Граф Феникс - Энгельгардт Николай Александрович (бесплатные книги онлайн без регистрации TXT) 📗

– Человек от графа Калиостро! – воскликнул обрадованный князь. – Веди его, веди сюда!

Камердинер удалился.

– Весьма кстати, – сказал Сергей Федорович. – Поговорю с ним по душам и уверен, что полажу. Если я отдал за исцеление княжича пять тысяч империалов магику, то не пожалею и десяти тысяч, лишь бы узнать истину о возвращенном младенце и обличить сего злодея, если он подлинно таков!

Тут камердинер ввел в гостиную слугу Калиостро, а сам по знаку князя удалился.

ГЛАВА LXXXIII

Обличитель

Казимир – это был он – низко поклонился князю и княгине, прижав руку к сердцу, и затем, расправив ус, постарался придать себе осанку вольного литовского шляхтича. Но это ему плохо удалось… Ветхость одежды, явно истомленная голодом, болезнями и всевозможными ударами судьбы фигура, дрожащие от слабости руки и ноги и сгорбленный стан – все говорило о его полнейшем упадке.

– Ты – человек графа Калиостро? – спросил князь, дивясь, что слуга знаменитого магика выглядит столь печально.

– Да, ваше сиятельство! – отвечал глухим, болезненным голосом поляк. – То есть я, собственно, бывший человек господина Калиостро, бывший его человек! – пояснил он.

– А, так ты не от него явился, но сам от себя?

– Да, ваше сиятельство. Я пришел к вашей ясновельможности и припадаю к ногам вашим, моля о защите от обманщика, безбожного злодея и чернокнижника, названного графа Калиостро!

Говоря так, Казимир пал на одно колено и, схватив полу княжьего кафтана, стал ее целовать.

– Встань! Встань! Не унижай себя, – строго сказал взволнованный Голицын. – Ты образ Божий на себе носишь. Я же, хотя и князь, но подобный во всем тебе человек. Объясни толком, с чем пришел. Княгиню я-ка, – прошептал он Улыбочке, во все глаза глядевшей на странного, внезапно появившегося обличителя, – княгинюшка, кажется, Бог нам в руки ключ к тайне посылает. Но должен я сего человека расспросить с глазу на глаз. Выйди.

Княгиня послушно встала и, взволнованная до глубины души, удалилась.

– Теперь, любезный, объясни толком, с чем пришел, – повторил князь Казимиру.

Бедный шляхтич хотел говорить, но его охватило безумное волнение и, закрыв лицо руками, он разрыдался, невнятно и сбивчиво восклицая:

– Ах, ваше сиятельство… Ваша доброта… Ваше снисхождение… Нищета, ваше сиятельство… голод… преследования злодея… я урожденный шляхтич литовский… я не сделал ничего дурного… за что же я должен погибать? За что?

– Любезный, успокойся. Утри слезы. Если ты обижен и несправедливо страдаешь, найдешь защиту у меня.

– Ваше сиятельство! Будьте моим Провидением! – вскричал Казимир, опять бросаясь целовать руку князя.

– Любезный, успокойся. Успокойся, любезный, – отнимая руку, настойчивее повторил Голицын.

Казимир наконец справился с собой и мог более связно изложить причину прихода. Он рассказал, как был нанят в услужение на площади у Синего моста неизвестным иностранцем, который, ощупав ему череп, описал все его прошлое; как затем, доведенный до крайности, имея сестру с двумя детьми, явился в назначенный день в Итальянские; бедность помещения, странные речи иностранца, занимавшегося врачеванием и назвавшего себя графом Калиостро, и уклончивый ответ о жалованье расположили было уже Казимира отказаться от должности при графе, но появление ливрейного лакея князя Потемкина, а затем и генеральши госпожи Ковалинской, супруги управителя дел этого великого вельможи, рассеяли его сомнения, и он поступил в услужение к графу, сам и маленький Эммануил, дитя его несчастной сестры.

– А, так этот белокурый ребенок, стоявший обыкновенно за ширмами и дававший ответы на вопросы магика, – дитя вашей сестры? – переспросил князь.

– Да, ваше сиятельство! Калиостро обещал вознаградить и его, равно как и меня, щедро, однако мы не получили от него ни копейки, и я ушел, не получив расчета.

– Почему?

– Первый раз по собственной глупости, пьянству и дерзости. Что же, не буду скрывать и расскажу всю правду. В первый раз я был сам виноват. Однако и тогда не получил же расчета, но так как многие господа щедро меня одаривали, приезжая к графу и графине за советами, то и без жалованья скопил изрядную сумму.

