Дочь Голубых гор - Лливелин Морган (полные книги txt) 📗
– Я знаю о них все. Наша семья живет в одном доме. Всю свою жизнь я видела, как мужчины и женщины занимаются любовными играми.
– Одно дело – видеть, другое – испытать самой, Эпона. Ты можешь видеть, как я ем свиной окорок, но, если ты никогда не пробовала мяса, ты не можешь знать, каков он на вкус. Пока мужчина не войдет в тебя, ты не можешь ничего знать ни о любовных ласках, ни о мужчинах.
Покровительственный тон матери раздражал Эпону, но при этих ее словах на нее нахлынула волна необъяснимого смущения, она почувствовала, что вся пылает.
– Тогда расскажи мне о любовной игре, – попросила она почти шепотом.
– Все зависит от мужчины. Одни ведут себя, как свиньи, когда на них нападает охота; другие проявляют в любви такое же искусство, как играющие на лире певцы. Если ты будешь заниматься любовной игрой с искусным мужчиной, то научишься получать наслаждение и от его тела, и от своего собственного; если же ты не будешь получать такого наслаждения, по принятому у нас обычаю ты имеешь право найти себе другого мужчину, который будет удовлетворять тебя лучше, но только после того, как ты родишь своему первому мужу одного живого сына.
Эпона внимательно посмотрела на мать и спросила:
– Но как подобрать себе хорошего мужа?
– Дурочка! Ты принадлежишь к семье Туторикса; ты сможешь выбирать мужа среди лучших мужчин всех племен, обитающих в тридцати ночных переходах от Голубых гор.
Эпона отвернулась, поглядела в сторону площади.
– А если я не захочу выйти замуж за мужчину из другого племени? Если я захочу остаться здесь и выйду замуж за одного из кельтов?
Ригантона изумленно воскликнула:
– Это невозможно. Наши мужчины всегда приводят себе жен из отдаленных мест за горами, а женщины выходят замуж за мужчин других племен, таким путем мы устанавливаем дружественные отношения с этими племенами. Таков непреложный обычай, Эпона. Тут у тебя нет выбора.
«Нет, есть», – стиснув зубы, сказала про себя Эпона, устремив невидящий взгляд куда-то вдаль. Все ее мысли были сосредоточены на ней самой.
– Почему я не могу поступать по-своему? – допытывалась она. – Ведь кельтские женщины свободны? Так же свободны, как и мужчины? Как же мы можем считаться свободными, если вынуждены рабски повиноваться обычаю?
Ригантона уже привыкла к мятежным вспышкам негодования своей дочери, в которой узнавала саму себя. Но, разумеется, терпеть такие выходки было нельзя.
– Как ты знаешь, обычай – наша защита, Эпона, – напомнила она девушке. – Он никого не порабощает. Обычай определяет все наши поступки, а истолковывают его для нас друиды, они лучше нас чувствуют его пределы, через которые мы не должны переступать. Иногда, правда, в них вносятся кое-какие изменения, но это священное дело друидов, а не наше. Главное – строго блюсти закон, не допускать его нарушений. Никогда! Друиды предостерегают, что всякие нарушения обычая делают нас жертвами сил, с которыми даже они не могут справиться. Но почему ты завела этот разговор, дочка? Тебе нравится какой-нибудь кельт?
– Гоиббан, – потупившись, шепнула Эпона.
– Кузнец? Ну что ж, твой выбор похвален. Но это, конечно, невозможно. Когда настанет час выбирать среди тех, кто принесет дары, не забывай о своем высоком положении. Женщина такого происхождения, как ты, может принадлежать только лучшему из лучших… Да, чуть было не забыла сказать тебе одну очень важную вещь. По нашему обычаю, девушка должна хранить целомудрие до замужества; но потом, в некоторых случаях, она может завести себе другого возлюбленного, при одном, однако, условии: он должен занимать равное или более высокое положение, чем ее муж. Послушай меня, Эпона. Пусть твой избранник будет самым отважным и умным мужчиной, а твои дети такими, чтобы ими могла гордиться мужнина семья. Если какой-нибудь певец споет о том, что ты завела себе возлюбленного низкого происхождения, твоему мужу будет нанесено несмываемое оскорбление. – Она скривила рот. – Исключением могут быть только мужнины братья, если у них нет своих жен и они домогаются тебя. Но, может быть, тебе повезет…
И тут Эпона задала вопрос, который терзал ее с самого детства.
