Дочь викинга - Крён Юлия (бесплатные полные книги txt) 📗
Гизела ступила на узенькую тропу между жизнью и смертью, Руна последовала за ней. Теперь же и Таурин ступил на этот путь, но не по собственной воле, а лишь потому, что он был пленником в этом доме. Чтобы не сорваться с пути над пропастью, нужно было отбросить лишний груз – ложную гордость и упрямство, презрение и боль. Нужно было отдаться на волю той силы, что царила в этой комнате, силы бурной и могучей, силы, подобной морскому ветру. Ее дуновение развеяло ложные чувства, приковывая внимание к следующему шагу над бездной смерти.
Руна встала. Сама того не замечая, она подошла к Таурину:
– Ты поможешь мне принять роды?
Он не ответил, но Руна подозревала, что сейчас творится у франка в голове. Ему хотелось бы пообещать ей помощь, но он не мог этого сделать.
Ибо Таурин плененный – не тот же человек, что Таурин свободный. И у одного нет власти над другим.
Взяв нож, Руна судорожно сжала рукоять и нагнулась к путам пленника. Сейчас их взгляды не встретились, как раньше. Франк и северянка не смотрели друг на друга, словно не были знакомы.
«Сделай это!» – кричал ее внутренний голос. «Не делай этого!» – вопил он через мгновение.
Но прежде чем Руна успела принять решение, на нее обрушилось новое несчастье.
Тихонько застонала Гизела – и точно эхом, отголоском ее стона зазвучал смех.
Смех страшный.
Смех разрушительный.
Это был смех Тира.
Этот звук был слишком громким, чтобы Руна могла поверить в то, что ей это всего лишь чудится.
Нож выскользнул у нее из рук. Девушка бросилась к двери.
«Рагнарек, – думала она. – Близится Рагнарек, медленно, но неотвратимо».
На самом краю мира безумный бог Локи вез на своем корабле демонов разрушения.
У Тира не было корабля, он передвигался пешком, но северянке почудилось, что это он распахнул врата подземного мира и выпустил чудовищ.
Руна отпрянула, но она двигалась недостаточно быстро.
Тир шел медленно – но в последний момент совершил молниеносный прыжок вперед. Руна хотела поднять свой нож, но норманн уже заломил ей руку за спину. Только сейчас Руна поняла, что сопротивляться бессмысленно. Пускай в Тире и было больше жажды разрушения и безумия, чем силы, но все же он был сильнее, чем она. Она не впервые сталкивалась с ним, но еще никогда не чувствовала себя такой слабой, как в этот день. Девушка завопила от ярости и боли.
Тир втолкнул ее в дом. Согнувшись, Руна ничего не видела, но она представляла себе, какое зрелище открылось его взору. Таурин, связанный, бессильный. Гизела, измученная, корчащаяся от боли. И никого, кто мог бы оказать сопротивление.
– Почему ты вернулся? – выдохнула Руна. – Почему ты не можешь оставить нас в покое?
Ей еще многое хотелось сказать ему. Например, что ребенок Гизелы – от него, и потому он должен пощадить это дитя. Но Тир и сам мог бы догадаться об этом, к тому же такому, как он, были неведомы отцовские чувства.
– Будь моя воля, – с напускным сожалением протянул Тир, – мне не было бы дела до того, живете вы в покое или нет. Вот только я и сам хочу жить. И жить хорошо. Добиться же лучшей жизни я могу только одним способом – продав знание о том, где вы.
Он позволил Руне выпрямиться, и она увидела, что Гизела слегка согнула ноги в коленях. Глаза принцессы были закрыты. В отличие от Таурина. Когда их взгляды встретились, Руне почудилось, будто она смотрит в зеркало: в его глазах плескалась ненависть к Тиру, непонимание того, как норманн очутился здесь, страх перед тем, что это означает.
Руна предпочла бы не знать ответа на этот вопрос, но уже в следующий миг она услышала ржание лошадей, приближавшихся к дому. Она не могла бы сказать, сколько там всадников, но была уверена в том, что теперь всякая надежда для нее и Гизелы утрачена.
Глаза Тира сделались пустыми.
«Пускай все закончится быстро, – подумала Руна. – Пускай моя смерть не будет мучительно медленной. Пускай он не болтает, как обычно, прежде чем нанести удар».
Но сама она сдержаться не смогла.
