Принцесса из рода Борджиа - Зевако Мишель (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗
Пардальян остался один!
Один против двух или трех сотен дворян… Один против пятисот или шестисот стражников!.. Один против двадцатитысячной толпы, словно ковром покрывающей площадь!
Пардальян улыбнулся.
— Вы та, кого я страстно люблю, — прошептал Карл, — и пусть мои последние слова будут словами счастья… я люблю вас!
— О, мой прекрасный принц, — восторженно произнесла Виолетта. — Я тоже люблю вас, и умереть в ваших объятиях для меня большое счастье…
В эту минуту крики, требующие чьей-то смерти, и вопли дикой радости вновь сменились возгласами ужаса… Карл увидел, что Гревская площадь внезапно опустела. Все бросились врассыпную… Бежали дворяне, стража, простолюдины. И лишь одинокая Фауста, стоя на помосте, в бешенстве осыпала трусливых парижан проклятиями…
К реке, к соседним улицам, спеша, устремились людские потоки… Что же произошло?
Кони, оставленные их хозяевами посреди площади, словно сбесились! Четыре сотни испуганных, ржущих, брыкающихся животных налетели на людей; они топтали их, с разбега опрокидывали, нападали друг на друга, валились на спину, снова поднимались, кусались и бегали по всей площади…
Отчего? Что было причиной этого внезапного безумия?
Еще несколько минут назад все лошади, принадлежавшие членам герцогской свиты, смирно стояли группками по шесть-восемь голов в каждой, а их поводья находились в руках нескольких лакеев.
В ту секунду, когда бандиты разбежались, стражники опомнились и вновь выстроились стройными рядами, а дворяне Гиза вплотную приблизились к нашим друзьям, Пардальян напал на ближайшего лакея, мощным ударом в челюсть свалил его на землю и принялся стегать и колоть лошадей своей шпагой: превратившись в хлыст, рапира хлестала по крупам, царапала ноздри, оставляла красные полосы на шеях…
Обезумевшие от боли лошади вставали на дыбы, брыкались, кусались, бросались друг на друга и пускались в неистовый галоп. Пардальян подскочил ко второй группе, и вскоре еще несколько лошадей помчались по Гревской площади. Он уже собрался было заняться следующими, но вдруг остановился, вытер пот со лба и расхохотался так безудержно, как смеялся всего только два или три раза в жизни…
Теперь уже сами лошади выполняли его работу! Первые разбежавшиеся животные опрокидывали на землю лакеев, и паника стремительно распространялась по площади, что обычно случается при любой суматохе. Лакеи, упавшие на землю, бросали поводья, и лошади оказывались на свободе. Сначала их было двадцать, спустя несколько секунд — пятьдесят, а меньше чем через минуту стало уже четыреста! Все эти мгновенно одичавшие животные носились по площади, сбивая все на своем пути, и догорающий костер Мадлен Фурко отбрасывал яркие блики на эту апокалиптическую картину…
Планы Фаусты рухнули, и она без чувств опустилась в одно из кресел на герцогском помосте.
Карл Ангулемский, едва не обезумевший от переживаний, услышал вдруг звонкий голос:
— Вперед, тысяча чертей! Вот подходящий момент, чтобы шептать любовные признания!
Он увидел рядом с собой Пардальяна… Тот вскочил на лошадь, которую только что остановил, схватив под уздцы. По лицу его струилась кровь.
— Вперед! — скомандовал он.
Шевалье направился туда, где людей было менее всего, а именно — к Сене. Зевакам вовсе не хотелось оказаться в воде, и они предпочли спасаться по улицам. Через несколько секунд небольшая кавалькада достигла набережной.
— Спасайтесь, — сказал Пардальян. — Поезжайте к себе и ждите меня там…
— А вы? — спросил молодой герцог.
— За нами гонятся. Я постараюсь задержать их. Если мы сейчас не расстанемся, они, пожалуй, настигнут нас!
— Но…
— Бегите, черт возьми! Вот они!
Пардальян, взмахнув шпагой, хлестнул по крупу лошадь Карла, которая пустилась во весь опор. Сам же шевалье застыл неподвижно, провожая взглядом спасенных влюбленных… Тихий вздох сорвался с его губ, они прошептали чье-то имя… Имя той, которая была некогда его возлюбленной…
В этот момент со стороны Гревской площади донесся жуткий вой. Пардальян вздрогнул, как человек, пробудившийся от грез, и с удивлением, которое служило отличным доказательством его храбрости, обернулся.
