Базалетский бой - Антоновская Анна Арнольдовна (книги регистрация онлайн .TXT) 📗
Неужели, кахетинские амкары опять в картлийский котел полезут?
– Не иначе! Не свой же пустой облизывать?
– Напрасно о котле беспокоишься, Сиуш: Исмаил-хан и полные и пустые утащил!
– Тоже хорошо! Нашего Моурави не признавали – без шарвари остались.
– Теперь пусть не надеются, второй раз не потрудится восстанавливать им Кахети.
– Ничего, алазанская форель поможет…
Густой смех прокатился. И снова томление, тревога: что, что будет? И, как ни странно, чем больше накалялся воздух, тем громче звучало имя Георгия Саакадзе: только Моурави способен отыскать выход, только в нем спасение! Симон законный царь, а Теймураз?..
– Если война, победит тот, на чью сторону станет наш Моурави.
– Еще бы, Сиуш, война непременно будет. Где слыхал, чтобы на трон без драки влезали?
– А ты за кого?
– Я? Я за Великого Моурави!
– А царь?
– Царь нужен непременно! Царство, как человек, не может без головы жить.
– Без головы уже живет – только папаху носит, потому незаметно.
И вновь забросив молотки и аршины, с утра до ночи, то собирались толпой, то распадались на мелкие группы. Всех волновала судьба торговли. Каждый пытался предрешить будущее майдана.
– О чем спорите? Разве без торговли живет царство?
– Верно говоришь, Пануш! Пусть цари тянут каждый к себе Картли, а мы, как в люльке, посередине будем лежать.
– Почему такой умный сегодня, Отар? Может, мацони с утра кушал? Разве не знаешь: если люльку сильно раскачать, ребенка можно выронить!
– И то правда, для майдана небольшая польза, когда каждый день хатабала!
– Э!.. Что будешь делать, если князья сами не знают, какой царь им нужен: один слишком тихий, другой слишком громкий, третий сам, без князей, любит царствовать, четвертый еще хуже – совсем не любит царствовать…
– Хе-хе!.. Пятый триста дней в году празднует свое рождение!
– И тридцать пять дней охотой занят.
На майдане не смолкал хохот.
– Что ж, самое время в люльке качаться, – вытирая кулаком глаза, кричал тучный торговец сыром. – Только чем кормить такое беспокойное дитя?
– Засолом, – потешался торговец хной.
– Не знаешь чем? Тогда что ты знаешь? Соленая башка! – обозлился торговец глиняными кувшинами. – На радость чертям начнут гвири скакать с новыми повелениями, и каждый постарается по моим кувшинам проехать.
Вперемежку раздавались то брань, то хохот. Снова собирались толпы, чтобы тут же распасться на группы. Нестерпимый зной слепил глаза. Коки-водоносы едва успевали притаскивать воду из Куры, мгновенно разливая по чашам.
В воздухе стоял гул, словно от шумного дыхания кузницы. Уже никого не радовал заказ князей: задаток дали, а где заработок? Нет, не время тратить монеты на товар! А князья на своем стоят: раньше готовый заказ, а потом монеты. Как-то сразу зашаталась жизнь – словно путник опустил поводья и конь, спотыкаясь, топчется на месте, не зная, куда идти.
Лишь один Вардан Мудрый, по обыкновению, молчал, не вмешивался ни в какие споры, не выражал никаких пожеланий. Не спеша, снял он с полок бархат, шелк, парчу и другие драгоценные товары, перетащил их, по совету Нуцы, незаметно домой и запрятал в глубокие сундуки, врытые между столбами сарая в землю.
Солидные купцы, зайдя в лавку Вардана за советом, метнув взгляд на полки, заполненные дешевой персидской кисеей, миткалем для деревенских рубах и грубым сукном, годным разве только на чохи зеленщикам или тулухчам, молча поворачивали назад в свои лавки, и там, за закрытыми дверями, слышалась торопливая укладка товаров в тюки и сундуки…
Чубукчи подъехал неожиданно, но Вардана трудно застать врасплох… Следя за площадью, он поспешно вышел из лавки, прикрыв дверь.
– Ты что, Вардан, уже закончил день?
– Угадал, уважаемый. Один человек – говорят, мсахури князя Палавандишвили, – почти не торгуясь, закупил у меня парчу, бархат и шелк. Хвастал, что на приданое княжны. Не знаю, правда или нет.