– Как тебе удалось набрать новую шайку? – спросила северянка.
Тир почти отпустил ее, и сейчас Руна смогла разглядеть свежие шрамы на его лице. Удивительно, что этого побитого жизнью человека можно было ранить еще сильнее.
Тир пожал плечами.
– Боюсь, это не мои люди. Слишком много чести.
Снаружи зазвучали голоса. Всадники говорили не на северном наречии, а на языке франков.
– Я не смог набрать новую шайку. Я случайно наткнулся на Адарика и его парней и предложил им сделку. В мировом хаосе лишь один закон незыблем: моя жизнь для меня дороже, чем ваша.
Во рту у Руны пересохло. Краем глаза она видела, как натянул путы Таурин. Он произнес имя, которое северянка никогда не слышала раньше:
– Иуда!
У нее же в голове вертелось совсем другое имя.
Адарик.
Там, снаружи, стоял Адарик. Он сам или присланные им солдаты. И сейчас они не допустят ту же ошибку, что и в прошлый раз. Они не станут сбрасывать пленниц со скалы.
Почему-то они ждали снаружи, почему-то не входили в дом. Наверное, Тир договорился с ними. Наверное, он хотел убить их собственноручно. И дело было не в том, что Тир жаждал их смерти. Нет, он хотел отомстить Руне за предательство…
Но все эти размышления ничуть не помогали. Она была бессильна.
Руна даже не успела подумать о том, как отыскать путь к Хель. В царстве этой богини было холодно и темно, зато там Руна повстречает Азрун.
Удивительно, но в этот миг Тир не смеялся. Его лицо оставалось серьезным. На нем не было насмешки, безумия, жажды насилия – только решимость отражалась в его чертах, решимость сделать то, что должно. Тир занес секиру. Глядя на сверкающее лезвие, северянка подумала, что ее враг впервые повел себя достойно. Он не превращал убийство в игру, не пытался задушить ее голыми руками, а хотел подарить ей смерть воительницы, выказав этим особое почтение.
Руна закрыла глаза. Смеялся Тир или нет – она не хотела видеть его лицо перед смертью. Она постаралась представить лица бабушки, отца, Гизелы, Таурина.
– Тир!
Северянка не поняла, кто произнес это слово. Таурин? И почему он кричал?
В следующий миг ее толкнули, но острое лезвие не взрезало ее кожу – это кулак ударил ее в живот. Девушка пошатнулась. Повернувшись и открыв глаза, она увидела, что Таурин вскочил на ноги. В одной руке он держал разрезанную веревку, в другой – нож. Тот самый нож, который Руна уронила – достаточно близко, чтобы пленник сумел дотянуться до него и освободиться.
Их взгляды снова встретились, и Руна поняла, о чем он думает.
«Это моя месть».
Таурин не был жаден, он с готовностью делился с Руной своим праведным гневом, наслаждением от боя с Тиром.
Руна невольно повторила его движение. Отец однажды рассказывал ей, что Один перед каждой битвой жертвовал каким-нибудь новым оружием, например копьем, которое он бросал над рядами врагов. Таурин метнул нож, и этот клинок не пролетел над Тиром, но почему-то Руне почудилось, что это оружие принадлежит сейчас двум мирам, миру людей и миру богов.
Она почувствовала дуновение ветра, когда нож просвистел рядом с ней и впился Тиру в горло.
Всего мгновение назад северянке казалось, что на теле Тира нет ни одного участка кожи, не испещренного шрамами. Теперь же, за миг до того, как лезвие вошло в его плоть, Руна увидела, что шея врага была белой и гладкой, как у ребенка.
Хлынула теплая кровь. Послышался хрип, в горле у Тира заклокотало – возможно, он хотел что-то сказать, но не мог. Когда хрип утих, а тело Тира медленно осело на пол, Руна поняла, что норманн не собирался ничего говорить – он хотел в последний раз рассмеяться, не над ее смертью, так над своей собственной.
Гизела скорчилась точно так же, как и Тир. Взглянув на нее, Руна подумала, что принцесса мертва. Из ее тела вылилось еще больше крови, кожа сделалась восковой. Глаза были закрыты.
Это было жуткое зрелище, но Руне стало немного легче. Гизелу убило ее дитя, а не люди Адарика. Да, ее смерть была болезненной, но не насильственной.
