Западня - дю Террайль Понсон (онлайн книга без txt, fb2) 📗
А когда служанка ушла, повернулся к жене и добавил: – Что ни говорите, а это странно.
– В самом деле. Может, доктор Брюлатур знает чуточку больше остальных?
– Посмотрим.
Ближе к вечеру, примерно в половине шестого, явился Сентак. Но поскольку Маринетта в этот момент молилась, встав коленями на небольшую скамеечку и повернувшись к висевшему на стене распятию, он ее не узнал.
– Здравствуйте, моя дорогая сестра, как себя чувствует наша больная?
Мадам де Мэн-Арди очень хотелось ответить, что он не выглядит как человек, которого тревожит состояние Эрмины, но, будучи по натуре робкой, удовлетворилась лишь тем, что сказала: – Ей плохо.
– Что сказал доктор?
– Состояние больной внушает ему тревогу.
– Ах! Но ведь он должен ее спасти! – воскликнул саиль тоном глубочайшей убежденности.
Филиппина посмотрела на зятя. Его лицо излучало самое пылкое чистосердечие, впрочем, он и в самом деле говорил искренне.
Давид не погиб и теперь индус был заинтересован в том, чтобы жена жила, по крайней мере до тех пор, пока ситуация не изменится.
– Кто эта особа? – спросил он, указывая на Маринетту.
– Юная девушка. Будет ухаживать за Эрминой.
Сентак даже не подозревал, что перед ним та самая Вандешах, которую он так упорно искал и которую, вследствие целого вороха сложившихся обстоятельств, страстно любил.
Ах! Если бы он только знал!
Но Маринетта, которая, услышав этот страшный голос, поначалу перестала взывать к Господу и вздрогнула, будто еще глубже погрузилась в свою молитву.
II
После событий, имевших место в подземелье, о которых мы во всех подробностях рассказали, все участники этой драмы, за исключением, конечно же, Симона и Сатюрнена, погребенных под огромной глыбой, отделившейся от скалы в результате взрыва порохового заряда, так вот все участники этих событий, говорим мы, вернулись в Бордо.
Ни Андюс, ни Сентак, будто заключив между собой негласное соглашение, не посчитали уместным рассказать правду об общественном положении Семилана. Прежний главарь банды проникся к своему бывшему лейтенанту восхищением и в силу этого держал рот на замке.
«Этот парень далеко пойдет, – сказал он себе. – К тому же он мой ученик. Я был полным идиотом, что подкинул ему мысль ударить меня ножом, и получил по заслугам».
Потом, немного поразмышляв, мысленно добавил: «Да и потом, он оказался в обществе, отказаться от которого уже никогда не захочет, чтобы вновь зажить нашей жизнью – независимой, но слишком беспокойной. Так что я стану подлинным главарем банды при первом моем желании».
Что же до Сентака, то он понимал, что, выдай он Семилана, тот тоже заговорит, что может закончиться очень плохо – как для него самого, так и для бандита.
В довершение всего он затаил лютую злобу на Жана-Мари, на этого гренадера, который оскорбил, унизил, растоптал его в присутствии Мюлара, верного сеида, почитавшего его как Бога.
Саиль прекрасно понимал, что при таком отношении к нему какого-то ничтожества, солдата, еще недавно приговоренного к смертной казни, он не преминет потерять свою власть и влияние на слугу – верного, но впитавшего целый ряд благородных идей и представлений.
Поэтому, возвращаясь в Бордо, он только о том и думал, чтобы отомстить Кадевилю.
– Да! – сказал он Мюлару. – Я без колебаний сдам его военным властям, которые найдут его в подземельях, как только пожелают.
– Это может оказаться неблагоразумным.
– Нет-нет, ты ошибаешься.
– На вашем месте, – продолжал Мюлар, – я бы без промедления устроил с ним поединок…
– Дуэль? С таким человеком?
– Он солдат.
– Ты с ума сошел, Мюлар, – сказал Сентак, чувствуя, что личный страж постепенно теряет к нему уважение и что его преданность тает с каждым днем.
– К тому же его жена обвинила вас в попытке ее убить.
