голове, почесал за ушами, потрепал холку. Пес, помахивая хвостом, стоял, прищурившись от удовольствия и подаренной ему ласки. Услышав голос, доносящийся из избы, Мечеслав привстал.
– Аргус! Что ты там разлаялся! Покою от тебя нет, на кого ты?
Дверь отворилась, и на пороге появилась Таисия.
– Мечеслав! – прошептала она, прислоняясь спиной к стене. От неожиданности силы покинули ее. Мечеслав шагнул к ней. Таисия бросилась к нему и, обняв за шею, рыдая, уткнулась в плечо.
– Вернулся! Наконец-то ты вернулся! Я так ждала тебя, Мечеслав, каждый день ждала! – повторяла она сквозь слезы.
Волна любви и нежности захлестнула Мечеслава, он крепко прижал к себе теплую, пахнущую уютом Таисию.
– Ну что ты, будет, не печалуйся! Любая ты моя! Таисьюшка! Вернулся я! – сказал он, глядя через отворенную дверь на прибранную избу, почувствовал, что это именно то место, куда он так стремился. Почувствовал, что это его дом, и прошептал: – Вернул-ся!
Эпилог
Райнвейг в окружении домочадцев стояла на берегу фьорда и смотрела, как не торопясь подходит к ним сошедший с кнорра купец Рулав, давний друг близкого родственника Орма, не раз навещавший их. По обе стороны от нее стояли ее сыновья Олаф и Гилли, высокие, рыжеволосые парни. Младший из них, Гилли, помнил этого купца, не раз привозившего вести и подарки от их дяди Орма, ушедшего из дома, когда ему, Гилли, сыну Торальда, не исполнилось и двух зим. Помнил он, и как они с братом Олафом увлеченно слушали его удивительные рассказы о дальних краях и теплых морях, о стране лесов и городов Гардарике, о Миклагарде, где живет конунг ромеев, рассказы, на всю жизнь запавшие ему в душу.
Мать Гилли Райнвейг, видя хмурый вид гостя, обеспокоилась и думала о том, какую весть привез он на этот раз. Рулав подошел к женщине и после приветствия протянул сверток.
– Это вам от Орма, здесь монеты и драгоценности, поставьте рунный камень и напишите на нем, что славный воин Орм, сын Хакона, погиб в Греции, – сказал он.
Райнвейг вздрогнула, устремила взгляд в море, будто увидела там что-то важное. Она вспомнила слова, сказанные Ормом при расставании много лет назад:
– Может быть, когда-нибудь придет от меня посланец, принесет серебро и скажет, где я погиб. Тогда ты и твои подросшие сыновья установите в мою честь рунный камень, только так имя мое может вернуться домой.
Рулав задержался в гостях, его корабль попал в шторм и дал течь, бог моря Эгир изрядно потрепал его, и теперь кнорру требовалась починка. Гилли, воспользовавшись этим, не отходил от купца, просил взять с собой. Его с детства тянуло в неведомое. Он был не похож на своего старшего брата Олафа – имевшего жену и троих детей, спокойного, хозяйственного, серьезного не по годам мужа, хотя и был он всего на две зимы старше Гилли, которого не устраивала размеренная жизнь бонда. Семьей, несмотря на то что ему пошла уже двадцать восьмая зима, он так и не обзавелся, и обзаводиться не собирался, после того как девушка, которую он любил и прочил себе в невесты, выбрала себе в мужья другого и уехала с ним в страну данов. К тому же он был младшим из братьев, а значит, заправлял всем Олаф при помощи их матери Райнвейг. Оттого он чувствовал себя в отчем доме стесненным, мечтая, как дядя Орм, покинуть эти края и отправиться в дальний путь. Но обстоятельства сложились так, что дальше острова Эланда ему бывать не приходилось. Рулав ничего не обещал, ссылаясь на то, что сыну Торальда надо посоветоваться с семьей. Вскоре все было решено, и Гилли, присоединившись к людям Рулава, с утра до вечера помогал чинить корабль.
