Дочь Голубых гор - Лливелин Морган (полные книги txt) 📗
Она ушла, чтобы вернуться к своему ткацкому станку, к своей собственной жизни. Эпона проводила ее взглядом, пытаясь разобраться в появившихся запутанных мыслях и чувствах. Пожалуй, Ригантона права, она слишком костлява, как годовалый теленок; но пройдут еще лето и зима, и она так похорошеет, что Гоиббан просто не сможет ее не заметить. Обычай обычаем, а для такого важного человека, как кельтский кузнец, всегда могут сделать исключение, если он захочет жениться на женщине своего племени.
Да, так оно и будет. Ведь всю эту долгую темную зиму она пробродила в мечтах вместе с Гоиббаном, не может быть, чтобы эти мечты не сбылись.
Но пора идти в пекарню. Кругом слышались оживленные голоса женщин, мычание и блеяние скота, а из кузни доносились звонкие удары молота о наковальню. По ту сторону площадки, громко крича и хохоча, неистово носились Махка, Алатор и еще несколько ребят: они играли, ударяя по мячу палками.
Эпона еще раз поглядела на пекарню, подобрала подол своего длинного платья и побежала к ним.
– Эй, – крикнула он, – а ну-ка побежали, я вызываю вас на соревнование. Я могу обогнать любого из вас.
ГЛАВА 3
С наступлением лета у кузнеца, как и у всех, прибавилось времени для работы. По ночам он без сна лежал на своем глиняном ложе; в голову ему приходили все новые и новые замыслы, а его большие руки, лежавшие на одеяле, беспрестанно двигались, как бы воплощая эти замыслы. Железо было для него неиссякаемым источником вдохновения. Работа была священнодействием; отковывая молотом расплавленное внутреннее существо руды, он претворял в жизнь все задуманное.
Но работа с медью и бронзой не удовлетворяла его, а работа с золотом была слишком для него легка. Оно не оказывало никакого сопротивления его могучей силе, подчиняясь его желанию, точно слишком податливая, лишенная всякой воли женщина.
Единственным его желанием было победить самого неуступчивого противника, с каким ему приходилось сталкиваться. В прочности железа он находил нечто особенно для себя привлекательное; чтобы покорить звездный металл, надо было умело его обрабатывать, тщательно учитывая и его температуру, и ковкость. При малейшей ошибке он становился ломким, ни на что не пригодным. Между человеком и железом шло непрерывное состязание, и Гоиббан очень любил это состязание. Вот уже многие годы он не думал ни о чем другом, кроме этого.
Когда, зайдя в дом, Туторикс подробно расспросил его, чем он занимается, Гоиббан гордо провозгласил:
– У нас достаточно орудий труда и оружия для продажи в этом торговом сезоне.
– Больше того, что необходимо нам самим?
– Да, и у нас еще осталось кое-что от руды, которую прошлым летом ты выменял у Мобиорикса. Руда просто превосходная. Я делаю из нее кое-какие вещи, которые, возможно, особенно понравятся этрускам и иллирийцам: щипцы, ножницы, кухонные ножи, даже пару железных лемехов.
– В прошлом году греческие торговцы спрашивали, нет ли у нас железных изделий, – заметил Туторикс, избегая прямого вопроса.
Гоиббан погладил усы.
– У нас есть косы и зубила, я также учусь делать напильники для заточки инструмента и зубчатые ножи для резки дерева.
Туторикс задумчиво осмотрел кузню. В былые времена он с большим удовольствием занимался всякими торговыми сделками, основанными, с их стороны, на щедрости Соляной горы; его торговля с такими отдаленными племенами, как бойи, бельги и тревери, принесла ему большую славу среди членов племени. Его торговые успехи привлекли новых торговцев с востока и юга. Множество привезенных ими редкостных товаров привило кельтам вкус к золотым украшениям и красному вину, ко всяким дорогим вещам, которые привозят издалека, даже из страны греков.
Но в последнее время его силы убывали, хотя он никому в этом и не признавался. Ум терял прежнюю живость, и по временам, при заключении сделок, он уже не мог проявлять достаточную изворотливость и настойчивость. Поэтому он предпочитал теперь иметь дело со старыми знакомыми, которые продолжали относиться к нему с должным почтением.
Как, например, греки, которые нуждались в железном оружии.
