Империя Вечности - О'Нил Энтони (электронные книги без регистрации txt) 📗

— Реклама, — презрительно выдохнул сэр Гарднер, — одно из многих преимуществ, дарованных франками восточному миру.

Впрочем, археологу то и дело приходилось сокрушенно крутить головой, глядя на стены домов, побеленных по приказу нового паши; замечая недостаток скамеек по сторонам дороги (чтобы не затруднять движения экипажей) и выступающие окна (для предупреждения пожаров), стеклянные витрины магазинов, полицейских в мундирах европейского покроя, правительственных чиновников, выряженных во фраки с узкими брюками и чопорные перчатки. Разумеется, все вокруг выглядело теперь куда чище и целесообразнее: улицы тщательно подметались, а чтобы пыль в воздухе не висела, их обрызгивали водой, — но сэра Гарднера угнетала мрачная мысль о том, что предмет его пылкой любви тает и меняется на глазах.

— Все бренно в этом мире, — вздыхал он.

В полдень путешественники навестили британское консульство, чтобы выправить необходимые бумаги для Верхнего Египта, и здесь же услышали о готовящемся бале в честь завершения строительства новой железной дороги.

— Я еще в Лондоне получил приглашение, — заявил сэр Гарднер. — О небо, что бы в этой стране ни построили, я каждый раз оказываюсь в числе званых гостей.

После этого путешественники вернулись в гостиницу: по словам старика, его развезло на страшной жаре и он желал немного прикорнуть.

— Боюсь, эти странствия отнимают слишком много сил, — посетовал он так жалобно, что Ринду оставалось только умолять его отдыхать и ни о чем не заботиться.

Однако в назначенный час сэр Гарднер поднялся с постели, облачился во фрак и галстук, тщательно уложил прическу, расчесал усы, обвисшие, как у морского льва, и уговорил молодого шотландца сопровождать его на бал, ибо «никогда не знаешь, кого можно там встретить».

Как только утихли последние завывания с минаретов, наставник и ученик подкатили в экипаже ко дворцу, украшенному не менее пышно, чем Тюильри (разве что шейхи у стен были настоящими, а не картинками на гобеленах), поднялись по лестнице в просторный бальный зал, посередине которого на высоком пьедестале, словно древний объект поклонения, был водружен серебристый макет локомотива. Сэра Гарднера, сидевшего рядом с Риндом спиной к ажурной перегородке, все принимали как лучшего друга — и многочисленные леди в платьях с глубоким вырезом, и влиятельные торговцы, и придворные всех мастей, и робеющие инженеры-железнодорожники.

Тучный паша Саид, любимый сын покойного Мохаммеда Али, обратился с приветственной речью к собравшимся, после чего уступил место фокуснику, выдувавшему над факелом огромные языки пламени. Когда ослепительная, точно молния, вспышка вызвала где-то за спиной изумленные вздохи, Ринд обернулся и увидел, как за перегородкой сверкают глаза гаремных девушек, — и ему стало невыразимо грустно. Потом один араб весьма внушительного вида прочел панегирик в честь парового двигателя, причем по-французски, за что его наградили самыми искренними аплодисментами. Чуть позже сэр Гарднер подошел к этому человеку. Они оказались давними знакомыми и долго и оживленно беседовали, словно родные братья, время от времени посматривая на смущенного шотландца. И вот наконец археолог подвел к арабу своего спутника.

— Алекс, чрезвычайно рад представить вам моего доброго друга, натуру необычайно тонкую, великодушную и цельную. Все это я могу говорить, не опасаясь возражений, поскольку, хоть он и человек огромной культуры, бедняга ни слова не понимает по-английски.

— Bonsoir, [77]— промолвил араб и, поклонившись по-восточному, протянул руку.

— Очень приятно, — сказал шотландец, неуверенно отвечая на пожатие, и посмотрел на сэра Гарднера в ожидании разъяснений.

— Алекс, — произнес археолог, — вы не поверите, но это ваш брат Рифа'а аль-Тахтави.

Сэр Гарднер все объяснил на следующее утро, во время поездки к пирамидам.