Они отплыли на другой день после того, как был установлен рунный камень в честь Орма. Гилли, загребая веслом, взглядом прощался с родными с детства местами: с фьордом, со скалами-великанами, с домом, земляная крыша которого была покрыта весенними цветами, и, конечно, со стоящими на берегу людьми, средь которых был самый родной в жизни Гилли человек – его мать Райнвейг.
Полосатый красно-белый парус становился все меньше и меньше, теряясь в серых водах холодного моря. Взгляд потерявших свою былую зоркость глаз до последнего цеплялся за светлое пятнышко. Райнвейг провожала корабль, в котором уплывал ее младшенький Гилли, как провожала она старого Хакона и своего мужа Торальда в море, как провожала Орма.
Гилли, сын Торальда, проделав дальний путь до Константинополя, поступит на службу к базилевсу Василию, прославит себя как воин и, командуя тысячей варангов, погибнет в Италии в 1019 году, сражаясь с норманнами в битве при Каннах.
В начале весны Мечеслав с женой Таисией навестил родное селище, чем порадовал старика Гремислава, сестру Красаву, Радима, а более всего меньшого Мечеславку.
Незадолго до этого он вновь вступил в княжескую дружину, а потому прибыл в сопровождении отца Дионисия, так как Владимир, отпуская его, повелел крестить не принявшие еще православия веси, кои на пути встретятся. Что и делали, исполняя указы князя и митрополита Мечеслав и Дионисий, пробираясь по глухим радимичским лесам. Крестили они и половину селян из родного селища Мечеслава, а вместе с ними Красаву, Радима и Мечеслава-меньшого, принявших при крещении имена Анастасии, Ефрема и Михаила, но откликавшихся, к великому огорчению отца Дионисия, на старые, данные им при рождении.
Гремислав креститься отказался, сохраняя веру в старых богов, но отца Дионисия принял хорошо, как и жену Мечеслава Таисию. Приняла ее и Красава. Подолгу вели они беседы друг с другом, часто переходя со славянского языка на греческий, коим овладела Красава, будучи в рабстве.
Назад подались на исходе березозола, когда подул теплячок и селяне выгнали скот полакомиться первой молодой травой. Сопутников на обратном пути прибавилось. По дороге в Киев заехал Мечеслав в стан Торопши и его друзей, для коих вымолил у князя Владимира прощение и уговорил их поступить к нему на службу. Так что до Киева ехали в сопровождении ватажников.
По возвращении Мечеслава ждала радостная весть; Таисия понесла, а значит, в скором времени должен был родиться еще один потомок Гремислава. Добрая весть была не одна, другую привез ему торк, служивший в дружине князя; Аяна была жива. Вскоре Мечеславу представился случай ее навестить – Владимир посылал его на рубеж, чтобы сопроводить в один из острожков отряд чудинов, набранных в земле Новгородской, к ним присоединился и Торопша со своими людьми.
Собираясь в путь, Мечеслав распрощался с Таисией, потрепал по холке верного пса Аргуса, испросил благословения у отца Дионисия, пришедшего пожелать ему доброй дороги. Не знал Мечеслав, что это прощание с монахом будет последним. Не пройдет и года, как отца Дионисия, несущего свет Христовой веры в муромские леса, забьют до смерти язычники.
Теперь же ехал он вместе с Торопшей во главе малой дружины к рубежам, коротая путь разговорами о будущем земли Русской. Думали-гадали, что ждет ее впереди? Станет ли она державою великой, такой, как царство ромейское, или исчезнет, пропадет, забудется имя ее, рассеется, растворится народ ее среди прочих, как было это со многими другими племенами. Сколько бед, радости, горя и сколько испытаний выпадет на долю ее? Сколько побед у нее впереди? Сколько поражений? Сколько врагов коварных, до чужого добра жадных, придет еще на землю Русскую? Какие правители у нее будут после нынешнего князя? Смогут ли они оборонить, обогатить и возвысить Русь, сделать ее народ счастливым? Или же будут разорять землю родную, будто не матушка она им, а мачеха злая? Не утопят ли в крови народ свой, в войнах междуусобных? Не пойдет ли брат на брата, как было это уже?
