Приключения Мишеля Гартмана. Часть 1 - Эмар Густав (электронные книги бесплатно txt) 📗
— Это правда, старина, но очень может быть, что к нам придут гости, а у тебя такое резкое произношение, что я не могу позволить тебе разговаривать с тем обществом, которое станет здесь шататься.
— Хорошо, понимаю. Только пусть это будет недолго, а то я ведь не выдержу.
— Полно, полно, бедный старик! Не порти себе крови. Через несколько часов мы будем вне опасности и тогда я предоставлю тебе свободу работать языком сколько хочешь. В особенности не надо курить, слышишь?
— Мы знаем, как следует обращаться с женским полом, старина. Не беспокойся.
И Паризьен с видом полурассерженным, полудовольным пошел за дамами, которые уже ушли.
— Теперь мы остались вдвоем, капитан. Если вы хотите, мы приготовим кое-что поесть. Ходьба придает аппетит. Вы должны быть голодны.
— Ну да, — ответил Мишель, — только я не знаю, где провизия.
— Не беспокойтесь, я позаботился о ней. Она в чехле на повозке. Пойдемте со мною.
Мишель пошел с ним под навес, куда поставили повозку.
Контрабандист вынул из чехла котелок, большую ложку, шумовку, кусок говядины, шесть котлет, капусту, морковь, картофель, репу, форель, перец, соль и четыре бутылки вина.
— О! О! — закричал Мишель, — я не думал, что мы так богаты.
— Позвольте, позвольте, капитан, — ответил контрабандист тем же тоном, — вы еще видели не все; есть кое-что другое; вы увидите, когда будет время.
Они взяли провизию и вернулись в кухню.
Мишель с серьезным видом начал чистить овощи, а контрабандист разводить огонь щепками и прутьями, которые нашел на дворе, принес воды из колодца и поставил котелок на огонь.
— Как вы думаете, а ведь завтрак-то у нас будет славный, капитан? — сказал он, смеясь.
— Да, если нам не помешают, — ответил молодой человек.
— Кто может нам помешать? Здешние фермеры трусы и, вероятно, убежали в Страсбург. Край еще спокоен с этой стороны; бояться нечего. Только ночь будет суровая; впрочем, если кто-нибудь придет, нас предупредят.
— Кто? Все спят, а мы оба здесь.
— А Тома-то вы забыли. Он на часах. Нечего опасаться, чтоб нас застали врасплох, он свою службу знает.
— Это правда; я забыл о бедном Томе. Как вы думаете, далеко мы теперь от Страсбурга?
— Далеко. Осел шел хорошо. Вот уже больше пяти часов, как мы в дороге, и если не ошибаюсь, мы должны быть в окрестностях Молькирха. То есть, мы сделали почти шесть с половиной лье. Пруссаки не должны еще быть в этой стороне; а если мы и увидим их, то это будут только лазутчики, разведчики, от которых нам освободиться легко.
— А я предпочел бы, чтоб мы никого не встречали, так как с нами дамы.
— Я согласен с вами; но вы знаете, капитан, ничего наверно знать нельзя, только мы скоро доберемся до гор, которые вы видите отсюда, и тогда мы будем почти в безопасности.
— Да, вероятно, пруссаки еще не имели времени дойти сюда; я опасаюсь теперь не пруссаков, а дезертиров, отставших. Сохрани нас Бог от встречи с ними, потому что с ними объясняться-то нельзя. Наконец, — философически прибавил Мишель, снимая пену с котелка, — кажется, самое главное сделано и нам нечего опасаться.
— Дай-то Бог, капитан! Попробуйте-ка бульон; кажется, мы забыли положить соли.
— Это правда, — сказал Мишель, — решительно, я плохой повар.
— Что же делать? Делаешь, что можешь. Том завизжал.
— Это что? — спросил капитан.
— Ничего, ничего, не беспокойтесь. Это возвращается мой мальчуган. Том здоровается с ним.
Действительно, почти тотчас мальчик вошел в кухню. Он держал в руках хлеб в шесть фунтов.
— Ну, мальчуган, — сказал сухо ему отец, — что ты там узнал? Где мы?
— Мы на ферме «Красивый Терновник», между Розенвилем и Молькирхом, но ближе к Молькирху. Розенвиль с рассвета остался у нас с правой стороны.