– Я без труда смогу доказать, что это ее обвинение напрочь лишено здравого смысла. Ты подтвердишь мои слова о том, что мы узнали гренадера, решили погнаться за ним, но его жена попыталась нам в этом помешать и упала в каменный колодец, о существовании которого никто из нас даже не подозревал. Ни один суд в мире не осмелится подвергнуть эту версию сомнению, тем более что Кадишон с мужем в глазах судейских отнюдь не окружены ореолом святости.
– Может, вы и правы, саиль, – сказал Мюлар.
– Завтра генерал получит весточку о своем гренадере…
После этого разговора стало тихо. Затем Сентак вновь взял слово:
– Как, по-твоему, себя чувствует Давид?
– Думаю, ему конец, – ответил Мюлар.
– Конец? Из-за какого-то ожога?
– Это не просто ожог, это ожог во всю грудь, который, с учетом того времени, которое прошло с момента происшествия до того, как им занялся доктор, не замедлит превратиться в ужасную рану.
– Я не думаю, что все так плохо.
– Вы говорите так, потому что боитесь.
– Боюсь? Но кого?
– Вы боитесь, что мадам де Сентак умрет раньше его и, подобно другим людям, которые, в предчувствии беды отгоняют злых духов, пытаетесь…
– Что-то ты стал слишком умен, Мюлар, – с улыбкой перебил слугу Сентак.
По правде говоря, юный Давид и в самом деле был очень плох. Едва выбравшись из подземелья, Мэн-Арди, Бюдо и остальные решили найти способ осторожно доставить храброго юношу в Бордо.
Некоторое время спустя от попыток найти карету пришлось отказаться – в округе была всего лишь пара-тройка видавших виды рыдванов, непокорные рессоры которых на каждом ухабе стенали, как грешники в аду, не говоря уже о тряске, которую приходилось терпеть неблагоразумным седокам этих транспортных средств.
– Господа, – сказал Кастерак, когда тщетность поисков была установлена со всей очевидностью, – нам придется действовать решительно.
– Черт возьми! – воскликнул Давид, несмотря на страдания вновь обретая способность смеяться. – Решительные действия подразумевают решительные средства. Усадите меня на коня, и уверяю вас – мне хватит сил продержаться в седле до самого Бордо.
– Чтобы по приезде вы метались в горячке и заболели в десять раз сильнее, чем сейчас? – сказал Мальбесан. – Нет, молодой человек, давайте без глупостей.
– Господа, – вставил свое слово Семилан, к которому постепенно стал возвращаться весь его апломб, – я предлагаю уложить господина Давида на носилки.
– А это мысль.
– Мы сможем без труда найти четверых крепких крестьян, которые за плату донесут нашего друга на своих плечах до самого Бордо.
И план этот был в точности выполнен. В шесть вечера кортеж добрался до Бастиды. Там, чтобы не устраивать спектакля и избежать нелепых замечаний и кривотолков со стороны толпы, было решено взять карету, поместить в нее Давида и так доставить домой.
Несчастный юноша ужасно страдал. Воодушевление схватки и лихорадка, благодаря которым он какое-то время еще держался, уступили место всепоглощающей подавленности и унынию.
Только в этот момент все поняли, какая страшная опасность ему угрожает.
– Бюдо, поезжайте вперед и найдите доктора Брюлатура, – сказал Кастерак. – Чтобы к моменту нашего приезда в дом Давида он уже был там.
– Думаете, все так плохо?
– Увы! Можете быть уверены.
Услышав этот ответ, Бюдо вонзил шпоры в бока коня и поскакал на площадь Шан-де-Мар, на которой жил доктор.
Увидев ужасную рану, нанесенную взрывом порохового заряда, Брюлатур тут же спросил, что произошло.
Ему пришлось рассказать, как де Самазан посчитал возможным взять с собой юношу в опасную вылазку в логово бандитов, слишком выдержанную в духе рыцарства.
– И вы, сударь, даже не подумали, какая на вас ложится ответственность?
Семилан изобразил на лице смущение и оставил его слова без ответа.
– Говоря откровенно, поступая подобным образом, вы вполне могли преследовать преступную цель избавиться от этого юноши. Берегитесь, господин Давид очень богат и поэтому всегда является объектом повышенного интереса.
