Граф Феникс - Энгельгардт Николай Александрович (бесплатные книги онлайн без регистрации TXT) 📗
– Ну! Ну! – взволнованно поощряла маму княгиня.
– Да, самых простых. А уж мы вашу породу отлично знаем. И скажу я вам, государыня-княгиня, хоть вы меня бейте, хоть вы убейте, хоть в землю живой закопайте, а не то дитя у моей груди лежало, пока в руки к проклятому итальянскому колдуну не попало. Не то! Видит Бог, не то!
– Как же это, мама? Что ты хочешь сказать?
– Государыня, вам младенца подменили. Это не княжич, – решительно объявила мамка, указывая на спящее дитя.
– Ты с ума сошла, глупая! – сказала княгиня, вся затрепетав. – Что ты плетешь? Как это может быть? Ужели я свое дитя не узнаю?
– Как вам его узнать, государыня, коли вы его только родили, а не кормили, не пеленали, неделями и в глаза не видали. Я знаю. Я кормила. Не то дитя, не то.
– Это все вздор, ты плетешь пустое. Это не может быть. Молчи и не смей больше этого говорить, – приказала княгиня, рассерженная указанием няньки на небрежное отношение ее к материнским обязанностям.
– Как вашей княжеской милости будет угодно, а мы холопы ваши и что видим, должны доложить, – сказала мама упрямо и замолчала.
ГЛАВА LXXXII
Родимые приметы
Мамка замолчала. Но зерно сомнения, зароненное ею в душу княгини, не могло не прорасти. Она теперь постоянно возвращалась к вопросу: действительно ли ее первенец лежит перед нею в колыбели или чужое дитя, лишь схожее с ним? Ужасная мысль! Вдруг подумалось о том, что, казалось бы, раньше нужно было сообразить. Что Калиостро иностранец, совершенно никому не известный, даже имя его точно неизвестно. Кто? Откуда? И ему-то они с князем на продолжительное время доверили своего ребенка! Поздно спохватилась княгиня, но тем острее были одолевавшие ее сомнения. Если это не сын, то где же княжич? Тут в златокудрой головке прелестной Улыбочки завихрилось столько ужасных мыслей, что она не находила сил сама с ними справиться и стала отчаянно звать мужа:
– Князь! Князь! Сергей Федорович! Встревоженный ее воплями, князь поспешно вошел. Тут Улыбочка в волнении стала спрашивать: знает ли он доподлинно, кто такой Калиостро? И честный ли он человек? И можно ли было ему довериться?
Это удивило князя. Весьма сбивчиво он отвечал княгине, что граф Калиостро, или Феникс, рекомендован высокими особами в Европе; что сомнения, возникавшие о нем, все рассеялись; что государыня изволила с ним беседовать и осталась довольна; что, наконец, исцеление их первенца ясно доказывает… Тут Улыбочка еще более беспорядочно, со слезами и криками выразила обуревавшие ее сомнения в подлинности возвращенного ребенка.
Князь растерялся больше, нежели княгиня, так что даже некоторое время не мог произнести ни слова.
– Как не наш? Чье же это дитя, если не наше? И возможно ли, чтобы граф Калиостро, прославленный во всей Европе благотворениями и здесь исцеляющий ежедневно столь многих…
– Пусть он исцеляет весь мир, но где мое дитя? Где мой сын? Где мой первенец? – восклицала женщина.
– Но почему же, милая, ты полагаешь, что это дитя не наше? И как бы осмелился Калиостро? И куда бы он дел нашего сына? Это невероятно… Это как сон!
– Невероятно! Как сон! Но с тех пор, как этот ужасный граф вмешался в нашу жизнь, все стало похоже на бред и невозможное стало возможным! Он – чародей, и жена его чародейка. И таким людям мы доверили свое дитя! Я говорила, я всеми силами этому противилась, но ты не послушал меня, князь, настоял, и наше дитя погибло! Да! Да! Погибло!
Улыбочка залилась слезами. Князь до того перепугался, что весь дрожал..
– Конечно, мы доподлинно не знаем… – бормотал он. – Но почему у тебя возникли сомнения, что ребенок подменен?
– Почему? По всему. Разве это то милое, тихое, кроткое дитя? Это злой, капризный, упрямый, несносный бесенок! И разве это княжеское дитя? Где в нем порода и кровь? И мамка говорит, что подменен…
– А, мамка! Так это все мамка тебе наговорила, а ты и поверила? – сказал князь, обрадованный, что нашел выход из затруднения. – Слушай больше, она еще и не того наговорит. Все маленькие дети пренесносные крикуны.