— Вы видите, что я не ошибся, капитан. А что говорят нового? Для чего уехали отсюда хозяева фермы?
— Испугались неизвестно чего. Пруссаков здесь еще не видали. Хозяева уехали в нынешнюю ночь в Мец, вот почему мы их не встретили.
— А французские солдаты где?
— Их нет. Недалеко отсюда, в Муциге, стоял батальон пехотных егерей, а третьего дня ночью ушел неизвестно в какую сторону.
— В деревне не удивились?
— Вовсе нет. Спросили, кто я, откуда; я отвечал, что путешествую с моими родными и что если нам дадут кастрюли починить, то мы очень были бы рады. Тогда мне сказали, что можно это сделать, если мы останемся здесь несколько времени, и больше ничего.
— Ты славная охотничья собака, — сказал контрабандист, обнимая сына и слегка ударив его по плечу. — Тебе хочется есть или спать?
— Мне и есть, и спать хочется, но мне кажется, я лучше позавтракал бы.
— Ну, суп готов. Ступай просить сюда дам и Па-ризьена, а пока мы с капитаном изжарим котлеты и накроем стол.
О посуде нечего было заботиться. Фермеры оставили посуду, железные ложки и вилки. Капитан поставил на стол кружку с водой вместо графина и накрыл стол как умел, между тем как контрабандист жарил котлетки.
Было половина десятого утра. Несколько часов крепкого сна возвратили дамам все их силы и всю свободу духа. Несмотря на печаль при мысли о таком быстром отъезде из Страсбурга и о разлуке, может быть, долгой с любимыми людьми, они не могли не улыбнуться при виде, с какой серьезностью Мишель исполнял обязанность повара.
Паризьен был не в духе. Он не прощал контрабандисту, что тот принудил его спать и помешал таким образом услужить капитану.
Сели за стол и позавтракали с хорошим аппетитом.
Весь день прошел без всяких приключений. Окрестности оставались пусты. Ни один крестьянин не проходил мимо фермы. К шести часам вечера поужинали утренними остатками, к которым контрабандист присоединил пирог и несколько новых бутылок вина, которые вынул из неисчерпаемого чехла; потом по его совету все пошли спать. Ферму должны были оставить в десять часов вечера.
Действительно, в десять часов повозка была заложена, и все отдохнули и освежились.
Дамы не захотели сесть на повозку, возразив, что они нисколько не устали, что предпочитают идти пешком и что когда они почувствуют усталость или сон, то еще успеют поместиться в повозке.
Контрабандист ничего не возражал.
Отправились в путь. Ночь была темная, туманная, дождь шел мелкий и холодный.
Пейзаж переменился, сделался суровее. Дорога суживалась и возвышалась мало-помалу довольно крутыми извилинами. Доехали до первых уступов Вогезов. Через час должны были очутиться в самых горах.
Однако погода изменялась все более и более; дождь пошел частый, ветер начал дуть сильнее; ехать становилось труднее по причине рытвин.
Дамы были принуждены уже с полчаса сесть в повозку.
— Мы не можем ехать далее, — сказал Мишель. — Дорога становится ужасна; если будет продолжать ехать таким образом, мы скоро так увязнем в грязи, что и не выкарабкаемся. Нет ли в окрестностях какого-нибудь дома, где мы могли бы просить гостеприимства?
— Может быть, и есть, — сказал контрабандист с задумчивым видом. — Здесь недалеко есть уединенный дом. В нем живут люди, не очень здесь любимые, и о них рассказывают много историй, которые бесполезно повторять.
— Захотят ли они отворить нам? Подумайте, что уже час утра.
— Время ничего не значит. Главное, чтоб нас не приняли за шпионов. Говорите вы по-немецки, капитан?
— Да; зачем вы спрашиваете об этом?
— Вы скоро узнаете.
— А эти дамы говорят?
— Говорят.
— Это хорошо; стало быть, мы спасены. Запомните хорошенько, что я вам скажу. Вы называетесь Розенберг. Вы убежали из Страсбурга, где вам хотели сделать неприятность из-за ваших религиозных убеждений, а еще более из-за вашей национальности. Вы уроженец Бадена, горячий протестант, принятый в сословие французских граждан; но это ни к чему не послужило вам. Вас предполагают в сношениях с пруссаками и, следовательно, считают тайным врагом Франции.
— Хорошо; я понимаю, что вы хотите сказать: мы пиэтисты.
