Разбойничий тракт - Иванов-Милюхин Юрий Захарович (читать полные книги онлайн бесплатно TXT) 📗
– Вот и ты стал православным казаком, – обращаясь к сыну, негромко заговорил Дарган. В горле у него запершило, он задушил кашель на корню и продолжил: – Ты станешь воином, честью и правдой будешь служить одной для всех нас матери – России.
Мальчик приткнулся к черкеске, со вниманием уставился отцу в глаза, он словно понимал всю ответственность момента. Дарган обернулся назад, вытянул руку по направлению к равнинам.
– Там раскинулась Россия, ее по крупицам собирали и оберегали от врагов наши с тобой деды и прадеды. Видишь, какие просторы, нехоженые, немереные, полные добра, значит, наш казацкий род Даргановых трудился и хорошо служил народу русскому.
Казачок приподнялся на ножках, с еще большим напряжением всмотрелся вдаль, он впитывал в себя расстояния, утыканные свечами раин, и каждое слово, звучавшее из уст батяки. Родственники как завороженные оглянулись на бескрайние поля, они будто впервые увидели знакомую с детства картину. А Дарган развернулся в обратную сторону, теперь он показывал рукой на заснеженные хребты.
– А те вершины должен покорить ты, – не сводя спокойных глаз с мальчика, твердо сказал он. – Ты дойдешь до этих гор и взойдешь на самую высокую из них, с которой наш дом, а с ним и вся наша родина раскроются как на ладони.
Сзади раздались негромкие всхлипы. Софьюшка вытирала платком распухший нос, но отец с сыном не обратили на это внимания, сейчас их объединяло одно чувство – любовь друг к другу и ко всему вокруг. Тетки и дядья тоже посчитали, что мать мальчика не выдержала нахлынувших на нее переживаний.
Но все было не так, молодая женщина поняла, что мечты о просвещении детей в европейских университетах рушатся у нее на глазах, она не могла допустить подобного варварства и в то же время не знала, как ему противостоять. Между тем Дарган прижал парнишку к себе еще крепче, положил правую руку на рукоятку кинжала, глаза у него вспыхнули благородным огнем. Расставив ноги в кожаных ноговицах еще шире, он поднял голову и крикнул в небо:
– Слава новокрещеному казаку Панкратию!
– Слава, слава, слава! – отголоском отозвалось эхо за его спиной и раскатилось по округе.
Дарган взмахнул рукавом черкески с белым отворотом, осенил себя и ребенка широким крестом:
– Отцу и сыну! Аминь!
Глава тринадцатая
Прошло двадцать лет. На охраняемой терскими казаками Кавказской линии от устья Терека до устья Кубани не прекращались кровавые стычки с непокорными горцами. Особенно яростными они были на Кизлярско-Моздокском участке. К власти пришел третий имам Дагестана и Чечни Шамиль. В отличие от первого имама Гази Магомета и его не столь агрессивного последователя, он не стал углубляться в бесполезные политические диалоги, а сразу объявил русским колонистам газават, одновременно взялся за строительство имамата – независимого мусульманско-теократического государства на территории Кавказа.
Аулы по правому берегу реки Терек закипели страстями, горцы уже не делились на абреков и мирных. Они группами переправлялись на левый берег и разбойничали в приграничных населенных пунктах, не щадя ни детей, ни стариков, угоняя в рабство молодых мужчин и женщин. Резня была страшной, даже турки позавидовали бы братьям по вере, когда эти красавцы с крашеными хной ногтями и бородами набрасывались на людей бешеными шакалами, валили их на землю и как баранам перерезали горла, а потом выгребали из куреней все до последнего. Регулярные войска не справлялись с возложенной на них задачей, потому что воевать с летучими отрядами разбойников были не приучены, а действовать одинаковыми с ними методами не позволяли введенные еще Александром Первым демократические преобразования.