– Нет, я и сама давно подозревала, – вскричала княгиня. – Я первая заметила. Еще когда Калиостро сказал, что возвращает нам дитя, в котором нет ничего прежнего, во мне сомнение зашевелилось! Я! Я первая заметила! Но и мамка. А она кормила княжича.
Тут и князя поразили приведенные княгиней слова магика. Он впервые задумался над их странным двойственным смыслом, и уверенность его сразу испарил ась. Он вновь и окончательно перепугался и кинулся смотреть на спящего в детской младенца. Но вид его не сказал ему ровно ничего. Ребенок был белобрыс, толст и похож на всех младенцев, еще представляя собой примитивное, едва намеченное в расплывчатых контурах создание. Так называемый «голос крови» тоже не сказал ему ровно ничего.
Князь выманил мамку из спальни и стал ее допрашивать. Но уже раз обиженная недоверием, самолюбивая мамка теперь стала говорить надвое и весьма неопределенно, только повторяя, что воля барская была отдать княжича итальянскому колдуну, а ее рабское дело, и она доложить обязана, а впрочем, знать наверняка не может. – А если кто и может знать, так это две старые няни, которые в Озерках остались. Они младенца перепеленывали, а ей только к груди подавали, так что все его родимые приметы доподлинно ведают.
Князь несказанно обрадовался этому выходу из тьмы недоразумений. В самом деле, по родимым приметам няни в точности могут определить, княжич или не княжич возвращен магиком?
– Но если не княжич?..– спросила княгиня. И оба похолодели от ужаса.
Что если Калиостро – низкий шарлатан? Что если их дитя умерло, и тот подменил его кем-либо, похожим по фигуре, цвету волос и чертам лица? Ужасная и невыносимая мысль!
– Скорее! Скорее! Люди! – закричал князь. – Послать в Озерки с нарочным за двумя княжевыми нянями! Привезти их сюда единым духом!
Приказание было немедленно исполнено. Но часы ожидания протекли для несчастных родителей в непрестанных терзаниях. Сомнения то обуревали их, то сменялись надеждой. Они раз десять осматривали ребенка, отвечающего на это злобным ревом.
Наконец под вечер няни прибыли. Они упали в ноги князю и княгине, причитая, что день и ночь плакали и молились о здравии дорогого княжича и что не чаяли уже и увидеть его, а вот привела Царица Небесная!
– Ахи, радости! Ахи, голубчик наш здоровехонек стал! Ахи! Ахи! – восклицали старухи, которые действительно были очень стары и потому несколько придурковаты.
Князь и княгиня не сказали им о сомнениях насчет подлинности младенца, но спросили сначала, знают ли и помнят ли они родимые знаки на теле княжича?
– А как же, князюшко, как же! Все ведаем! Все помним, – в один голос отвечали нянюшки.
– А ну, скажите! – приказал князь.
– На груди будто горошинка, на левой ножке луночка, на правом локотке бородавочка! – сказала одна няня.
– И что ты, Устиновна! – возразила другая. – Разве ж это княжичевы приметы? Луночка на ножке еще у дедушки княжича была. А горошинка на груди – у самого вон князя. Бородавочка на правом локотке – подлинно есть, но главная примета – пятно между лопаток да пятно пониже спинки.
Разойдясь столь серьезно, старухи заспорили, но сколько ни пререкались, толку вышло мало. Сами наконец запутались в родимых приметах нескольких поколений вынянченных ими князей Голицыных.
Родители велели им осмотреть дитя. Но оказалось, что тело ребенка изобиловало столь многими родимыми пятнами, что под них подходили приметы, указанные обеими нянями, и приметы других представителей фамилии. И няни, и родители совершенно растерялись и не могли найти толку. Загадочное дитя как будто задалось целью мучить их сомнениями, не приводя ни к какому определенному решению.
Обескураженные, князь и княгиня вышли из детской и в сентябрьских сумерках сидели в гостиной, озаренной гаснущими отсветами заката и окнами, выходившими на Неву. Такое теплое «бабье лето» стояло, что окно было открыто и с Невы доносилось складное пение гребцов. Князь и княгиня молчали, утомленные и опечаленные. Вдруг вошел камердинер и почтительно доложил, что пришел человек от графа Калиостро.