— Аль-Тахтави было тридцать лет, когда Мохаммед Али отослал его в Париж. Видите ли, паша питал слабость ко всему, что связано с Наполеоном, и более полувека искал доказательства существования чертога. Разумеется, до правителя долетали разные слухи; он допросил буквально каждого, кто имел отношение к Бонапарту в дни оккупации, а кроме того, лично участвовал в нескольких экспедициях по стране, наблюдал за многими другими, ну и конечно, внедрял соглядатаев в поисковые группы, которым платили иноземные короли. Короче говоря, сделал все возможное, чтобы найти следы чертога, но ничего не добился. Тогда ему в голову пришла идея послать аль-Тахтави в Париж, якобы для обучения коммерции и наукам, на самом же деле — чтобы молодой человек вошел в доверие к тому, кого паша даже издали счел ключом к разгадке. Случилось так, что аль-Тахтави не повезло: приехав на место, он узнал о смерти Вивана Денона и все-таки пробыл в Париже довольно долго, в общей сложности пять лет, в течение которых свел знакомство со многими другими учеными, успевшими посетить Египет, и в том числе с минералогом Фредериком Кальо. Этот последний и рассказал ему о чертоге, указав даже его местонахождение.

Ринду вспомнился список Гамильтона.

— Кальо был членом братства?

— Был и есть.

— Значит, он счел аль-Тахтави достойным?

— Вы не знаете Рифа'а! Я бы сам с превеликой радостью поддержал такое решение.

— И что, этот человек бывал в чертоге?

— Ну да, как только вернулся в Египет.

— А затем рассказал обо всем паше?

— Или позволил это сделать кому-то еще, — ответил сэр Гарднер и отвел взгляд.

Ринд не хотел идти на попятную, но быстро смекнул, что даже сейчас, на последней стадии поисков, существует черта, которой покуда нельзя переступать, и погрузился в молчание.

А потом прославленный археолог на несколько минут оставил шотландца наедине со Сфинксом (раскопки были до сих пор не закончены), в то время как сам пошел гулять под иссушающим солнцем, отгоняя нищих. Молодой человек робко посмотрел на иссеченный ветрами каменный лик. Что же он выражает — безмятежность, следы раздумий, мимолетность времени?.. К возвращению изнуренного археолога Ринд решил, что его смущение и есть единственный настоящий ответ.

— Должен признаться, я не мог долго смотреть, — честно сказал он. — Не хотел проявлять непочтение.

Сэр Гарднер не ожидал подобного и все-таки явно остался доволен… Однако по-прежнему не заикался о загадочном талисмане. Когда же молодой человек напрямую спросил об этом, наставник сделал удивленные глаза и воскликнул:

— Как? Разве я еще не отдал его?

— Боюсь, что нет, сэр Гарднер.

— Ладно, когда взойдем на борт и отчалим — да, это будет самое подходящее время.

Доказав, что не напрасно столько лет путешествовал и учился ладить с людьми, он успел нанять крепкое речное судно с приличной командой. Когда пилигримы вернулись от пирамид, оно было уже вымочено в воде для избавления от паразитов, затем как следует законопачено, просмолено, снаряжено надежными парусами и нагружено неисчислимыми чемоданами археолога. И вот кораблик медленно тронулся вверх по Нилу, огибая юркие ялики, плоты, гребные шлюпки, лодки и прочую плавучую мелочь. Меж тем сэр Гарднер не подавал и виду, будто собирается распаковывать вещи или делиться откровениями. Похоже, он вообще ничего не планировал заранее: зная, что видит любимую страну в последний раз, ученый заботился прежде всего о том, чтобы как можно ярче запечатлеть в душе ее величие и поэзию — будет чем скрасить долгие годы старости.

Достаточно хорошо знакомый с подобным состоянием неопределенности, Ринд и не думал унывать. Чистейший местный воздух и солнечные лучи вселили в него дотоле неведомую жизнерадостность. Ученику хватало и того, чтобы сидеть бок о бок с учителем и впитывать сердцем проплывавший мимо пейзаж — нескончаемую череду руин, арок и колоссальных изваяний кумиров; дворцы, из окон которых доносилась нежная музыка; пышные поля сахарного тростника, табака и пшеницы; тучи бабочек; огромные пеликаньи стаи; кузнечиков размером с мышей и крокодилов с самодовольными ухмылками… Все вставало свои на места перед лицом подобного единения человека с природой и временем.