– Как, по-твоему, иметь своим возлюбленным Кернунноса – везение?
Ригантона отодвинулась и посмотрела на нее с изумлением.
– Как ты можешь это помнить? Ведь ты была тогда совсем крохой. – Она была поражена, что даже теперь, по истечении многих лет, при одном воспоминании о встречах с жрецом по спине у нее пробежали мурашки. «Он взял меня против моей воли, – вздрогнув, припомнила она. – Своими руками, как звериными лапами, он разрывал мое тело… Страшно даже подумать, что он вытворял… самое большое наслаждение он получал, когда я кричала».
Эпона увидела, что ее мать побелела словно снег, и впервые увидела ее без привычно гордого выражения лица – это потрясло ее до глубины души.
– Однажды, когда ты пошла с ним в лес, я последовала за вами, – сказала Эпона. – Я всегда… ужасно боялась его и, наверно, хоть я и была совсем маленькой, очень за тебя тревожилась. Но когда я услышала твой крик, я убежала.
Ригантона сидела как каменная.
– Я порвала со жрецом много лет назад, – сказала она каким-то чужим голосом. – Когда-то я считала великой честью разделить с ним любовное ложе. Я полагала, что Меняющий Обличье может делать то, чего не могут другие. – Она презрительно искривила губы. – В этом я, вероятно, была права, но теперь я очень сожалею об этой давнишней истории. Мне неприятно вспоминать, тем более говорить с тобой о ней. Но я извлекла из нее один ценный урок, который хочу тебе преподать. Любовные игры могут причинять не только удовольствие, но и боль, сильную боль. Есть многое, доставляющее куда большую радость, чем тело мужчины.
– И что же это?
– Когда ты родишь столько же детей, сколько и я, ты научишься ценить то, что приносит спокойствие, ничего от тебя не требуя. Истинное удовольствие, например, можно почерпнуть в золоте, янтаре и слоновой кости. Мне нравится смотреть на них, трогать их, нравится состояние, в котором я нахожусь, любуясь ими. Они вызывают у меня восхищение. Они никому не причиняют боль, никого не покидают. По утрам от них никогда не разит винным перегаром. Не ожидай слишком многого от мужчин, Эпона, и не теряй зря времени, вздыхая о тех, с кем ты все равно не сможешь делить ложе, как, например, о кузнеце Гоиббане. Возможно, он совсем не так хорош, как ты воображаешь. Люби лишь вещи, которые ты можешь считать и носить, Эпона, ибо они никогда не разочаруют тебя, все остальное – быстро проходящее. – И с долгим-долгим вздохом Ригантона повторила: – Люби лишь то, что ты можешь считать и носить.
Высказав эти наставления, мать надолго замолчала. Дочь не хотела вторгаться в ее размышления; она плюнула на кончики пальцев и собрала последние крошки хлеба, еще остававшиеся на влажной коже. Почувствовав, что молчание невыносимо затянулось, Ригантона обратилась к Эпоне с завершающим наставлением:
– Постарайся иметь как можно больше детей, чтобы умножить племя твоего мужа, – сказала она дочери. – Кто бы он ни был, он щедро вознаградит тебя за это. И следи хорошенько за своими зубами. Когда у тебя пойдут дети, они начнут выпадать. Если хочешь, чтобы они уцелели, обращайся за помощью к гутуитерам того племени, где ты будешь. Когда будешь выбирать себе мужа, смотри жениху в зубы: если плохие, не выходи замуж. У него будет дурно пахнуть изо рта. У Туторикса хоть зубы хорошие.
Это было все, что она могла сказать дочери. Жизнь – лучшая наставница, и все живущие открывают ее для себя заново. Будущее дочери не внушало ей никаких опасений и даже не очень интересовало. Не все лесные тропы ведут в одном направлении.
Выполнив свой долг, Ригантона встала.
– А теперь иди в пекарню, – сказала она. – Я видела, как Сирона только что ушла, значит, ее печь еще горячая. Подумай о том, что я тебе сказала, и помни, что тебе надо еще немного подрасти. Ты еще слишком мала и худа, чтобы заинтересовать мужчину.