Тени «Желтого доминиона» - Рахим Эсенов Махтумович (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
– Поздравляю вас, Мерген-ага, с внуком, – Герта засмеялась счастливым смехом. – И Набат пришла в себя, – обращаясь уже к Аширу, попросила: – Нам сейчас теплой воды надо…
Когда ребенок был обмыт, а мать, ухоженная, одетая в чистое белье Марины, уложена в постель, к юрте подошли три туркменки.
– Позвольте нам зайти в юрту, – обратились они к Таганову, – роженице помочь и наши национальные обычаи соблюсти.
Таганов согласно кивнул им, а Марине и Герте посоветовал:
– Идите отдыхать. Теперь ни матери, ни ребенку никто ничего худого не сделает… Так надо. Спасибо вам! Спокойной ночи!
Туркменки торопливо прошли в юрту и, оглядев ребенка, поплевали в сторону, чтобы никто не сглазил, тут же дали ему временное имя – не приведи Аллах, еще может стать идиотом, если не соблюсти эту традицию! Затем женщины принялись давать советы молодой матери:
– Скорее дай грудь малышу… Злой дух Ал не дремлет… Смотри, он уже витает над дымоходом и строит рожи безвинному младенцу…
По туркменскому поверью, Ал – вездесущий оборотень, который может принять образ женщины с сорока грудями и непременно норовит сунуть одну из них в рот ребенка. Непоправимое горе ждет мать, если ее опередит Ал и губы ребенка коснутся груди злого духа, а не материнской. В грудях Ала заключены все пороки мира – ребенок, вкусивший его порочного молока, может вырасти либо трусом, либо дурачком, либо предателем… Не приведи Аллах! Убереги, всемилостивый, младенца от злого оборотня!..
Но и этим не кончаются обряды, связанные с рождением ребенка в туркменской семье. В первый же день его обряжают в одежду почитаемого в округе человека: если хотят, чтобы ребенок стал богатым, то просят рубаху у бая, если умным – у аульного мудреца, если способным к продолжению рода, то у многосемейного аульчанина. В течение первых семи дней ребенок должен получить свое настоящее имя. В честь этого в дом приходят все – соседи, знакомые, друзья, родственники, словом – весь аул. Едут даже из соседних селений, у каждого с собой угощение, гостинцы – кто несет свежеиспеченные чуреки или сладости, а кто ведет на поводу и козленка…
Наречение имени – поистине волшебство, целый мир условностей. Женщина, к примеру, долгое время не имела детей. К кому только она ни обращалась с мольбой, что только ни делала: совершала паломничество к могиле «святого», приносила в жертву барана или козленка… Но Аллах не внимал ей, не посылал ребенка. Наконец она сходила к ишану – главе мусульманской общины и через него попросила Аллаха о совершении чуда. И если, случаем, ребенок появился на свет после посещения высокого духовного лица, то благодарная женщина к имени Нияз – «свершение желаний» – прибавляет и слово «ишан», и ребенка отныне зовут Ишан-нияз. Бывает, что рождение ребенка совпадает с приездом в аул какого-либо знатного человека – этого достаточно, чтобы его именем наречь ребенка. Или же родители обращаются к гостю и в знак особого к нему уважения просят его дать имя новорожденному. Поэтому зачастую дети бедняков носят не свойственные им пышные имена, принятые в богатых семьях. Ребенок, родившийся, например, в семье охотника, может получить полное имя от слов «клыч», что значит «клинок», и «мерген» – «меткий стрелок», то есть Клычмерген, что означает «клинок меткого стрелка». На теле иных детей бывает много родинок. Это тоже причина, чтобы назвать мальчика или девочку Халлы – «с родинкой». Чаще всего такими именами нарекают девочек.
Удивительно поэтичны женские имена, которым может позавидовать любая европейская красавица. Имена Гульджемал – «цветок красоты», Гульнабат – «цветок сахарного кристалла», Кизылгуль – «красный цветок», Аннагуль – «цветок, распустившийся в пятницу», Багтыгуль – «цветок счастья», и многие другие говорят о том, что у туркмен женщину испокон века почитают как мать, жену, сестру, хранительницу семейного очага, человека, украшающего землю, доставляющего всем счастье и радость.
