Жребий викинга - Сушинский Богдан Иванович (версия книг .txt) 📗

— Итак, вас интересовало, чем будут заниматься норманны, как только подпишут контракт с канцелярией императора. — Старая валькирия оказалась права: повелительница вела себя так, словно они лишь на какое-то время прервали беседу в ее кабинете.

— Мои воины должны знать, где им предстоит воевать и с кем.

Только теперь Гаральд обратил внимание, что несколько светильников уже оказались погашенными, а водяной пар начал сливаться с радужными сумерками, слегка подсвеченными отражениями разноцветных зеркал. Кроме того, откуда-то из верхних сфер этого гулкого подземелья стали доноситься звуки каких-то музыкальных инструментов, по голосам своим похожих на пастушьи волынки.

Гаральд явственно ощущал, как его охватывает некое странное опьянение, некая постепенно нараставшая эйфория. Мир, в котором оказался в эти минуты конунг конунгов, постепенно терял реальные ощущения и оценки. Все в нем казалось призрачным, преходящим, но в то же время прекрасным. А многоцветная дымка, окутывавшая теперь весь бассейн, лишь усиливала остроту восприятия блаженства, делая его более чувственным и облаченным в невиданные цвета.

— Они будут знать, конунг конунгов, будут…

Приблизившись к островку, повелительница подхватила его под руку и по ступенькам возвела сначала на возвышенность, слегка напоминающую эшафот, а затем спустилась вместе с ним в углубление, в котором прямо из-под ног прорывались теплые термальные ручейки. Несколько струек пробивалось также из стенок, на которых им следовало полулежать.

— Но уже теперь могу сказать, что в течение нескольких месяцев мы намерены использовать ваших норманнов для борьбы с пиратами, досаждающими нашим купцам в Эгейском и Средиземном морях. Всех захваченных пиратов можете частью казнить, а частью, наиболее молодых и крепких, — подносить императорскому двору в виде пленников. А все захваченное у пиратов — возвращать, если товар принадлежал византийским купцам и объявился их владелец, или же присваивать себе в виде военной добычи. Но если что-то из драгоценностей решите преподнести в дар мне или императору, то кто решится осудить ваше стремление?

— Что ж, пираты так пираты, тоже вполне пристойное занятие.

— Во всяком случае, самое безопасное и прибыльное, какое только можно предложить наемнику. Постарайтесь это оценить, мой юный принц.

— Постараюсь.

— Нет, вы все-таки постарайтесь. Кстати, Визарий на какое-то время отозван из Корсунской земли. Уже с завтрашнего дня он станет обладателем двух больших голубиных стай и, в основном, будет заниматься налаживанием голубиной почты, то есть служить вместе с вами.

— А при чем здесь… голубиная почта?

— Наши агенты, разбросанные по различным портам Эгейского, Средиземного и Понтийского морей, будут сообщать ему, какие караваны идут к нам или в другие страны из Балкан, Кавказа, Египта…

— Понятно. Зная, куда они направляются, мы сможем брать их под свою защиту.

— Или же выслеживать пиратов, которые эти караваны уже ограбили, — покровительственно улыбнулась Зоя. — Таким образом, вы будете истреблять пиратов, усиленно при этом обогащаясь.

— Вы так искренне заботитесь о моем обогащении? С чего вдруг?

Зоя слегка поморщилась. Гаральд и сам должен был понимать, что вопрос прозвучал нетактично. Если только он все еще способен был вникать в подобные тонкости такта и этики. Тем не менее ответ ее прозвучал вполне спокойно и убедительно:

— У меня на вас свои виды, наследный принц норвежский. Большие виды. Вы мне нужны как конунг норманнов, как принц, как воин и… как юный, но преисполненный сил мужчина… Не пытайтесь уточнять, что скрывается за каждым из эти определений. Очевидно, я сама еще не до конца уяснила для себя вашу роль и в моей судьбе, и в жизни империи. — Повелительница прислонилась к своему «лежаку» и неожиданно — для такой женской фигуры — пухлые, мускулистые ноги ее медленно поплыли навстречу его ногам, чтобы на какое-то время сплестись с ними. — Причем многое будет зависеть от вас — вашего поведения, ваших амбиций, умения осмысливать свои слова и поступки, в каких-то вопросах уступать, оставаясь при этом твердым и непреклонным в других. Вы понимаете меня, наследный принц?

