Приключения Мишеля Гартмана. Часть 1 - Эмар Густав (электронные книги бесплатно txt) 📗
— Да, если нельзя ни пешком идти, ни верхом ехать, ни в карете, — возразил, смеясь, капитан, — ей-богу, я не вижу, каким же способом еще можно путешествовать; разве в воздушном шаре…
— И в правду! Об этом и я не подумал. Средство, быть может, и хорошее, но к несчастью нет его у нас под рукой.
— Объяснитесь, пожалуйста, любезный друг Оборотень, как вы себя называете, — вмешался старик Гартман, — и я, признаться, как Мишель, поставлен в тупик.
— Так слушайте; есть хорошее, верное средство, но, черт возьми! Мужеством надо вооружиться.
— О! Если в этом только дело… — начал было Мишель.
— Не о вас речь, капитан, я говорю о дамах.
— Так объяснитесь же.
— Вот, видите что. Это простейшая вещь на свете. Самые хитрые лисицы дадутся в обман. Внизу моя тележка, не так ли? Она с кожаным верхом и запряжена жалким на вид осликом, за которого не дали бы тридцати су, а между тем он силен и вынослив, как лошак, да и привык ходить по дорожкам, где коза побоится ступить ногою. Вам, капитан, надо снять мундир, и солдату также; оденьтесь как я, чтоб иметь вид настоящего прощелыги с черными руками и черным лицом. Мы, извольте видеть, семейство кочующих медников, торговцев, смахивающих на жидов и мошенников в полном смысле слова, черт возьми! Я взял бумаги негодяя Исаака Лакена, которого убил, как вам известно; они могут нам пригодиться. И барыни должны переодеться в таком же вкусе, но взаправду; чтоб и чулки были толстые, и рубашки толстые и поношенные, и юбки с заплатами, черт возьми! Чтоб и сами они вымазались чернее кротов и растрепаны были словно колдуньи; если они забудут малейшую подробность, разбойники с острыми касками тотчас пронюхают в чем дело; но я, разумеется, не берусь просить об этом дам. Это вас касается. Можно ли это устроить?
— Надо, — отозвался господин Гартман.
— Так, дело решено. Вы, капитан, достанете нам пропуск для выезда из города в двенадцатом часу ночи. Это лучшее время. Мародеры ничего не заподозрят, и мы проедем мимо них как письмо по почте. Стало быть, мы условились теперь. Вы согласны?
— Я сам пойду предупредить дам и наблюдать за тем, чтоб все предписанные вами осторожности были приняты, — сказал Гартман, вставая.
В эту минуту отворилась дверь и в ней показался Паризьен.
— Прошу извинения, господин капитан, — сказал он.
— Что тебе надо? — спросил Мишель.
— Его превосходительство приказали вам сказать, чтоб вы пожаловали к ним немедленно. Они сами хотят вручить вам депеши.
— Сейчас иду.
— Скажите-ка, господин капитан, — спросил контрабандист, — не этот ли молодец поедет с нами?
— Я бы так думал, милый человек, потому что всегда нахожусь при моем капитане, нравится это или нет, — заключил вестовой, покручивая ус.
— Славно! — засмеялся контрабандист. — Дай пожать тебе руку, товарищ. Ты мне по душе. Я взялся служить капитану проводником.
— Вот что называется удача-то! Только бы нам пришлось ехать на Фрешвилер.
— Почему именно на Фрешвилер?
— Я потерял там кое-что и был бы рад отыскать опять. Подарок на память мавританки, которой я оказывал снисхождение в Африке.
— Так по рукам, дружище! — сказал контрабандист, протянув ему руку. — Если я могу помочь тебе отыскать подарок твоей мавританки, то сделаю это, положись на мое слово.
— Решено, — отвечал вестовой, опустив громадную баранью лопатку, служившую ему рукой, на ладонь Оборотня.
— Видно, знакомство уже сделано между вами, — с улыбкой заметил господин Гартман. — На столе две бутылки вина; распейте их за мое здоровье, друзья мои.
Гости не заставили повторить приглашение и уселись друг против друга.
Глава XVII
Оборотень продолжает обрисовываться все более и более
Вечером в тот же день 11 июня 1870, в двенадцатом часу ночи, странный караван выезжал по подъемному мосту из Страсбурга в госпитальные ворота на дорогу в Плобсгейм.
