Последний инка - Свет Яков Михайлович (читаем книги TXT) 📗
Уильяк-уму, верховный жрец Солнца, огласил на этом совете грозное пророчество инки Виракочи, тезки тауантинсуйского бога-творца и прапрадеда Уайна-Капака.
Виракоча, который жил лет за сто до этого совета, на смертном одре возвестил жрецам бога Инти, что спустя несколько поколений явятся в нашу землю люди невиданного облика и они положат конец нашему царству и нашим верованиям.
Надо полагать, что пророчество давным-давно усопшего инки Виракочи уильяк-уму «сработал» в тот час, когда он узнал о высадке бледнолицых пришельцев. Верховный жрец проведал, что у них есть огненные копья, которые убивают на расстоянии, что сражаются они в доспехах из серого металла, который куда тверже бронзы (о железе в царстве инков не имели понятия), и что войска северных тауантинсуйских соседей были наголову разбиты горстью этих свирепых иноземцев.
Подстроив этот фокус с пророчеством, уильяк-уму оказал своему повелителю весьма дурную услугу.
Уайна-Капак был человеком суеверным и впечатлительным, и откровения жрецов подействовали на него пагубным образом.
«Против судьбы не пойдешь, а коли уж заранее предрешено, что бледнолицые пришельцы сокрушат царство Солнца, то стоит ли обороняться?»
И Уайна-Капак палец о палец не ударил, чтобы защитить свою страну от их неминуемого вторжения.
Уайна-Капаку наследовал его старший сын Уаскар. У покойного инки было очень много сыновей – законных, полузаконных и вовсе не законных. Уайна-Капак очень любил одного из таких полузаконных сыновей, Атауальпу, и охотно завещал бы ему свое царство, но даже всесильный инка не мог нарушить древние традиции. Тауантинсуйский престол инка мог передать только тому своему сыну, в жилах которого не было ни капли «чужой» крови. Мать же Атауальпы к дому инков никакого отношения не имела.
К тому же она была родом из области Кито, лежащей на северной окраине царства инков, а в Кито не говорили на языке рума-сими, и в тауантинсуйской столице люди из Кито считались варварами.
Уайна-Капак сделал Атауальпу правителем Кито, и когда Уаскар вступил на престол, его сводный брат стал править своими землями на правах полунезависимого вассала нового инки.
Атауальпа желал, однако, большего. Он исподволь готовился к войне с Уаскаром, мечтая о троне инков.
И Атауальпа восстал против Уаскара. В окрестностях Куско Атауальпа разгромил своего соперника и взял его в плен.
Пока шла эта междоусобная война, страна была ввергнута в смуту. Положение не улучшилось и после победы Атауальпы.
В центре империи и на юге Атауальпу считали узурпатором. Весь клан «чистокровных» родичей инков ненавидел нового властителя и тосковал по низложенному Уаскару.
Царство четырех соединенных стран в свое время силой сплотили Пачакути и Тупак-Юпанки. Межплеменные и межобластные швы и стыки, которые постепенно зарубцовывались в «тихие годы» правления Уайна-Капака, снова обнажились в час всеобщей смуты.
Атауальпа менее всего заботился о народных нуждах. Он не только не облегчил, но и «довесил» новыми поборами и повинностями тяжелое бремя, которое его предшественники взвалили на плечи тауантинсуйцев.
Простые тауантинсуйцы были терпеливы и стойки. Они безропотно выполняли все веления инки и жрецов, но вряд ли питали сколько-нибудь пылкие чувства к своим правителям.
Простой тауантинсуец, призванный в войско, с одинаковым безразличием сражался и за Атауальпу, и за Уаскара.
У разных же военачальников и правителей голова пошла кругом, когда в стране появились два инки, когда приказы стали одновременно приходить и из Куско, и из Кито.
Затем Кито одержал верх над Куско, но легче от этого не стало. Атауальпа затеял всеобщую чистку, он изгонял должностных лиц, назначенных Уаскаром, и заменял их своими земляками. И новые, и старые чиновники пребывали в полной растерянности. Так обстояло дело, когда Писарро вновь, и на этот раз с весьма серьезными намерениями, вернулся к тауантинсуйским берегам.