Военная машина Российской империи начала пробуксовывать, вместо того чтобы отодвигать границы в глубь извечного врага – Турции – и присоединить новые земли, она застряла на месте. Вдруг выяснилось, что великолепно обученная армия на Кавказе оказалась совершенно бесполезной. Впрочем, об этом предупреждал еще Главноуправляющий по делам Кавказа, обосновавший ставку в грузинском Тифлисе, генерал Ермолов, которого за семь лет до Шамиля убрали с этого поста за сочувствие офицерам-декабристам, выводившим якобы революционно настроенные войска на Сенатскую площадь в Санкт-Петербурге. Населенная преимущественно мужиком-деревенщиной, Российская империя тогда так и не проснулась, и спать ей отводилось, как Илье Муромцу еще тридцать три, обещавших растянуться неизвестно на сколько, сказочных года. Купился Ермолов дешево и сердито, ко всему вольнодумец на дух не переносил первобытного уклада жизни горцев, особенно надуманной их гордости.
Но имперские амбиции верхушки, совместно с нарастающим валом промышленной капитализации, требовали расширения пространств. К тому же у каждого русского в крови тоже бродил завет его пращура Чингисхана, завещавшего потомкам со смешанной русско-татарско-монгольской кровью дойти до последнего моря. Костедробильная машина медленно, но упорно начала перемалывать упрямство горцев, оставляя за собой разоренные земли и вызывая массовую ненависть. Горские племена жаждали момента, чтобы отомстить за поломанный каменно-вековой образ их жизни, не признавая ни просвещения, ни благ, с ним связанных. Поговорка: сколько волка ни корми, он все равно будет смотреть в сторону леса, здесь проявила себя в полной мере. Но все равно, с легкой руки татаро-монгольских ханов каша их преемниками – русскими царями и приближенными вельможами – была заварена, и расхлебывать ее предстояло в веках, как всегда, простому народу.
Весна разбежалась по станичной улице комками подсохшей грязи, солнечными бликами на окнах и готовыми лопнуть почками. Салатного цвета листья раин, похожих на свечи, уже отсалютовали ей зелеными фонтанами крон вдоль обочины дороги или такого же колера зарослями плодовых деревьев в садах. Чувства людей обострились, заставляя воспринимать окружающее с радостным изумлением, глаза стали ярче, а у девок вдобавок припухли губы.
На просторном дворе перед добротно срубленным куренем казачок лет пятнадцати в ладно сидящей черкеске разводил по кругу тонконогого кабардинца. Он держал в руках длинный повод, одним концом которого захомутал шею жеребца, вторым же помахивал, заставляя его бегать вкруг себя широкой рысью. Конь стремился сорваться на сноровистый галоп, он задирал точеную голову кверху и взвизгивал, сердито и радостно. Казачок осаживал баловня хлестким ударом и снова принимался учить лошадь бежать ровной иноходью. В избе скрипнула входная дверь, на лестницу вышла светловолосая стройная женщина лет тридцати пяти. Понаблюдав за подростком, она крикнула:
– Иди в дом, Пьер, обед готов.
– Иду, – не оборачиваясь, отозвался тот. – Сейчас Орлика в стойло сведу и прибегу.
– Я два раза не повторяю, – спокойным голосом предупредила женщина.
Казачок послушно укоротил повод и, подхватив кабардинца за петлю под мордой, бегом направился с ним к конюшне. В это время к воротам подъехал всадник на таком же кабардинце, скорее всего, лошади были от одной матери. Соскочив на землю, он скинул бурку, ловко уложил ее позади седла, рукояткой нагайки толкнул створки ворот. Это был парень немногим старше двадцати лет с пшеничными усами на смугловатом лице, глаза его были темными, а волосы – светлыми. На черкеске молодого казака топорщились урядницкие погоны.
– О, Пако, как вовремя, – заметив его, воскликнула женщина, спустилась по ступенькам вниз. – Мы с бабукой тебя уже заждались, сынок. Почему не сменился пораньше?
– На кордоне опять стычки с немирными, – разгладив хмурое лицо, пояснил парень и, взяв коня под уздцы, пошел по двору, заметно прихрамывая. – Пришлось в секрете лишнего просидеть.
– Ты не ранен? – забеспокоилась женщина.
– Ногу подвернул, когда в седло вскакивал. Пустяки.
– А где отец?
– За мной спешил.
– Заводи лошадь и проходи в дом, все уже готово. – Женщина пригладила волосы и вышла за ворота встречать мужа.