Караван этот состоял из шести человек: двух женщин, трех мужчин и двенадцатилетнего ребенка, огромной черной собаки, хилого, худенького осла, запряженного в повозку, обтянутую кое-как смоленым холстом.
Луна, достигшая наконец своей первой четверти, достаточно освещала своим бледным и холодным светом этих путешественников, так что им нечего было опасаться заблудиться или сломать себе шею в оврагах на дороге.
Калб в самых эксцентричных своих рисунках никогда не изображал бродяг удачнее тех, которыми мы теперь занимаемся.
Был тут великан с головой, обвязанной грязным носовым платком, в безобразной шляпе, гордо надетой набекрень, в лохмотьях, закутанный как гидальго в длинный дырявый плащ.
Два другие его спутника имели физиономию не более успокоительную.
Женщины, так же как и ребенок, лежавший в тележке, соединяли на своих лицах и в своей одежде все отвратительное безобразие, какое могут представлять продолжительная нищета, старость и закоренелое невежество.
Эти страшные лица не имели, по-видимому, другого, оружия, кроме огромных дубин, но, вероятно, в случае надобности, они показали бы оружие и поопаснее.
Тот, который шел ближе к телеге, был высокий человек, с физиономией куницы и с козлиного бородой, с головой, покрытой густыми седыми, нерасчесанными волосами; он шел, слегка согнувшись и опираясь на палку. Он казался, в особенности по своим летам, старшиной этого почтенного общества.
Маленький осел бежал довольно крупной рысью, а собака бегала около каравана, опустив морду в землю и обнюхивая кусты.
— Ну, капитан, — спросил тот из трех мужчин, которого мы еще не описывали, потому что он был в своем костюме, и читатель, вероятно, его узнал, — как вы нас находите?
— То есть, — ответил капитан, — мы представляем собою самую красивую коллекцию разбойников, какую можно вообразить. Мой отец почти испугался, когда увидал нас.
— А я так очень доволен собою, — сказал Паризьен, крутя свои усы, — я похож на прогуливающегося гидальго.
— Брат, — сказал голос из повозки, — долго еще мы останемся в этом гадком экипаже? Я предпочла бы идти пешком.
— Не торопитесь, мамзель, — сказал контрабандист, — настанет минута, когда придется поработать ногами.
— Нам здесь совсем неудобно.
— Ужасно как трясет, — прибавила госпожа Гартман, — кости все разбиты.
— Нельзя же иметь все удобства, — смеясь, сказал Мишель.
— Не находите ли вы, капитан, с вашего позволения, что луна уж очень хорошо светит и что приятно прогуливаться за городом в прекрасную ночь?
— Не говорите так много, — сказал контрабандист, — мы не знаем, кто может нас подслушать. Если хотите, разговаривайте на эльзасском наречии.
— Я, любезный друг, его не знаю, — сказал Паризьен.
— Перестаньте, старик, молчите, как я.
Путешественники подвигались таким образом несколько часов и не говорили ни слова. Дамы, утомленные усталостью, заснули.
Мишель сел на передок повозки и также заснул. Только контрабандист и Паризьен, навострив уши, бодрствовали над общей безопасностью.
К пяти часам утра, на рассвете, повозка остановилась перед фермой, которую только несколько часов бросили ее обитатели, потому что все окна и двери были отворены и огонь погасал в кухне.
Контрабандист с помощью Паризьена поставил повозку под навес, а осла в конюшню, и задал ему сена и овса, а потом разбудил дам и Мишеля, и, наконец, позвал сына.
— Ты видишь, мальчуган, — сказал он ему, — вон ту деревню в углублении? Ступай туда, засунув руки в карманы, купи бутылку водки и хлеба, а сам разузнавай, во-первых, как называется деревня, а потом, что нового в здешнем краю. Ты хорошо понял, не так ли, мальчуган? О нас ни слова.
— Да, батюшка, — ответил ребенок хитрым голосом и ушел, засунув руки в карманы и с небрежным видом.
— Теперь вы, милостивые государыни, — сказал Оборотень, — и ты, старикашка Паризьен, заройтесь в сено с головой и спите, пока я вас не позову.
— Для чего же мне оставаться здесь, — сказал Паризьен, — я ведь не больной и могу быть полезен на что-нибудь.