Вообще-то Пардальян был натурой чрезвычайно чувствительной. Под его наружностью, немного холодной, за его поведением, несколько театральным и насмешливым, скрывалось необычайной силы воображение. И, благодаря этому свойству, он только что перенесся на шестнадцать лет назад. И совсем забыл о недавних невероятных событиях.
Все приключения нынешнего утра: поединок с Фаустой, душераздирающая сцена с герцогом Ангулемским, собиравшимся свести счеты с жизнью, появление Кроасса, который сообщил, что Виолетта жива, Гревская площадь, костры, толпа, крики фанатиков, требующих смерти еретичек, похищение приговоренной, бешеная скачка нескольких сот лошадей, фантастическое бегство — все это вернуло его в прошлое и вызвало перед его мысленным взором видение единственной женщины, которую он любил.
Но ни Гиз, ни Фауста, ни Менвиль, успевший уже очнуться, ни Бюсси-Леклерк, ни сотня остальных дворян не имела никакой причины забывать о происходящем. Поддавшись общей панике, спасаясь от обезумевших лошадей, они вначале разбежались в разные стороны, но теперь, когда смятение улеглось, решительно бросились в погоню. Их вела ненависть.
У помоста остались лишь Гиз и Фауста.
Ни о каком триумфальном шествии к Нотр-Дам и Лувру и речи быть не могло!
Между тем спустя несколько минут около пятидесяти лошадей было, наконец, поймано. Составился отряд, который и помчался за Пардальяном. Угрожающие крики всадников пробудили его от грез. Столь грубо возвращенный в реальность, он дважды пришпорил лошадь. Та заржала от боли и поскакала по узкой улочке.
— Прекрасно, — пробормотал шевалье, — я сбил их со следа.
Он думал о Виолетте и Карле! Лошадь его неслась бешеным галопом, из-под ее копыт летели искры. Сзади слышались вопли кровожадных преследователей. Новая улочка, еще одна; лошадь огромным прыжком пересекла улицу Сен-Антуан, сбив нескольких прохожих с ног. Шевалье бормотал:
— Бедный маленький герцог! А ведь еще совсем недавно он хотел наложить на себя руки!.. Как они любят друг друга!.. Что ж, они будут счастливы, и у них будет много детей… Именно такого счастья я им и желаю, этим милым влюбленным…
— Остановись! Остановись! — кричали ему.
— Повесить его, еретика! — вопили парижане, со страхом взирая на мчащихся лошадей.
«Теперь они в безопасности, — думал Пардальян. — Если у молодого герцога есть хоть капля ума, то сегодня же вечером он найдет священника, который благословит их союз… Затем они выберутся из Парижа и отправятся в Орлеан…
— Дорогая моя матушка, я уехал, чтобы отомстить, но я возвращаюсь, полюбив… Я унаследовал черты своих предков, сударыня! Почему вы произвели меня на свет с таким нежным сердцем?..
Мне кажется, я слышу, как он это говорит!» — мысленно закончил Пардальян.
— Смерть! Смерть! — вопили сзади.
Те, кто были в первых рядах, уже настигали его, он слышал хриплое дыхание загнанных лошадей. Он несся вперед, вонзая шпоры в бока бедного животного и умоляя его о последнем усилии… Куда он ехал? Он не думал о том, что делает, им управлял только инстинкт… Сначала он направился к ближайшим воротам, но увидел, что они закрыты и их охраняют стражники со скрещенными пиками…
«Из Парижа не выбраться», — понял он, резко сворачивая налево.
Он вернулся в центр города, и свора преследователей ехала за ним по пятам. Многие отстали, но все же их оставалось еще около тридцати…
Чего хотел Пардальян? Может быть, он надеялся утомить их, оторваться от погони или, повернувшись к врагам лицом, предпринять безумную попытку спастись? Нет, он прекрасно понимал, что как только остановится, враги набросятся на него… На улицах, по которым он проезжал, начиналась ужасная суматоха. Проклятия, оскорбления неслись вслед загнанному человеку.
Толпа всегда против того, за кем гонятся: когда кого-то травят, просыпаются древние инстинкты охотника и зверя. И когда зверь падает без сил, каждый хочет принять участие в дележе добычи. Пардальян это знал. Он надеялся только на свою лошадь. Если преследователи ездят верхом лучше него, он пропал!