— Стараюсь понять, — внутренне вздрагивая от страсти, запинающимся голосом произнес Гаральд.

— Старайтесь, очень старайтесь, — страстно проговорила Зоя, все увереннее проникая ногой в промежность мужчины и давая понять, что это «старайтесь» касается не только степени его понятливости, но и физической выдержки. — Только вряд ли вам это удастся. Я ведь и сама еще не до конца осмыслила все возможности нашего союза. Кто знает, возможно, вам вообще не нужно будет бороться за корону Норвегии?

— Почему? — встрепенулся Гаральд, выходя из непривычного состояния опьянения и отрешенности. — У меня есть все права претендовать на этот трон.

— Но у вас может появиться право претендовать и на византийский трон, — лукаво улыбнулась правительница, привлекая его голову к своей груди. — И уже не королевский, а императорский. Другое дело, что, объединив силы византийцев и норманнов, а частью и русичей, мы могли бы попытаться создать империю, которая бы простиралась от берегов Малой Азии до северных оконечностей Норвегии, а значит, стала бы самой могучей империей мира.

— Так далеко мои мечтания еще не распространялись, — признался Гаральд.

— Всякий монарх должен быть властительным и самолюбивым и править так, словно весь мир только и ждет, когда он подчинит своей власти все державы, княжества и территории земли нашей. Истинный монарх должен рассуждать так: «Раз Господь создал один мир, должен существовать один правитель. И этим правителем суждено стать мне!»

— Слишком смело. Вряд ли мне удастся занять свою голову подобными мыслями.

— Удастся. Иначе какой смысл бороться за трон, ради чего? У императоров и мышление должно быть имперским.

— Вот только для всего этого понадобятся огромные военные силы, которых у меня нет и которые вряд ли когда-либо появятся.

— Прежде всего, для этого понадобится огромная сила воли, а все остальное придет само собой.

Она говорила еще что-то, однако Гаральд уже не улавливал смысла ее слов, хотя сама мелодика ее речи вместе с ритмическими покачиваниями груди и движениями бедер вводила его в состояние транса. Он не успел заметить, когда именно это произошло, но оно все же произошло… Женщина как-то решительно, но в то же время ненавязчиво и почти незаметно овладела не только его вниманием, но и сознанием; не только его неутоленной юношеской страстью, но и столь же неискушенной юношеской душой. Их тела слились в поцелуе, в объятиях, в экстазе… И длилось это бесконечно долго, как может длиться лишь осознание необузданного счастья, и в то же время непростительно коротко, как способно пролетать разве что ощущение невероятной страсти.

Даже когда страсть их угасла, эти двое еще какое-то время продолжали оставаться в объятиях друг друга, не решаясь разомкнуть уста, ослабить руки, разъединить свои тела…

— В любом случае лично вы, принц, вернетесь в свои края самым богатым норманном, которых когда-либо знал мир.

— Этого мне и хотелось бы.

Пламя свечей становилось все менее ярким, зато цветовая гамма дымки, царившей над этой купелью влюбленных, представала еще более радужной и завораживающей. И звуки волынок воздействовали на этих полукоронованных любовников, как флейта факира — на укрощенных им змей.

Когда конунгу конунгов показалось, что страсть его окончательно угасла, женщина заставила его подняться на две ступеньки выше, с благоговейной нежностью провела рукой по самой сокровенной мужской тайне и, совершив некий обряд омовения, присела, чтобы припасть к ней губами. То, что происходило с ним дальше, Гаральд воспринял как нечто ни с чем не сравнимое. Тем более что уж здесь-то женщина оставалась неутомимой, во всяком случае так викингу казалось, когда он неохотно выпускал ее голову из своих рук.

— Мы передадим вам настоящие боевые корабли, снабженные катапультами с «греческим огнем», которого пираты боятся, как адских котлов, — как ни в чем не бывало, продолжила разговор правительница, когда, сойдя с «острова страсти», они улеглись на воду вверх лицами и лежали так с закрытыми глазами. — А еще — снабдим мощными персидскими луками, способными пробивать любую кольчугу или кирасу.