– Достаточный ли у тебя запас кинжалов? – спросил он Гоиббана.
– Хватит на целое поколение.
– А таких мечей, как тот, что ты выковал для меня, с лезвием из двух слоев? Хоть оно и тонко, но очень прочно, его края не притупляются; такой хороший меч у меня впервые. Есть ли у тебя еще такие?
Лицо Гоиббана просияло, как лицо матери, которую спрашивают о ее любимом сыне.
– Второго такого меча ни у кого нет; с ним могут сравниться лишь те, которые я сделал с тех пор. С одного удара они могут разрубить бронзовый шлем.
– Греки заплатят за них дорого, – сказал Туторикс. – Говорят, что спартанские воины ведут войну с Мессенией; им понадобится хорошее оружие.
Гоиббан нахмурился.
– Ты хочешь продавать оружие другим племенам? По-моему, это не очень мудро.
Запрокинув голову, Туторикс свысока посмотрел на кузнеца.
– Боюсь, что тебя перехвалили, Гоиббан, поэтому ты вообразил, что можешь иметь свое мнение. Свое мнение могу иметь только я, я руковожу всеми воинами, и кому, как не мне, судить о подобных вещах, до тех пор пока племя не выберет себе другого вождя. Но, когда придет этот день, вместо меня выберут сына воина, а не ремесленника. Не забывай этого.
Туторикс и Гоиббан скрестили взгляды. Вождь племени был стар и чувствовал на себе бремя всей прожитой жизни. Кузнец же был крупнее и моложе, без единой морщины на лице. Глаза его полыхали голубым пламенем, как горн. Безрассудная храбрость, некогда отличавшая Туторикса, уже в значительной степени сменилась дальновидной осторожностью. Потушив в себе вспышку гнева, он добавил примирительным тоном:
– Приготовь для меня кое-какое оружие, чтобы я мог выяснить, есть ли на него спрос. Ты будешь щедро вознагражден и можешь быть уверен, что я не допущу, чтобы оно попало в руки наших возможных врагов… К тому же, как ты знаешь, греки уже имеют железное оружие: они знакомы со звездным металлом.
Гоиббан фыркнул.
– У них слишком ломкий, куда хуже нашего металл, который они получают от ассирийцев или какого-то другого народа. Их мечи не сравнить с этими, потому что они не знают моего секрета.
– Мы сохраним этот секрет, а самые лучшие мечи оставим для себя, – заверил его Туторикс. – На то я и вождь.
Тем временем Эпона пыталась привыкнуть к своему новому положению в сложных хитросплетениях жизни. Моментами она с гордостью ощущала себя женщиной, ощущала знатность своего происхождения, и тогда она начинала ходить с особым достоинством, но затем – так чередуются яркий солнечный свет и лиловые тени на склонах гор, – ее настроение резко менялось, и она чувствовала себя совсем еще девочкой, играющей во взрослую женщину.
Она жадно прислушивалась к своему внутреннему голосу и испытывала облегчение каждый раз, когда он заговаривал с ней, но не словами, а разливаясь в крови какой-то особой интуицией, которая и повелевала ее телом. Она слышала голос старше самого времени:
«Иди этим, а не тем путем. Склонись перед этим камнем. Не ешь этого. Переверни чашу и погладь ее дно рукой, дабы почтить сделавшего ее горшечника; его дух наблюдает за тобой и будет доволен».
«Я поведу тебя, – сказал дух. – Слушай и следуй за мной. Я расскажу тебе, как ты должна жить в этой жизни».
Время было предвечернее, Эпона уже сделала свою долю работы и решила сходить в загоны для скота. Она любила бывать среди животных, чувствовала себя с ними, как с друзьями. От людей их отличало постоянство и предсказуемость нрава. Ей даже нравился витавший в загонах запах: смешанный запах корма и обильно унавоженной земли.
Большинство животных паслись далеко от поселка, на высоких горных лужайках, но кое-какие – те, в которых была постоянная нужда или которым требовался особенно тщательный уход, – содержались в загонах. Там обычно находились рабочие быки и купленные у киммерийцев коренастые пони, которых запрягали в легкие коляски, сделанные по киммерийскому образцу. Эти красиво украшенные резьбой коляски предназначались скорее для парадных выездов, чем для повседневного пользования. В большие, груженные солью телеги впрягали быков.