Поводом при наречении ребенка часто служит и какое-то событие – будь то праздник, явление природы или один из дней недели. К примеру, пятница, особо почитаемая у туркмен, тогда ребенка непременно назовут Аннагельды или Джумагельды, то есть «родившийся в пятницу». Если малыш появился на свет в праздники, то к его имени непременно приставляется слово «байрам» – отсюда Байрамгельды. Или же вдруг пошел снег, и пустыня, белая и безмолвная, засияла необычным светом – «нурягды», то есть «излучающий свет» или «родившийся в лучах света». Значит, и ребенка назовут Нурягды.
Старый Мерген так и решил назвать своего внука – Нурягды. Иным это было в диковинку: ведь родился малыш в летнюю пору, и тогда не то чтобы снег или хоть дождь шел, но и серого облачка на небе не было. Но Мерген-ага придавал этому особый, глубокий смысл. Рождение его внука совпало с великим событием в Каракумах – приходом в далекий аул новых, необычных людей, представителей Страны Советов, молодой Туркменской республики. Они принесли в глухое кочевье свет новой, справедливой жизни, в лучезарном сиянии которой и родился маленький Нурягды.
…Раскаленным солнцем плавился в пустынном небе август. Над урочищем, вспугнув коней и верблюдов, закружил аэроплан, сбросил вымпел и, помахав крыльями, взял курс на восток.
Сводный отряд получил приказ выделить из своего состава эскадрон и направить его к колодцу «Старый дервиш», на помощь пограничникам и кавалерийскому полку, вступившим в бой с крупным объединенным басмаческим отрядом Ахмед-бека и Дурды Мурта. В командование вступил Ашир Таганов, а Стерлигов и Бегматов остались на Ярмамеде.
Таганов пополнил свою полусотню обстрелянными, опытными кавалеристами, а Стерлигову, помимо его боевого полуэскадрона, были еще приданы десятка три краснопалочников, а также следопыт Шаммы Белет, десяток раненых, среди них – Халлы Меле, Атали Довранов. Для ухода за ранеными оставались Марина и Герта.
В ночь перед выступлением в поход Стерлигов неожиданно предложил Таганову:
– Оставьте-ка мне моих эскадронцев, а сами забирайте этих самых краснопалочников… Вы, как я вижу, батенька, хитрец!
– Да, но мы же все решили вместе, – возразил Бегматов. – Таганову предстоит трудный марш, может быть, и тяжелые бои. Их могут выдержать только испытанные бойцы. Потом, мы не вправе посылать краснопалочников в такой поход. Тем более таков приказ командования.
– Чем вас не устраивают краснопалочники? – спросил Ашир.
– Признаться откровенно, надежда плохая на этих самых… – Стерлигов спохватился, что брякнул лишнее, хотя сказал, что думал, и теперь пытался как-то сгладить свою оплошность. – Да на всех. Вы, батенька, не думали, почему их называют краснопалочниками и почему им не доверяют оружия? Иль вы и впрямь думаете, что у советской власти винтовки перевелись?
– Но наши-то краснопалочники вооружены. Как мы с вами… И боевые задания выполняют не хуже красноармейцев. Мы им во всем доверяем.
– То мы с вами, – многозначительно протянул Стерлигов. – А советская власть – нет…
– Разве мы с вами не советская власть?! Советская власть, именем которой мы устанавливаем в Каракумах справедливость, – это же вы, это Бегматов, это Шаммы Белет, Халлы Меле, Атали Довранов…
– Вот, вот!.. Этим шаммы, этим халлы, атали ни на грош не верю! У Шаммы Белета родной племянник Черкез в германской разведке служит, Халлы Меле Джунаид-хану присягал, с его сыном был заодно, Довранов, ваш зятечек, пардон, одного поля ягодка. Да я бы их…
– Вы забыли еще сказать, – губы у Ашира чуть вздрогнули, – что Черкез приходится мужем моей сестры Джемал, тоже завербованной германской разведкой… Вы могли бы припомнить, что и отец мой, который командовал красным эскадроном, когда-то тоже служил у Джунаид-хана. Доведись вам, товарищ Стерлигов, вы никому не поверите… Так и с басмачами некому будет воевать.
– Бодливой корове Бог, к счастью, рог не дает, – Бегматов укоризненно взглянул на Стерлигова, а когда Таганов вышел, добавил: – Все, кому вы не верите, доказали свою преданность нашему общему делу. А Таганова вы глубоко оскорбили! Недоверие в нашем деле – это тяжкое обвинение. Он коммунист, отец его погиб от рук джунаидовских наймитов. Я бы на вашем месте извинился перед Тагановым…