– Ты сказал, что в первый раз ушел по собственной вине и пьянству. Значит, опять поступил к Калиостро в услужение?

– Ваше сиятельство, я всю правду должен сказать. Когда я ушел от графа в первый раз, то имел пенендзы [6]. Думал экипироваться и поступить в хороший дом. Но поддался гибельному соблазну. Сбили меня приятели, да и сам насмотрелся на картежную игру. Короче говоря, попытал счастья. Дурость, глупость это была, сам признаю. Сначала повезло, а потом весь проигрался. Не осталось ничего; даже часы, табакерку и галстучную булавку с камнем – подарки мне от хороших господ, посещавших Калиостро, – все карта-злодейка взяла. Тут скоро ввергнут был я в пучину бедствий, – продолжал Казимир с ужасом. – Проклял меня граф и оповестил повсюду о будто дурной моей нравственности. Отовсюду пошли на меня гонения, посыпались несчастья, все двери затворились предо мной, и места никакого не мог получить. Обносился совершенно, потому что лучшее платье продал. Дошли с сестрой до крайности. Оставалось мне идти с повинной к Калиостро. Я так и сделал.

– И что же, граф опять тебя взял в услужение? – спросил Голицын.

– Взял, ох, взял! Но лучше бы не брал! Лучше бы я с голоду подох! – вскричал Казимир, весь дрожа. – Ваше сиятельство! Как смерти боюсь я сего злодея. Сюда к вам шел – крался по переулкам, дрожал. Он все видит, все знает, все слышит. У него везде уши и везде руки. Но, между прочим, он такой же граф, как я – епископ. И жена его из простых, из служанок. Калиостро столько имен имеет, сколько святых в календаре. И если бы стал я вашему сиятельству докладывать все известные мне мошенничества его и плутовства, то до утра бы не кончил.

– Ты на господина своего свидетельствуешь, – с сомнением уже сказал князь, – но почему опять отошел от него?

– Он сам меня обругал, избил и выгнал, как собаку, едва только я заикнулся о получении условленной суммы, ваше сиятельство!

– Обругал! Избил! Выгнал! Что-то странное рассказываешь ты, любезный, и всячески поносишь и порочишь бывшего своего господина! – строго сказал усомнившийся Голицын. – Подумай, любезный, о ком ты все это говоришь? Граф Калиостро во всей Европе прославлен благотворительством, безвозмездным врачеванием, бескорыстием, высокой нравственностью. Кто же поверит тебе, по собственным твоим рассказам, и картежнику, и пьянице?..

– Благотворительность? Ха! Безвозмездное врачевание? Ха-ха! Бескорыстие! Ха-ха-ха! – нервно рассмеялся Казимир.

– Ты очень дерзок, любезный, и злоупотребляешь моим снисхождением, – рассердился князь. – Повторяю, вспомни, на кого осмеливаешься клеветать! Граф Калиостро с прекрасной стороны известен самой государыне, изволившей удостоить его беседой!

– Да сохранит в здравии и долголетии всемогущий Бог великую государыню! – воскликнул Казимир. – Но, ваше сиятельство, ошибаетесь! Ей-ей, ошибаетесь! Если бы граф с хорошей стороны был известен государыне, то Степан Иванович Шешковский не призывал бы меня и не поручал обо всем, что у Калиостро с супругой происходит, тайно докладывать полицейскому офицеру господину фон Фогелю!

– Степан Иванович! – с ужасом повторил князь и побелел, как бумага. – Тебя призывал Степан Иванович! Ты… ты… – от волнения голос князя пресекся.

Казимир сам весь затрепетал и если раньше был бледен, то теперь напоминал загробную тень.

– Ой, ваше сиятельство, потише… Ой, потише… – зашептал он побелевшими сухими губами. – Я не должен был этого говорить… Я не смел этого говорить… Если кто-нибудь нас слышал, я погиб… совсем погиб… И вы никому не рассказывайте, никому…

– Любезнейший, я не о двух головах, чтобы такое рассказывать! – придя в себя, сказал Голицын. – Если верно то, что ты сказал мне, то… то Калиостро действительно не таков, каким до сей поры всем казался… Это важно, очень важно, что ты мне сказал… Но если так, ты должен рассказать мне все, что знаешь о нем. И ты не выйдешь из моего дома; помещен будешь на антресолях, в отдельной комнате.