– Неправда. Князь Палавандишвили младшую дочь зимой венчал. Может, мсахури из Кахети? Тоже говорят: храбрый Исмаил не одну куладжу – шарвари у кахетинских князей снял, а они не против были.
– Может, из Кахети, монеты запаха не имеют.
– Зато лазутчиков по запаху узнают.
– Может, так. Вот решил домой пойти. Сегодня жена каурму приготовила, давно хотел.
– Арчил, тот, что в Метехи, просил передать: не, держи больше выбранный им товар, раздумал он чоху шить, – вспомнил чубукчи поручение старшего смотрителя конюшен. – Продай бархатному лазутчику… Кстати, о лазутчике вспомнил! Не видал ты гонца?
– Какого гонца?
– Саакадзевского… Мой князь зовет.
– Почему должен видать?
– А разве не ты был в почете, когда Саакадзе хозяйничал в Картли?
– Я и сейчас в почете, когда хозяйничает Андукапар.
– Почему думаешь, Андукапар?
– Не я один, все чувствуют приятную руку князя. Хорошо, благородный князь Шадиман работой амкаров успокоил. Уже многие хотели закрыть лавки. – Вдруг, прислонив руку к глазам, Вардан начал всматриваться вдаль. Не понравился ему разговор лазутчика Шадимана, и он решил избавиться от непрошеного собеседника. – Уважаемый чубукчи, если гонца Моурави ищешь, сейчас к мосту поскакал.
– К мосту?
Чубукчи хлестнул коня и с трудом стал пробираться через Майданскую площадь.
Вардан поспешно вошел в лавку.
– Гурген! – позвал он спрятавшегося сына. – Беги в духан «Золотой верблюд», скажи Арчилу, пусть немедля скачет в Метехи, – князь Шадиман ищет. Скажи: старший смотритель Арчил через чубукчи передал, чтобы я не держал больше товар. Выходит, «верный глаз» может свободно гулять, опасность позади. Ночью к нам пусть придет, все же не открыто. Хочу тоже Моурави о майдане сообщить…
Когда Арчил-"верный глаз" предстал перед Шадиманом, был уже полдень. В венецианском бокале таял кусочек льда, отражая солнечный луч. Шадиман, постукивая по льду серебряной палочкой, снова подробно расспрашивал о Саакадзе и даже о «Дружине барсов». Узнав, что Дато уехал с Хорешани в Абхазети проведать первенца, Шадиман встрепенулся и спросил:
– Не сына ли Саакадзе сватать? Слух идет, владетель Шервашидзе дочь красивую имеет.
– Нет, светлый князь, наш Автандил пока молод. А дочь Шервашидзе без носа осталась. Какая из нее жена, если Леван Дадиани, по праву мужа, нос ей отрезал? Хоть и неправда, что за измену, – все же нос снова не отрос.
Шадиман не дал улыбке перейти в смех и пристально вгляделся в приятное, смелое лицо, озаренное блеском умных глаз. Не без зависти он подумал: «Ему можно доверить. Умеет Моурави, как магнит – железо, людей притягивать».
– Вот что, «верный глаз», так, кажется, тебя зовут?
– Так, светлый князь, я еще ни разу не промахнулся. Куда направлю стрелу, туда вонзится.
– Понимаю. Хочу доверить тебе большую охоту, и если попадешь в царственного оленя, проси, что пожелаешь! Азнауром сделаю, а хочешь – женю на сестре моего мсахури.
– Светлый князь, я уже осчастливлен сверх меры, раз мне доверяешь, – и, как бы в порыве благодарности, вскрикнул: – Моурави недаром тебя, светлый князь, любит! Вслух не говорит, а только всем советует уважать тебя и восхищаться твоим умом.
– Странно, а я полагал наоборот; ненавидит меня – ведь всю жизнь спорим с ним. – И, взяв ломтик лимона, старательно выжал сок в венецианский бокал.
– Непременно потому спорит, что дорожит тобою, князь.
– Дорожит? Выходит, с меня гример берет.
Шадиман задумчивым взором скользнул по лицу Арчила, уже не удивляясь, что беседует с простым дружинником. «За Моурави я готов десять князей отдать. Но что делать, в разных церквах нас крестили». Пригубив бокал, спросил:
– Где пропадал ты все дни? Почему в Метехи не показывался? Разве не знаешь, где гонец должен терпеливо ожидать ответа?
– Знаю, светлый князь, только твой чубукчи приказал не беспокоить тебя, пока князья не разъедутся. Как раз сегодня день подходящий.