ПЕРУАНСКАЯ ФЛОРЕНЦИЯ
Итак, корабль Писарро вступил в гавань Тумбеса.
Писарровские молодчики, бряцая своей железной сбруей, толпились на палубе. Радости они не испытывали. Эти тройные стены, эти массивные крепостные сооружения наводили на невеселые размышления. Слов нет, Тумбес велик и богат, но овладеть этим перуанским орешком дело нелегкое. Писарро, однако, не унывал: ведь порой окольные пути скорее ведут к цели, чем прямая дорога. В этот Тумбес надо проникнуть во что бы то ни стало, ну, а затем… затем будет видно.
Писарро пригласил на борт командиров боевых плотов. Оба толмача вступили с ними в переговоры. То ли по наивности, то ли повинуясь приказам грозного чужестранца, они клятвенно заверили своих земляков, что бородатые пришельцы явились с самыми что ни на есть мирными намерениями и что их следует принять как родных братьев.
И доверчивые тауантинсуйцы привезли на корабль бананы, сладкий картофель, дичь, диковинные плоды и несколько лам. Этих диковинных зверей испанцы созерцали с величайшим удивлением. Кто-то из них метко прозвал лам «индейскими верблюдами».
В Тумбесе в это время находился один из праправнуков Солнца, близкий родич инки Уайна-Капака. Он был человеком любознательным и отважным и без малейших колебаний решил посетить «плавающий дом» бородатых чужестранцев. Вальсовый плот доставил его к кораблю, и Писарро принял гостя с отменной учтивостью. Принц, сохраняя достоинство и выдержку, обошел корабль, побывал в камбузе, задал Писарро множество вопросов, отобедал с гостеприимными хозяевами и отдал должное крепким испанским винам.
Писарро через толмачей велел передать принцу, что в страну Перу его послал величайший на свете государь и что он, верный слуга этого всемогущего монарха, прибыл, чтобы ввести перуанские земли во владение его величества. А поскольку жители этой страны язычники и поклоняются всяческим злым духам, он, Писарро, намерен обратить их в «истинную веру».
Вряд ли эти странные речи пришлись по вкусу высокому гостю. Но он молча выслушал Писарро и не выразил ни малейшего неудовольствия.
Гостю вручили различные подарки. Испанские безделушки не привели в восторг принца, но его совершенно покорил маленький железный топорик. Прощаясь, принц пригласил испанцев в Тумбес.
Назавтра Писарро отправил в город кавалера Алоисо де Моли-ну с подарками для местного правителя.
Молина в сопровождении негра-слуги свез на берег писарров-ские дары – тощих свиней, петуха и кур.
Послы, свиньи и куры вызвали в Тумбесе страшный переполох. Изумленные тауантинсуйцы окружили закованного в стальные доспехи кавалера. Их поражало все – длинная борода посла, и его железный кафтан, и его странная речь. Но полнейшее недоумение вызвал диковинный человек с лицом, черным как сажа. Кое-кто пытался отмыть негритянского гостя добела, и, когда попытки эти не увенчались успехом, удивлению зрителей не было конца. Толпа пришла в восторг, когда подал голос порядком помятый петух. Все были убеждены, что эта птица говорит на языке пришельцев…
Встреча двух миров – старой Европы и юного тауантинсуйско-го царства – потрясла не только жителей Тумбеса, но и видавшего виды кавалера Молину.
Под вечер он явился на корабль совершенно сраженный впечатлениями. Рассказ Молины, сбивчивый и невнятный, не удовлетворил Писарро, и он решил послать на следующий день более толкового лазутчика. Его выбор пал на рыцаря Педро де Кандию, уроженца острова Крита, чистокровного грека. Кандия был вернейшим соратником Писарро. Год назад на острове Гальо Кандия одним из первых переступил черту, которую провел на прибрежном песке его железный вожак.
Кандия сошел на берег в боевом облачении. На нем была стальная кольчуга, тяжелый меч висел у бедра, не менее тяжелый аркебуз оттягивал плечо.
Прежде всего Кандия продемонстрировал перуанцам мощь своего огнестрельного оружия. К несказанному изумлению зрителей, он выстрелил из аркебуза в толстую доску. Аркебуз был оружием шумным и дымным, грохот выстрела подобен был грому, доску же свинцовая пуля разбила в щепы.
